В Лейдене Петр нанес визит прославленному доктору Бургаве, который был помимо всего прочего хранителем известного ботанического сада. Бургаве, преподававший анатомию, спросил Петра, в какое время тот желает прийти к нему на лекцию. Царь отвечал, что придет в шесть часов на следующее утро. Он побывал и в анатомическом театре Бургаве, где на столе лежало тело с раскрытыми мышцами. Петр его с увлечением рассматривал, когда услышал, что кое-кто из его брезгливых соотечественников шепотом высказывает отвращение к мертвому телу. К ужасу голландцев, взбешенный царь велел провинившимся подойти к трупу, наклониться и зубами рвать мускулы.
В Дельфте он посетил знаменитого натуралиста Антони ван Левенгука, изобретателя микроскопа. Петр провел в беседе с ним больше двух часов и смотрел в чудесный инструмент, с помощью которого Левенгук открыл существование сперматозоидов и изучал кровообращение у рыб.
В свободные дни в Амстердаме Петр бродил пешком по городу, глядя, как мимо него спешат горожане, с грохотом едут по мостам кареты, тысячи лодок проплывают по каналам. В базарные дни царь отправлялся на огромный рынок под открытым небом, Ботермаркет, где прямо посреди площади или в аркадах лежали груды всевозможных товаров. Остановившись подле женщины, покупавшей сыры, или купца, выбиравшего картину, Петр все наблюдал и все запоминал. Особенно он любил смотреть на уличных артистов, выступавших перед толпой. Увидав как-то раз знаменитого клоуна, который жонглировал, стоя на бочке, Петр вышел из толпы и стал уговаривать его поехать с ним в Россию. Жонглер отказался по той причине, что имел слишком большой успех в Амстердаме. На рынке царь был свидетелем того, как бродячий зубодер удалял зубы при помощи столь нетрадиционных инструментов, как ложка и кончик шпаги. Петр пожелал овладеть этим инструментом и постиг достаточно для того, чтобы упражняться на своих слугах. Он также научился чинить одежду, а от сапожника узнал, как сшить себе пару башмаков. Зимой небо сделалось совсем серое, Амстел и каналы замерзли, и Петр видел, как женщины в меховой и вязаной одежде, мужчины и мальчики в длинных плащах и шарфах проносились мимо на коньках с загнутыми носами. А всего приятнее, как он обнаружил, было посидеть в тепле – в пивной или трактире, – отдохнуть душой в кругу голландских и русских друзей.
Глядя на процветание Голландии, Петр не мог не спрашивать себя, почему же его собственный народ, располагая бескрайними степями и лесами, способен лишь кое-как прокормиться, в то время как здесь, в Амстердаме, с его верфями, складами и лесом мачт, накоплено больше конвертируемых богатств, чем на всех российских просторах. Петр знал, что одна из причин преуспевания заключалась в торговле, меркантилизме, наличии торгового флота, и решил, не жалея сил, добиваться, чтобы все это появилось в России. Другой причиной была религиозная терпимость голландцев. Международной торговле не могла бы благоприятствовать атмосфера узких догм и предрассудков, поэтому протестантская Голландия отличалась самой широкой веротерпимостью среди всех стран тогдашней Европы. Именно в Голландию бежали инакомыслящие из кальвинистской Англии Якова I, чтобы десяток лет спустя уже оттуда взять курс на Плимутскую бухту у берегов Нового Света. Туда же, в Голландию, тысячами стекались французские гугеноты после того, как Людовик XIV отменил Нантский эдикт. В течение всего XVII века Голландия служила не только коммерческим центром Европы, но также ее научной и творческой лабораторией. И когда голландцы яростно сопротивлялись притязаниям католической Франции Людовика XIV, они в равной мере боролись за свое торговое превосходство и свои религиозные свободы. Петра очень привлекала эта обстановка веротерпимости. Он посетил немало протестантских церквей в Голландии и подолгу расспрашивал пасторов.
Лишь одна блистательная грань голландской культуры XVII века его не слишком занимала. Это была новая замечательная живопись великих мастеров голландской школы – Рембрандта, Вермеера, Франса Хальса и их современников и последователей. Петр накупил картин и привез их в Россию, но это не были работы Рембрандта или другие шедевры, сравнимые с теми, что позже приобретала Екатерина Великая. Он выбирал картины с кораблями и морем.
