Что это значит и как должны при таком обороте дела далее развиваться события? На этот вопрос ответ отчасти уже дан самими событиями. Не случайно, что русское наступление началось на юго-восточной части фронта. Здесь наиболее уязвимое (в военном отношении) и в то же время политически самое важное место того совокупного восточно-германского фронта, против которого оперирует Россия. Дальнейшее развитие войны с политической точки зрения, как она определяется интересами и России, и всей нашей коалиции, должно заключаться в полном выведении (тем или иным порядком) из строя Австро-Венгрии, как воюющей державы. Политически это возможно двумя способами: либо чисто-милитарным разрушением всей австро-венгерской державы путём доведения до конца направленных против неё военных операций, либо её отдельной от Германии капитуляцией перед державами согласия. Это есть в сущности вопрос о дальнейшей судьбе Венгрии и её соотношении с Германией. В настоящее время для Венгрии наступает критический момент, когда, вынудив отпадение двуединой монархии или, по крайней мере, отпав сама от Германии, она могла бы ещё, пожалуй, спастись от полного умаления и унижения, почти гибели. В настоящее время трудно, почти невозможно судить, в какой мере подобная решительная новая «ориентация» политики Венгрии психологически и военно-политически доступна тем или иным элементам этого государства, могущим взять в свои руки власть. Если такого внутреннего перелома в сфере восточногерманского фронта не произойдёт, то судьбы Австро-Венгрии будут решены соединённой силой оружия и экономического давления. Совершенно ясно, что в таком случае в разрешении австро-венгерского вопроса с определённого момента должна принять участие Румыния, ибо ведь и возможность отделения Венгрии от Германии определяется той угрозой, которую именно для Венгрии представляет положение Румынии в связи с её политическими ожиданиями и намерениями. Отделение Венгрии от Германии или вступление Румынии в противогерманскую коалицию, что гораздо более вероятно, будет означать ликвидацию балканского фронта. Ведь только с этой точки зрения для нас и для всей коалиции важно окончательное отделение Венгрии от Германии или равнозначащее с ним вступление Румынии в противогерманскую коалицию.
Непосредственно нас и союзников судьба Венгрии, как таковой, не интересует; Венгрия важна для нас, как союзница нашего главного врага и как «проходное пространство». Румыния же имеет для нас значение главным образом не как активный военный союзник, а тоже как «проходное пространство», доступ в которое приведёт к ликвидации балканского фронта. Вот почему в разные моменты войны ценность Румынии для противогерманской коалиции была и будет весьма различная.
С выведением из строя Австро-Венгрии, которое почти автоматически повлечёт за собой выведение из строя Болгарии и Турции, Германия из нападающей и наступающей стороны окончательно превратится в обороняющуюся. Этот перелом, как я уже указал выше, в военном отношении был предрешён приостановкой германского наступления на нашем фронте в сентябре 1915 г. Теперь только начинают назревать плоды этого неотвратимого перелома. Тут есть полное соответствие между чисто-военной областью и экономической. Окончательное выведение из строя германской периферии, т. е. Австро-Венгрии и Болгаро-Турции, будет завершением и экономического процесса, назревание которого уже давно обозначилось. Означая для Германии увеличение живой силы, присоединение этих экономически пассивных и дефицитных государств временно милитарно и далее отчасти экономически усиливало её более, чем ослабляло. Сейчас же, в момент, когда по существу Германия уже перешла к обороне, необходимость милитарно и экономически поддерживать своих союзников на всех их фронтах в конечном итоге только ослабляет Германию. Особенно важно это в экономическом отношении. Сокрушаемая милитарно, германская периферия в лице Австро-Венгрии и Болгаро-Турции быстро слабеет экономически, ещё быстрее, чем милитарно. И в том и в другом отношении германская периферия ослабеет гораздо раньше, чем сама Германия.
Так, в процессе войны разрушается находящаяся под германской эгидой «Средняя Европа». Создание этой «Средней Европы», совершившись тоже в самом процессе великого состязания государств и народов, с германской толки зрения, есть истинный мотив всей войны и даёт ей подлинный смысл. Война уничтожит этот грандиозный план германского империализма, который не мог быть осуществлён иначе, как в кровавой борьбе с пятью другими великими державами и ставил политическому и военному искусству невыполнимую по существу задачу.
Программа «Средней Европы», в обеих её версиях, как умеренной, превосходным образцом которой может служить известная книга бывшего священника, а ныне либерального депутата Науманна, «Mitteleuropa», так и более радикальной, самым любопытным образцом которой являются, вероятно, нашумевшие брошюры Винтерштеттена-Риттера «Berlin — Bagdad» (в моих руках 15-е издание этого вышедшего до войны произведения!) и «Nordkap — Bagdad» (вышло после войны), сводится к идее, лёгшей в основу войны, — идеи континентального, экономического и политического, расширения Германии. Орудием и участником этого расширения должна была явиться прежде всего, конечно, Австро-Венгрия.
