— Государыня, да и шведы после смерти королевы Ульрики Элеоноры и по бездетству брата Её, видят в Карле Петере Ульрихе своего наследника, а значит им легче согласится с его царствием в Финляндии будет, чем с нашим, — увидев раздумья Елисаветы попытался додавить Бестужев.
Успокоил так успокоил. Не отдаст она Петра шведам. Но и русскую кровь зазря лить не надо.
'…Мы не имеем ни малейшего желания и намерения присваивать себе даже и шагу чужой земли, охотно дозволим и всячески содействовать будем, чтобы упомянутое Княжество Финляндское могло достичь своей цели, если пожелает освободиться от владычества Швеции, чтобы ему и впредь, как в настоящее время, чрез эгоистические виды нескольких лиц, не подвергаться опасностям губительной войны и первым бедствиям оной, и если оно захочет, как свободное и ни от кого не зависящее государство быть под собственным, избранным самими финляндцами правлением, пользуясь всеми к тому относящимися правами, привилегиями и льготами, которые, для их собственной пользы и твердого основания их независимости, будут ими признаны нужными и полезными, то Мы им, для защиты и охранения таковых их новых учреждений, во всех случаях, и когда только встретится нужда, Нашим войском усердно помогать будем, посылая им его, когда и сколько потребуется; а также и в прочих их просьбах, относящихся до всего могущего содействовать таковым их намерениям, с которыми они найдут нужным обратиться к Нам, обещаем охотно, и с милостивой благосклонностью, помогать и содействовать.
Таким образом, и чрез сие средство Финляндия, когда она вышеупомянутым путем будет иметь собственные законы и свой образ правления, сделается границею и преградою между русскими и шведскими границами, чрез что именно и уничтожатся все беспокойства и опасения, которые Швеции причиняет близкое соседство Русского Государства; почему и сама сия Корона, по справедливости, и если она действительно желает впредь сохранять дружбу и доброе согласие с Россией, не может найти ничего дурного в оном предложении.
Впрочем, Мы, с Нашей стороны, для большего удостоверения государственных чинов Княжества Финляндского в том, что Всемилостивейше данное Нами им обещание свято соблюдено и исполнено будет, готовы заверить его самыми формальными удостоверениями и положительными доказательствами, какие они только сами пожелают. Но, если же, вопреки всем справедливым ожиданиям, сие Наше доброе расположение и благое намерение не будет с готовностью принято Княжеством Финляндским, и жители оного, из неуместного упрямства, станут при настоящей войне враждебно действовать противу Нас и Наших войск, и будут чем бы то ни было помогать шведской армии, то Мы, хотя и противу Нашего желания и склонности, будем вынуждены приказать разорить эту страну огнем и мечом. О чем Мы, для надлежащего сведения и руководства, всех и каждого чрез сей Наш Манифест опубликовать приказали.
Дан в Москве 18-го марта 1742 года.
ЕЛИСАВЕТ'.
Императрица таки решилась и подписала «Манифест».
— Алексей Петрович, я сейчас напишу Ласси что для Финляндии это на шведском и финском напечатать надобно и распространить, — спокойно сказала Елисавета.
Бестужев поклонился.
— Но! До того о сем манифесте на Москве и в Санкт-Петербурге никому даже в иностранной коллегии знать не надобно!
Особенно Петру! Продолжила уже мысленно Императрицы.
Корона Финляндии может сильно вскружить ему голову.
Лишнее сие.
РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. МОСКВА. КРЕМЛЬ. 24 апреля (5 мая) 1742 года.
Вы когда-нибудь присутствовали на коронации? Нет, не по телевизору или через экран монитора, а вот так — лично? Едучи в кортеже карет коронуемой Императрицы?
Я вот никогда. Даже и не мечтал. Ну, не то, чтобы я мечтал, просто даже в мыслях не было. Что ж, коронация тётушки Лизы готовилась с совершеннейшим размахом в своей торжественности.
Полуразваленное скопление строений в Кремле даже слегка подмарафетили, украсили всякими еловыми ветками (ощущение, что половину какого-то леса изничтожили), цветами и прочей мишурой. Играла музыка. Было торжественно-парадно-весело.
Было ли весело мне? Не особо. У меня не отступали нахлынувшие тоска и апатия. Скучно и тоскливо. В Киле я себя утешал: «Ничего, брат, потерпи, Гольштиния — дыра. А в России развернёмся по полной!» И что? И где? Мне тут ничего не дают делать. В первую очередь моя распрекрасная тётушка. Таскает меня за собой повсюду, как собачку кучерявую. Не обед, так праздник. Не праздник, так ужин. Не присутствие в церкви на богослужении, так охота. Визиты, ассамблеи, богомолья всякие… Мне в храме всегда выделают отдельное место, сегодня вот даже оборудовали его. Что б «еретик» не перепутал. «Размоливают» они его что ли?
Если это филиал тоскливого ада, то я как раз в нём. Если с Петербургом считать, то третий уже месяц.
