Когда наконец собрался мирный конгресс в Карловице под Веной, Возницын настаивал на том, чтобы представители союзных держав не шли на заключение мира, пока требования России не будут полностью удовлетворены. Но у других стран были свои интересы, и они перевесили. Австрийцы уже добились возвращения себе всей Трансильвании и большей части Венгрии. Венеция должна была сохранить свои завоевания в Далмации и на побережье Эгейского моря, а Польша – некоторые районы к северу от Карпат. Английский посол в Константинополе, получивший инструкцию приложить все возможные посреднические усилия ради достижения мира, чтобы высвободить Австрию для предстоящей борьбы с Францией, уговаривал измотанных турок не скупиться на уступки. Те нехотя согласились уступить России Азов, но наотрез отказались расставаться с теми землями, которые, как Керчь, не были у них фактически отвоеваны. Возницын, оказавшийся в одиночестве и не поддержанный союзниками, мог только не соглашаться подписать общий договор. Зная, что Петр пока не в состоянии в одиночку атаковать турок, он предложил им заключить перемирие на два года. За это время царь мог бы подготовиться к серьезным наступательным операциям. Турки приняли предложение. В письме к Петру Возницын высказал идею воспользоваться перемирием, чтобы отправить посла прямо в Константинополь. Там посол мог бы попробовать путем переговоров достичь того, чего Россия до сих пор не могла и, казалось, вряд ли смогла бы в будущем добиться военной силой.
Все это случилось зимой 1698–1699 года, когда Петр строил свой флот в Воронеже. Теперь флот стоял наготове в Таганроге, но из-за перемирия с Турцией применить его в деле было невозможно. Поэтому Петр решил принять предложение Возницына. Он назначил Емельяна Украинцева, убеленного сединами руководителя Посольского приказа, чрезвычайным послом и велел ему ехать в Константинополь и вырабатывать условия мира с Турцией. И в этих планах нашлось скромное место для русского флота: его отрядили сопровождать посла до Керчи, откуда посол должен был проследовать в турецкую столицу на самом большом и красивом из новых петровских кораблей.
5 августа двенадцать русских судов – все под началом иностранцев, кроме фрегата, где шкипером был Петр Михайлов, – вышли из Таганрога в сторону Керченского пролива. Турецкого пашу – командира крепости, пушки которой простреливали пролив между Азовским и Черным морями, – застали врасплох. В один прекрасный день он услышал салют корабельных орудий и, кинувшись к крепостному парапету, увидел русскую эскадру у себя под стенами. Петр потребовал, чтобы через пролив пропустили единственный русский корабль, сорокашестипушечный фрегат «Крепость», следовавший в Константинополь с царским послом на борту. Паша расчехлил было орудия и отказался пропустить «Крепость» на том основании, что не получал соответствующих указаний из столицы. Петр пригрозил в таком случае прорваться силой – и тут как раз к его военным судам присоединились галеры, бригантины и барки с солдатами на борту. Через десять дней паша уступил, но поставил условием, что русский фрегат будут сопровождать четыре турецких корабля. Царь повернул назад, а «Крепость» прошла Керченским проливом. Когда она вышла в Черное море, ее капитан-голландец ван Памбург поднял все паруса и скоро оставил за горизонтом турецкий эскорт.
Это была историческая минута: впервые русский военный корабль под флагом московского царя свободно плыл по Черному морю. На закате 13 сентября русский корабль показался у входа в Босфор. Константинополь был удивлен и потрясен. Однако султан повел себя с достоинством. Он направил Украинцеву приветствие и поздравления и выслал шлюпки, чтобы доставить посла и спутников на берег. Но посол не пожелал покинуть корабль и просил разрешения войти на нем в Босфор и прибыть прямо в город. Султан согласился, и «Крепость» поплыла по Босфору и наконец бросила якорь в бухте Золотой Рог, прямо напротив султанского дворца на мысе Сарайбурну, перед носом у избранника Аллаха. Девять веков минуло со времен расцвета великой христианской Византийской империи, и за все это время под стенами Константинополя не приставал ни один русский корабль.
Турки смотрели на «Крепость», не веря своим глазам, не только из-за неожиданного появления русского фрегата, но и из-за его размеров. Они не могли взять в толк, как удалось построить такое большое судно на мелководном Дону; впрочем, их несколько успокоили собственные кораблестроители, предположившие, что русское судно, скорее всего, плоскодонное и потому в открытом море будет неустойчиво при пушечной стрельбе.
Принимали Украинцева пышно. Несколько высших должностных лиц ожидали его на пристани, ему подвели великолепного коня и препроводили в роскошную приморскую виллу для гостей. Затем, в соответствии с распоряжением Петра как можно нагляднее продемонстрировать новоявленную военно-морскую мощь России, «Крепость» открыли для посетителей. К ней подплывали сотни лодок, и на борту кишели толпы людей всех сословий. Наконец явился и сам султан со свитой турецких капитанов, которые подробнейшим образом осмотрели корабль.