На вовлечении Австро-Венгрии в орбиту наступательной германской великодержавной политики покоится вся эта программа. Война была лишь практическим приложением программы и основывалась на расчёте, что до вмешательства Англии и, пожалуй, независимо от него центральным империям удастся разгромить Россию и Францию.
Образование из Германии и Австро-Венгрии не простого союза, а какой-то сверхвеликой державы, могущей состязаться с такими государственными и национальными целыми, как Британская империя и Россия, дополняется в более радикальной версии «среднеевропейской программы» длительным привлечением к этой комбинации Турции, Болгарии (эти два государства в ходе войны примкнули к центральным империям, соблазнённые гипнозом германской силы и первоначальными успехами Германии), трёх северных стран (Швеции, Дании, Норвегии) и Румынии. Такое привлечение приблизительно уравнивает по численности население «Средней Европы» с населением России[513].
Идея «Средней Европы» в обеих её версиях есть порождение и выражение безнадёжной слабости центральных империй в предпринятом ими состязании. Из этой слабости они ищут спасения. А так как движущим мотивом войны были и остаются агрессивные задачи Германии, то для осуществления нападения с явно недостаточными по существу силами необходимо было, в начальный момент явного технического превосходства, по возможности раздвигать периферию борьбы. Вопреки утверждению германских политиков и публицистов, самый ход войны с полной ясностью обнаружил наступательную, а не оборонительную её природу со стороны Германии, и даже такой относительно умеренный политик, как Науманн, совершенно откровенно говорит, что, на основании будущего мира прийти к status quo ante bellum — означало бы для центральных империй, как великих держав, поражение и падение.
Самая идея «Средней Европы», — благовидное наименование для германской гегемонии, — заключала и заключает таким образом в себе угрозу для остального европейского мира, и ей должна быть противопоставлена программа раздела Австро-Венгрии, как политически необходимого и вполне осуществимого вывода из войны, преступно навязанной обеими центральными империями другим большим и малым государствам Европы. Сейчас вне этого решения не может быть просто даже окончания войны, как таковой. Напомним, что сама Германия в своих переговорах о том, как Австро-Венгрия могла бы удовлетворить Италию, встала на почву идеи раздела Австро-Венгрии. Теперь так же в сущности ставится вопрос и об участии Румынии.
Союз с Германией, которая на Ближнем Востоке взяла на себя ту роль по отношению к России, которую прежде играли Англия и Франция и отчасти — Австро-Венгрия, и сочетала эту для себя новую, но объективно старую задачу с борьбой против прежних противников России, Англии и Франции, неизбежно поставил многоплемённую и страдающую весьма слабым сцеплением частей Австро-Венгрию перед проблемой: самораздел при честном маклерстве Германии или раздел. Наличность в тылу Австро-Венгрии Румынии, которая, как самостоятельное государство, сложилась и существует вообще лишь благодаря тому, что за её спиной стояла и стоит Россия (иначе она давно была бы присоединена к Австро-Венгрии), вносит в эту проблему ещё одно осложнение, которое можно выразить словом: распад.
Ибо для того, чтобы спастись от произведённой в пользу Румынии ампутации, Венгрия имеет лишь одно действительное средство: отложиться от Австрии, т. е. изнутри разложить, или разделить Австро-Венгрию. Сейчас, как я говорил выше, мы подошли к поворотному моменту войны именно в этом смысле. Но и отпадение Венгрии будет не чем иным, как особым видом раздела Габсбургской монархии, вернее, прелюдией к этому разделу.
Совершенно не случайно а, наоборот, в высшей степени характерно для существа дела, что идеологи «Средней Европы» ещё до войны с полной ясностью сознавали, к чему должна вести защищаемая ими политика германского империализма с его ближневосточными замыслами.
Автор брошюры Berlin — Bagdad говорил, что «Германская империя должна самым официальным и категорическим образом выяснить Вене, что сейчас (это писалось в 1913 г.!) Австрия представляет для Германской империи не помощь и опору, а жизненную опасность наихудшего вида».
«Ибо вследствие враждебного отношения Румынии она не может достаточно защищать самое себя на южном фронте и беззащитна против России. В этом положении Германская империя не должна пребывать больше ни одного дня, если она не желает осудить себя на гибель. Поэтому венское правительство должно незамедлительно упорядочить управление и оборону монархии и, во всяком случае, сделать возможным союзничество Румынии. Для всего этого необходимо, чтобы по меньшей мере Галиция