онага, обмазали дегтем, обсыпали пухом и привязали к коню, которого пустили вскачь сквозь заросли. Когда конь донес Мазепу до ворот дома, молодой человек был так истерзан, что собственная челядь едва его признала. Претерпевшему подобное унижение Мазепе не было места в обществе польской шляхты, и он нашел прибежище там, где всегда искали его изгои общества, – среди казаков.
Тогдашний гетман сразу обратил внимание на молодого человека, который был умен и храбр, бегло говорил по-польски, по-русски, по-немецки и по-латыни. Мазепа быстро делал карьеру – стал ротмистром гетманской стражи, а затем генеральным писарем. В эти годы он ездил на левый, русский, берег Днепра с поручениями от правобережного гетмана к тамошним казакам, а также побывал с дипломатической миссией в Стамбуле. Возвращаясь из Турции, он был захвачен запорожцами, в то время приверженными царю Алексею, и отправлен в Москву для розыска. Допрашивал его не кто иной, как друг и сановник царя – Артамон Матвеев, которого Мазепа сумел расположить к себе и убедить в своей преданности интересам России. Мазепа был обласкан, удостоен аудиенции у царя и отправлен обратно на Украину. В годы правления царевны Софьи образованность Мазепы и его умение держаться очаровали князя Василия Голицына, как прежде Матвеева. В 1687 году гетман Самойлович был отрешен от должности, став козлом отпущения за неудачу крымского похода Голицына, и любимец царевны посодействовал Мазепе сделаться его преемником.
В целом правление Мазепы протекало безоблачно. Он хорошо усвоил самое главное правило – всегда стоять на той стороне, которая взяла верх в Москве. По прошествии двух лет после провозглашения гетманом Мазепа ухитрился удивительно точно и своевременно выбрать верную линию поведения на завершающем этапе противоборства между Софьей и Петром. В июне 1689 года он отправился в Москву в намерении выказать свою верность Софье и Голицыну, но по прибытии быстро смекнул, что Петр, несомненно, одолевает, и тут же поспешил в Троицу – заявить о своей приверженности юному царю. Среди заметных персон государства Мазепа перешел на сторону Петра одним из последних, но вскоре сумел добиться расположения и доверия государя, очаровав его живостью манер и занятностью разговора. Против гетмана выдвигались обвинения, распускались порочившие его слухи, но ничто не могло поколебать его положения, и он оставался среди высочайших сановников государства. Одним из первых он был удостоен ордена Св. Андрея Первозванного, и по просьбе Петра Август наградил его польским орденом Белого Орла.
Но, несмотря на полное доверие со стороны царя, гетман находился в весьма непростом положении. Зависимость от Москвы вызывала негодование многих казаков, которые к тому же сами раскололись на новую местную шляхту, завладевшую бывшими имениями польских помещиков, и рядовых казаков, вовсе не обрадованных появлением новых панов. Они мечтали о вольной казацкой жизни на манер Запорожской Сечи. Там, за днепровскими порогами, казаки жили по обычаям отцов и дедов, и их пример не давал покоя мятежным душам. С другой стороны, украинских землевладельцев и горожан не прельщала казацкая вольница – они стремились к мирной жизни, спокойной торговле и процветанию. В итоге простые казаки поносили гетмана, утверждая, что он стал царским холопом, тогда как зажиточные землевладельцы и горожане требовали, чтобы он навел порядок и утихомирил смутьянов.
Мазепа, шляхтич по происхождению, с польским образованием и светскими манерами, естественно, склонялся к интересам землевладельцев и в течение ряда лет умудрялся успешно сочетать их с интересами Москвы, конечно же не забывая и о своих собственных. За годы правления Мазепа приобрел огромные богатства и власть и даже возмечтал, чтобы выборный гетманский пост сделать наследственным. Верноподданность царю и Москве стала краеугольным камнем политики Мазепы, но в глубине души он желал того же, что и его народ, – независимости Украины. Уния с Россией лежала на Украине нелегким бременем, многократно усиливавшимся за долгие годы войны. Росли поборы, на казацких землях возводились крепости, и в них размещались московские гарнизоны. Царь беспрестанно требовал продовольствия и подвод, и нескончаемые обозы тянулись по украинским степям к опорным пунктам российских войск. Царские офицеры набирали в украинских селах рекрутов – кого волей, а кого и неволей. Казаки жаловались, что русские грабят их дома, забирают припасы, насилуют их жен и дочерей. Во всех этих бесчинствах, так же как и в непомерно возросших аппетитах Москвы, народ винил гетмана. А тому и самому опостылело во всем угождать царю и опасаться зависти и ревности его ближних людей, пуще всего Меншикова, который был не прочь унизить Мазепу и, по слухам, сам хотел сделаться гетманом. Да и прозападная политика Петра смущала и тревожила гетмана, консервативного до мозга костей, когда речь шла о религии и традициях.
