И хотя подобное высшее правительственное учреждение создавалось впервые и по своей бюрократической сути коренным образом отличалось от Боярский думы и «Консилии», оно все же несло на себе многие черты старой, архаичной организации управления, характерной для системы центральных учреждений – приказов. Покончить со следами архаизма, построить новый бюрократический аппарат, соответствующий созданному режиму неограниченной личной власти самодержца, – вот что стало очередной задачей Петра в области внутренней политики накануне завершения Северной войны.
На дорогах войны: от Нарвы к Полтаве
Экономические, военные, административные и иные преобразования, так поспешно, даже лихорадочно проводившиеся Петром сразу же после нарвского поражения, должны были дать свои плоды на поле боя. Иначе их смысл терялся. Но судьба войны решалась не только количеством пушек и ядер, провианта и рекрутов, и даже денег. Война – это и успех длинных переходов, и бесценный опыт быстротечных кавалерийских стычек и долгих осад. Война – это многолетний поединок талантов полководцев, гибкости дипломатов, это – испытание стойкости солдат и верности союзников. Война – это и случай, бегущая мимо фортуна, которую нельзя упустить. Все это довелось испытать Петру в течение тех девяти лет, которые разделяли «нарвскую конфузию» и «полтавскую викторию».
Сразу после Нарвы наиболее остро обозначилась проблема взаимоотношений с единственным оставшимся союзником. Петр стремился во что бы то ни стало сохранить союзные отношения с Августом и не допустить выхода Саксонии из войны, – в одиночку бороться с Карлом было крайне опасно. Кроме того, отправляясь в феврале 1701 года в Биржи (Биржай) на свидание с Августом, он рассчитывал втянуть в войну и Речь Посполитую, которая с недоверием посматривала на внешнеполитические авантюры своего нового короля и враждебно относилась к Петру – его незадачливому союзнику. Петру удалось добиться своей главной цели: Август подписал 26 февраля 1701 года договор. Однако он предусматривал значительные жертвы со стороны России во имя сохранения союзных отношений: Петр обещал предоставить в полное распоряжение Августа 15—20 тысяч солдат и 100 тысяч рублей, а также гарантировал передачу Польше Эстляндии и Лифляндии.
Итак, союзники решили продолжать прерванные неудачами военные действия в намеченных заранее районах: Россия – в Ингрии и Карелии, а саксонцы – в Лифляндии и Эстляндии. Однако свой план Августу осуществить не удалось. Карл XII, перезимовав в Дерпте и получив подкрепление из Швеции, двинулся к Риге и 27 июня 1701 года разбил саксонские войска фельдмаршала Штенау, которым пришлось покинуть Лифляндию. Русский вспомогательный корпус А. И. Репнина помощи союзнику не оказал и тоже отступил к Пскову – главной квартире русской армии.
И вот здесь, в потоке навсегда ушедших в прошлое событий мы можем не заметить поворота, мимо которого промчался пресловутый локомотив истории. Одержав блестящую победу под Нарвой и Ригой, Карл, таким образом, полностью выполнил свою задачу – изгнал неприятеля из прибалтийских владений шведской короны. И тут перед ним, несомненно, возникла дилемма: или двигаться на Псков, вслед за Репниным, чтобы добить Петра и принудить его к миру, или повернуть в Польшу – вслед за Августом. Если бы Карл избрал первый вариант, Петр оказался бы в очень сложном, если не сказать в драматическом, положении перед лицом 25-тысячной армии шведов. Но Карл двинулся в Польшу. Думаю, что в выборе направления Карл исходил из простой логики бойца, сражающегося на два фронта и решившего вначале победить наиболее сильного и поэтому опасного противника, а потом уж взяться за слабейшего. Нельзя сбрасывать со счета и два других фактора: первый – сильная личная неприязнь Карла к роскошествующему, коварному и беспринципному Августу, второй – необходимость дальнейшего расширения и укрепления Шведской империи. Но для успеха в войне на польской земле нужно было, по мнению Карла, свергнуть Августа, однако сначала предстояло победить его. Именно для этого Карл летом 1701 года перешел свой Рубикон и двинул полки не на Псков, а по дороге на Вильно. Этот шаг не был случаен: в Великом Литовском княжестве – части Речи Посполитой – было много явных и скрытых противников Августа II, не принимавших его как польского короля, равно как и его политику союза с Россией.
Карл XII при переправе через Днепр. Гравюра А. Зубчанинова с картины Седерштрома.
Решительность Карла встревожила и саксонцев, и поляков. Они пытались вступить с Карлом в переговоры, но тщетно. Август прибег к самому сильному, по его мнению, средству для достижения договоренности (конечно, в этот момент он мало думал о верности соглашению в Биржах) – отправил в лагерь Карла XII свою любовницу – графиню Марию Аврору Кёнигсмарк, необыкновенную красавицу, обладавшую к тому же таким умом, что даже ироничный Вольтер считал ее самой выдающейся женщиной XVII и XVIII веков. Очаровав потомка викингов, Мария Аврора должна была склонить его к миру. Но король не смог оценить ее достоинств, ибо попросту не захотел видеться с графиней. Делегацию польского сейма он принял и прямо заявил, что не желает говорить о мире, пока Август будет польским королем.
Польша оказалась перед выбором: либо принять условия шведов, либо защищать свою независимость и встать на сторону Августа. И опять, как это часто бывало в польской истории, в час испытаний она не оказалась единой. Как написал бы романист прошлого века, Польша «вновь вверглась в пучину усобиц».