Пребывание посольства проходило спокойно, хотя не знавший меры капитан-голландец однажды едва не погубил и самого себя, и вообще всю дипломатическую миссию. Он принимал на борту знакомых англичан и голландцев, и пирушка затянулась за полночь. Затем, отправляя гостей на берег, он вздумал дать в их честь холостой залп из всех сорока шести орудий. Пальба прямо под стенами дворца перебудила весь город, включая и султана, который подумал, что это сигнал для всего русского флота к началу нападения с моря. Наутро рассерженные турецкие власти приказали захватить фрегат и арестовать капитана, но ван Памбург пригрозил взорвать судно, как только первый турецкий солдат ступит на палубу. В конце концов, после многих извинений и обещаний больше не допускать подобных проступков, инцидент удалось загладить.
Тем временем, впрочем, турки вовсе не спешили уладить дела с Украинцевым. До самого ноября, целых три месяца с приезда русского посла в Константинополь, они оттягивали начало переговоров. Затем Украинцеву пришлось провести двадцать три заседания со своими османскими партнерами, пока наконец в июне 1700 года был достигнут какой-то компромисс. Поначалу Петр питал большие надежды. Он рассчитывал сохранить за собой Азов и крепости в низовьях Днепра, то есть опорные пункты, уже завоеванные русской армией. Он добивался свободы торгового (не военного) судоходства по Черному морю. Он просил султана запретить крымскому хану набеги на Украину и лишить его права взимать с Москвы ежегодную дань. Наконец, он хотел, чтобы в Порте находился постоянно аккредитованный посол России, поскольку Британия, Франция и другие державы уже имели здесь свои представительства, и чтобы православное духовенство пользовалось особыми привилегиями в Иерусалиме, у Гроба Господня.
Турки месяцами уклонялись от определенных ответов, так как из-за мельчайших деталей будущего соглашения возникали пререкания, споры и задержки. Украинцев почуял, что другие дипломатические представители в Константинополе – австрийцы, венецианцы, англичане, не говоря о французах, вознамерились всячески препятствовать его миссии, чтобы не допустить слишком тесного сближения России и Османской империи. «От послов цесарского, английского, венецианского, – жаловался Украинцев в донесении Петру, – помощи мне никакой нет, и не только помощи, не присылают даже никаких известий. Послы английский и голландский во всем держат крепко турецкую сторону, и больше хотят всякого добра туркам, нежели тебе, великому государю; завидуют, ненавидят то, что у тебя завелось корабельное строение и плавание под Азов и у Архангельска; думают, что от этого будет им в их морской торговле помешка». Крымский хан и того пуще жаждал помешать соглашению. «Царь, – писал он султану, своему хозяину, – разрушает старинные обычаи и веру своего народа. Он все переиначивает на немецкий манер и создает мощную армию и флот, тем самым всем досаждая. Рано или поздно он погибнет от рук своих же подданных».
В одном вопросе турки и сами держались непреклонно и не нуждались в подстрекательстве со стороны западноевропейских послов или татарских князьков: они наотрез отказали Петру открыть доступ в Черное море для каких бы то ни было русских судов. «Черное море и его побережье подвластно одному турецкому султану, – сказали они Украинцеву. – С незапамятных времен ни один чужой корабль не входил в его воды и не войдет никогда… Оттоманская Порта охраняет Черное море, как чистую, непорочную девицу, коснуться которой не смеет никто, и султан скорее позволит посторонним вступить в свой гарем, чем согласится на то, чтобы иностранные суда плавали по Черному морю». В общем, сопротивление турок оказалось слишком упорным. Войну они в целом проиграли, но сейчас, имея дело с одной Россией, стояли на своем и ничего не уступали сверх уже понесенных ими потерь. Петру не терпелось завершить переговоры, потому что на севере, на Балтике, перед ним открывались более заманчивые возможности. Заключенное в итоге соглашение, именуемое Константинопольским мирным договором, означало, в сущности, не окончательный мир, а тридцатилетнее перемирие, которое не сняло никаких претензий, оставило открытыми все вопросы и предполагало, что по его истечении, если перемирие не будет продлено, война возобновится.
Условия его представляли собой некий компромисс. Россия получила Азов и полосу длиной в десять дневных переходов от его стен. Однако крепости в низовьях Днепра согласились срыть, а земли вернуть в турецкое владение, Через всю Украину с востока на запад протягивалась ненаселенная и по идее демилитаризованная зона, отделяющая земли крымских татар от петровских владений. От претензий на Керчь и на доступ в Черное море русские отказались заранее.
В отношении статей договора, не касавшихся территориальных проблем, Украинцев добился более крупных успехов. Турки дали неофициальное обещание облегчить православным христианам доступ в Иерусалим. Отказ Петра впредь платить дань крымскому хану был принят. Это привело в ярость тогдашнего хана, Девлет-Гирея, но застарелый источник раздражения наконец был уничтожен, и более к этому вопросу не возвращались даже после ра