Но в водовороте политических течений, окруженный действительными и мнимыми врагами, Мазепа удерживал власть благодаря покровительству Петра. В конце концов, пока он поддерживал Петра, тот, в свою очередь, поддерживал его самого, а от этого зависело, быть или не быть казацкому гетману. За годы правления Украиной Мазепа явил Петру немало доказательств своей верности – в частности, сумел удержать запорожцев от выступления на помощь Булавину, чем заслужил полное и безоговорочное доверие Петра. Время от времени царю доносили, что гетман плетет заговоры, состоит в переписке со Станиславом и даже с самим Карлом, но Петр и слышать ни о чем не желал, считая все эти наветы происками врагов Мазепы, верного ему гетмана.
В действительности же эти обвинения были небезосновательны. Мазепа всегда стремился оставаться на стороне победителя. Каково придется казакам и ему самому, размышлял Мазепа, если Карл пойдет на Москву и низложит Петра, а гетман не успеет вовремя отречься от царя? Если Карл посадит на русский трон нового царя, как он уже посадил Станислава на польский престол, не захочет ли он подыскать и нового гетмана для Украины? Зато, если Мазепа вовремя заявит о своей лояльности шведскому королю, победа Карла может открыть путь к созданию самостоятельной казацкой державы с наследственным гетманом во главе.
Чтобы не упустить случай, Мазепа почти три года поддерживал тайные сношения с врагами Петра. Правда, поначалу он отклонил было все предложения искавшего подходы к нему Станислава. В 1705 году он отослал к Петру закованного в кандалы посланца польского короля и с негодованием писал: «И я, гетман, верный Вашего Царского Величества, подданный по должности обещанию моему, на Божественном Евангелии утвержденному, как отцу и брату Вашему служил, так ныне и Вам истинно работаю, и как до сего времени аки столп неколебимый и ахи адамант несокрушимый пребывал, так и сию малую службинку повергаю под монаршеские стопы».
Пока Карл был далеко, верность Мазепы Петру была тверда. Но по мере приближения слывшего непобедимым войска Карла в душе Мазепы нарастало возбуждение и беспокойство. Подобно почти всей Европе, он не сомневался в том, что, коль скоро шведский король замыслил разбить царя, крах Петра неминуем. Но выразить поддержку Карлу раньше времени значило для Мазепы навлечь на Украину вторжение русских войск, что могло бы закончиться крахом для него самого.
Весной 1708 года колоритная натура гетмана едва не довела его до беды. Мазепа умел завоевывать расположение женщин так же легко, как и дружбу мужчин. Всю жизнь за ним следовала слава сердцееда. Он и в шестьдесят три года оставался пылким и влюбчивым и завел роман с собственной крестницей, прекрасной казачкой Матреной Кочубей, которая тоже самозабвенно полюбила его. Мазепа предложил жениться на ней, но родители с негодованием отказали, и отчаявшаяся девушка убежала из дому к гетману. Мазепа отослал Матрену к родителям со словами: «Сама знаешь, як я сердечно шалене люблю: еще никого на свете не любил так. Мое б то щастье и радость, чтоб нехай ехала, да жила у мене», – но церковь не дозволяла жениться на крестнице, да и удерживать девушку у себя против воли ее родителей Мазепа не хотел. Отец Матрены, генеральный судья Кочубей, пришел в ужас и ярость, считая, что дочь его была похищена и опозорена. Он задумал отомстить гетману и, прослышав о том, что Мазепа плетет интриги с поляками и шведами, в начале марта 1708 года донес об этом Петру. Но царь продолжал верить своему гетману, и попытка Кочубея бросить тень на Мазепу лишь разгневала государя, который усмотрел в ней стремление перед лицом иноземного нашествия возмутить спокойствие на Украине. Мазепе царь написал, что никаким наговорам не верит, и твердо решил положить им конец. Кочубей был арестован, подвергнут допросу и, поскольку не смог подтвердить свои обвинения неопровержимыми доказательствами, выдан Мазепе. К облегчению гетмана и к ужасу Матрены, 14 июля 1708 года Кочубей был обезглавлен.
Именно в это время Мазепа окончательно решился связать свою судьбу со шведами. Карл обещал ему, что по мере возможности будет держаться за пределами Украины и не превратит казацкие земли в поля сражений, но гарантировать независимость Украины, чего так жаждал Мазепа, не спешил. Карл не хотел задевать ни казаков, ни поляков. Польша по-прежнему претендовала на восточную Украину, и Карл вовсе не собирался охлаждать энтузиазм одного союзника, отдавая предпочтение интересам другого.
С казнью Кочубея слухи о сношениях гетмана с неприятелем не прекратились, и, чтобы разобраться во всем, царь призвал Мазепу к себе. Гетман ехать не боялся – он был убежден в том, что сумеет уверить царя в своей невиновности, – но предпочитал выжидать, пока не станет ясен исход войны. Если окажется, что одолевает Петр, соглашение со шведами можно без шума предать забвению. Поэтому Мазепа тянул время, отговариваясь тяжелым недугом. Для пущей убедительности он принял царского гонца, лежа на «смертном одре», и даже призвал священника, чтобы получить последнее причастие. Одновременно Мазепа отправил послания и Петру, и Карлу, уверяя обоих в своей преданности и каждого прося о помощи.