Август стал все чаще смотреть на север, где не умолкая гремели пушки – это Петр усваивал первые уроки той школы, которую он «закончит» лишь спустя 21 год. Следует отметить, что в начале Северной войны Петр и в политике, и в военных действиях сильно зависел от своего союзника – Августа – и не предпринимал без его согласия сколь-нибудь серьезных действий. Напомним: само «нарвское» начало войны было очевидной данью союзническим отношениям, ибо согласно первоначальному договору с Саксонией районом действий России должны были стать Ингрия и Карелия, а не Нарва – эстляндская крепость. Впоследствии, вспоминая начало войны, Петр писал: «Мы склонились, по неотступным побуждениям министра его (Августа. – Е. А.) генерала Ланга, осадить Нарву в неспособное время, при конце осени, в том единственном намерении, чтоб сделать диверсию и привлечь неприятельское оружие против нас». Такой же характер диверсий носили и военные действия 1701—1702 годов. Русские войска, имея базой Псков, осуществляли «промыслы» – рейды против стоявшей в южной Эстонии группировки генерала В. А. Шлиппенбаха. Целью рейдов было разорение Эстляндии и Лифляндии – базы шведской армии (уничтожение жилья, посевов, угон скота, людей), а также уничтожение живой силы противника в навязанных ему сражениях.
О начале «промыслов» в Лифляндии в «Журнале» Петра Великого мы читаем: «В том же 1701 году посланными ото Пскова партиями неприятелю гораздо докучали и землю Лифляндскую разоряли (понеже более опасались наступления от неприятеля, нежели сами наступали) между которыми партиями и сия нарочитая учинена. Сентября в 4 день генерал Шереметев посылал изо Пскова сына своего Михаила Шереметева, который, переправясь за реку Выбовку (Выханду. – Е. А.) у Ряпиной мызы (Ряпина. – Е. А.), нашел неприятелей 600 человек под командою майора Розена и оных побил и вышеописанного майора, до 80 человек солдат, 3 штандарта и две пушки с аммунициею и с довольным числом мелкаго ружья и обоз взял, и никто из неприятелей не ушел, кроме одного прапорщика».
Еще более впечатляющ был «поиск» под самим Дерптом, в 50 верстах от которого, у деревни Эрестфер, сам Шереметев атаковал Шлиппенбаха и 1 января 1702 года нанес ему поражение, как и позже, летом, при мызе Гуммельсгоф (Хуммули). Успешно действовал и Яков Римский-Корсаков, который с четырьмя тысячами солдат истребил шведский отряд в двести человек при мызе Ревке (Рыуге). В это же время Петр Апраксин нанес несколько чувствительных поражений группе генерала Кронгиорта, оставленной контролировать Ингрию и Карелию. В августе 1702 года Шереметев взял «на акорд» (по соглашению) крепость Мариенбург (Алуксне) в южной Лифляндии. Во время сдачи этой крепости произошел, согласно записи «Журнала» Петра Великого, такой инцидент: «Комендант майор Тиль да два капитана вышли в наш обоз для отдания города по акорду, по которому акорду наши в город пошли, а городские жители стали выходить вон; в то же время от артиллерии капитан Вулф да штик-юнкер, вшед в пороховой погреб (куда штик-юнкер и жену свою неволею с собою взял), и порох зажгли, где сами себя подорвали, от чего много их и наших побито, за что как гарнизон, так и жители по договору не отпущены, но взяты в полон».
К этому добавим, что среди мирных жителей, поголовно объявленных рабами в тот злополучный день, была и Марта Скавронская – будущая императрица Екатерина I. Опять мимо нас промелькнула историческая развилка: что если бы цитата из «Журнала» начиналась так: «Комендант майор Тиль да три капитана вышли в наш обоз для отдания города по акорду…» – то есть капитан Вулф не осуществил бы свою безумную затею, а вышел бы в русский обоз вместе с комендантом, крепость осталась невредима, мирные жители не стали бы добычей солдат, а ушли в Ригу и, возможно, дальше – в Швецию? Судьба Марты, конечно, была бы другой. А была бы другой судьба России после Петра?
Борис Петрович Шереметев. С гравированного портрета П.Антипьева.
«Промысловый» характер войны в 1701—1702 годах имел большое значение для армии Петра. Были одержаны первые, хотя и весьма скромные, победы. Они были важны для подъема морального духа войск, крепко помнивших злосчастную Нарву. Кроме того, была разорена Лифляндия – эта богатейшая житница Швеции. «Сверх сих побед, – пишет жизнеописатель Петра Иван Голиков, – нерегулярныя наши войска поделали в Лифляндии великия разорения: они по одной рижской дороге пожгли мыз и деревень более 600, и многое число побрано скота и всякого имущества». Не приходится сомневаться, что мирное население Лифляндии и Эстляндии испытало все ужасы военного нашествия. В сентябре 1702 года Петр, подводя итоги действиям Шереметева, писал Ф. М. Апраксину: «Борис Петрович в Лифляндах гостил изрядно, довольно и взял нарочитых 2, да малых 6 городов, а имянно: Смелтин, Ракоборк, Лаюс, Адзель, Дербин, Трикат, да Волмер и Мариенберх (ныне – Смилтене, Раквере, Лайузе, Атзели, Дзербенс, Триката, Валмиера, Алуксне. –