Даже толком поработать над вопросом открытия в будущем Московского университета мне не дали. Не ко времени. Война и всё такое прочее. Ну, я не унываю, прожекты пишу, и об университете, и о всяких доступных сейчас новациях. Под разговоры о «храме науки» вырваться в полезные места хоть удалось. Тоже в основном встречи и приёмы. Но, соратников и меценатов будущего Университета как-то же искать надо? Местные светские львы и львицы, конечно, мне со всем вниманием. Но, пока готовы беседовать со мной только «о погоде». Недели две как понял, что с купечества бы начать надо.
Вот как учиться без продукции бумажной фабрики Андрея фон Амстеля? Он и сам увеличить производство заинтересован. В долю бы войти. Но, тётушка пока не особо щедра. Выдала тысячу рублей на меня Бергхольцу. Остальное сама обеспечивает. После коронации Ей о невыплаченном матушкином приданном напомнить надо. Она добрая будет — может и срастётся.
Пока скромно вошел своим луидором в дело к вдове Авдотье Матвеевне Аникеевой. У неё пороховой заводик на Клязьме. Дал пару дельных советов. России пороха нужны не меньше, чем мне деньги. Так что за свой луидор, добрый совет и Имя, получил десятую долю предприятия! Жаль хозяйка уже стара, а по молодости видно была статная.
На Клязьме и в здешнем Подмосковье много мануфактур. Пороховые, «лосиные», шелкопрядильные, парусные, полотняные, просто ткацкие… Делают уже даже скипидар. На заводе этом я у купца Томилина не был, но само наличие хоть такой химической промышленности радует. У всех у них забота «в приводе», все станки или ручные или на «водной тяге». Оттого по рекам заводы и строят. Но с этим я им подсоблю. Не в убыток себе. А вот денег на Университет пока не собрать. Им философов с юристами и медиками из своей мошны учить «не надобно». Но коммерческую и механические школы думаю потом помогут отрыть.
Пока же «на образование» только заводчиц-пороховщиков и подписал. Ту же Аникееву, да Пороховщикову. Дамы о школах при заводах подумают… В Гостевой же и Суконных сотнях даже разговора такого заводить не стал. Видно, было что не готово к нему купечество московское. Эх уральских заводчиков подключать надо! Без тётки видно не сдвинуть эту ношу никак.
Москве нужен Университет! Уже вчера!
Впрочем, я лукавлю. Нет даже в первом приближении преподавательских кадров для университета, ведь ВУЗ — это не только дворники, сторожа и истопники. Кадров толком и в Санкт-Петербурге нет. Такое всякое. Половина академиков — научное отребье и неудачники, которые не смогли устроиться в европейских университетах (прости Господи) и отправились в далёкую холодную страшную Россию за длинным золотым рублём.
С золотом, кстати, в России сейчас очень плохо. Казна пуста. Война и всякие коронации — это вам не фунт изюму скушать. Очень дорого. Какие уж тут новые университеты… Зато корону и скипетр с державой тётушке новую справили. Мантия Её и платье золотом вышиты, резьба на каретах тоже золотая. На потехи до висюльки с украшательствами всегда здесь золото есть. Ничего! Придет время — поправим сие.
А ведь не нашли ещё в России ещё собственных месторождений золота. Если мне не изменяет память, то на родном мне Урале первое золото найдут случайно и аж в 1745 году. Крестьянин какой-то найдет, не помню его фамилию.
В общем, всё скверно. И в Империи, и у меня лично. Греет сердце только письмо от Лины. Хорошее, тёплое письмо. Всё больше о науке и изысканиях, но письмо было достаточно личным, не только как коллеге по науке. В том числе расспрашивала о моих путевых заметках, впечатления о России, как мне тут, то, сё. Сложилось у меня впечатление, что она уже Россию примеряет на себя. Ну, дай-то Бог, как говорится.
Пока же у меня в части наук только личные «успехи». Сдал я здешний ОГЭ. Прости, Господи! В марте ещё прислала ко мне тётушка Якова Яковлевича Штелина. Этот русский шваб и академик меня по русской и мировой истории аттестовал. Ну, как аттестовал? Имели мы с ним длительную беседу. Был доволен, и я им, и он мной. Только в нумерах Царей Иванов и Василиев я немного сплоховал. Считают они их как-то тут по-другому.
За Штелиным, знакомый мой Христофор Гольдбах меня экзаменовал. По математике и естественным наукам. Очень трудно было не ляпнуть лишнего. Про то что физика здесь заканчивается на биноме Ньютона я знаю, а вот про формулу Виета, про корни многочлена не зря ли я вспомнил? Гольдбах правда не удивился и не восхитился. Прокатило в общем.
Перед Пасхой пришлось мне уже держать ответ перед иеромонахом Симеоном. Замечательный собеседник! Подискутировали немного о вере, объяснил он мне как себя в православном храме вести. Я хоть век разменял, и в Киле по этой части меня учили, но много нового узнал! Век такой, что эти познания и умения будут мне точно полезны. Симеон Фёдорович Теодоровский, до пострига, в Киеве и в Галле учился, меня в латинском и русском проверял. Тут, конечно, я «сдал не на пятёрку». Но в целом мой наставник был доволен. Ходят «их преподобие» со мной на православные службы, иногда языком российским (так уж тут его называют) со мной занимается. Отец Симон уже должен быть в Успенском соборе. Рядом с моим «особым местом», что б я в случае чего не опростоволосился.