Глава 15Принц Оранский
В мире, где царили хищнические законы, Голландия не могла бы ни создать, ни удержать богатство и могущество, если бы не вела постоянной борьбы. В результате этой борьбы в XVI веке родилась республика и протестантские провинции Северных Нидерландов освободились от хватки своего испанского хозяина, Филиппа II. В 1559 году они наконец обрели независимость. Все свое умение и упорство голландцы вложили в создание собственной морской державы, которая смогла разгромить испанских адмиралов, завладела торговыми путями Испании во всех океанах мира и заложила основу голландской колониальной империи. Но по мере того, как республика набиралась сил и богатела, она возбуждала все большую зависть и разжигала аппетиты двух самых могущественных своих соседей, Англии и Франции. Англичанам не давала покоя почти единоличная монополия Голландии в европейской торговле: и при Кромвеле, и при Карле II они не прекращали враждебных действий, что привело к трем англо-голландским морским войнам. В ходе второй из этих войн брат короля, герцог Йоркский (впоследствии король Яков II), во главе английской эскадры захватил в Америке голландскую колонию – Новый Амстердам, – а поселение на оконечности острова Манхэттен назвал в свою честь Нью-Йорком. Позже голландцы отплатили дерзким рейдом вверх по устью Темзы – ворвались в главную базу британского флота в Чатеме, сожгли четыре линейных корабля, стоявших на якоре, и ушли, ведя на буксире гордость королевского флота, судно «Ройял Чарльз». В этих войнах, где лицом к лицу столкнулись две нации мореплавателей, голландцы не просто сохранили свои позиции. Под началом прославленных адмиралов Тромпа и де Рейтера они на своих небольших боевых кораблях с закругленными носами так храбро и искусно сражались с более крупными и тяжелыми судами англичан, что вошли в историю как единственная нация, которой удавалось систематически брать верх над британским флотом[61].
Против Англии Голландия воевала на морях и в колониях. Но подлинно смертельная опасность грозила Соединенным провинциям с суши, со стороны всесильного соседа – Франции. Приближенные Людовика в Версале считали, что своими успехами крохотная протестантская республика оскорбляет величие Франции, нагло унижает ее веру, а главное – становится уже помехой и соперником в торговле. Король, его министр финансов Кольбер и военный министр Лувуа были едины в стремлении сокрушить зарвавшихся выскочек-голландцев. В 1672 году французская армия, самая многочисленная и боеспособная в Западной Европе, под водительством самого Короля-Солнце хлынула через Рейн и наводнила страну: французы уже видели шпили Амстердама. Голландии пришел конец – вернее, пришел бы, не появись на исторической сцене один из самых выдающихся деятелей XVII столетия, Вильгельм Оранский.
Вильгельм, принц Оранский и одновременно – штатгальтер (наместник) Голландии и Соединенных Нидерландов, а затем еще и английский король Вильгельм III, был едва ли не самой яркой фигурой из всех политиков, с которыми довелось встретиться Петру. В жизни Вильгельма произошли два поразительных события, если не сказать два чуда, которые определили его судьбу. Ему был двадцать один год, когда непобедимая французская армия захлестнула половину Голландии и на него возложили верховное военное командование и политическую власть с тем, чтобы он отразил агрессора. И Вильгельму это удалось. Через пятнадцать лет тридцатишестилетний Вильгельм, не выпустивший из рук голландских титулов и полномочий, возглавил первое со времен Вильгельма Завоевателя успешное вторжение в Англию.
Природа была немилостива к Вильгельму Оранскому, наделив его хрупким сложением, необычайно малым ростом и слегка искривленным позвоночником, отчего принц сильно горбился. Худое, смуглое лицо, черные глаза, длинный с горбинкой нос, полные губы и густые черные локоны придавали его облику что-то итальянское или испанское, но никак не голландское. И на самом деле, голландской крови в жилах Вильгельма было мало. Он был отпрыском весьма любопытного европейского рода: история этого правящего дома переплелась с борьбой Нидерландов за независимость, в то время как их наследственное владение, Оранж, лежало на сотни миль южнее – во Франции, в долине Роны, всего в нескольких милях к северу от Авиньона. Со времен Вильгельма Молчаливого, который в XVI веке возглавил сопротивление голландцев Испании, Оранский дом в дни опасности снабжал республику выборными правителями-штатгальтерами. Род был достаточно знатен, чтобы претендовать на родство с королевскими династиями, и добрая половина предков Вильгельма происходила из Стюартов. Английский король Карл I приходился ему дедом, мать была английской принцессой, а двое ее братьев, то есть дяди Вильгельма, Карл II и Яков II, также занимали английский престол.
Вильгельм стал главою Оранского дома с момента рождения, поскольку отец его неделей раньше умер от оспы. Ребенка растила бабка. Он страдал тяжелой астмой и в детстве был одиноким, хилым и несчастным. В Голландии в то время должность штатгальтера никем не была занята, а у власти находилась купеческая олигархия, во главе которой стояли братья Ян и Корнелис де Витт, верившие, что, проводя взвешенную, умиротворяющую политику, они сумеют сдерживать аппетиты Людовика XIV. Затем, в 1672 году (в год рождения Петра), наступил первый перелом в жизни Вильгельма. Той весной Лувуа предоставил в распоряжение Людовика великолепную новую стодесятитысячную французскую армию, стянутую к северной границе, в Шарлеруа. Людовик, прибывший туда, чтобы собственной персоной возглавить сокрушительный удар по протестантской республике, не предвидел больших затруднений. «С таким эскортом можно спокойно отправляться в