Ошарашенно обозрев этот «натюрморт», я вместе со стулом резко подался назад.
— Кхм… знаете, мэм, я лучше по стадиону пару лишних кругов наверну!
Женщина словно бы с укоризной покачала головой:
— Петра, канмусу практически не устают.
— Ну значит пару сотен!
Примечание к части
Чуть другой взгляд на Глубинных
Часть (интерлюдия III)
Дно океана — извечная тьма, чудовищное давление и холод. Место, которое никогда не видело солнечного света, место, казалось бы самой природой не приспособленное для жизни. Но именно здесь вырос прекрасный цветок.
Вцепившийся в занесенные песком останки авианосца, он ломал паутиной корней проржавевшие переборки, вытягивая из них не только металл, но и чувства людей, оставшихся в ушедшем на дно корабле навсегда. Последние вздохи захлебнувшихся в заливаемых водой отсеках; невыносимую боль заживо сгоревших в яростном пламени авиационного бензина; отчаяние истекших кровью на полу изрешечённых осколками боевых постов… Впитывая этот жуткий коктейль, цветок рос, наливался силой, пока не пришла пора и угольно-чёрные лепестки не раскрылись, обнажая содержимое.
В глубине распустившегося бутона спал… ребенок. Девочка. Её можно было бы принять за обычную девчушку лет двенадцати, если бы не молочно-белая кожа и не выглядывающие из-под белоснежных волос рожки в виде четырёхгранных пирамидок из чёрного металла.
Почувствовав течение воды, девочка проснулась, сладко зевнула, продемонстрировав нечеловечески острые зубки, и, распахнув глаза, в глубине которых плясало багрово-алое пламя, озадаченно огляделась.
— Хоп-по?
Словно в ответ на её зов из сгустившейся тьмы выплыла тварь, больше всего похожая на ожившее воплощение ночного кошмара — будто бы неведомый хирург взял тело акулы-людоеда, безжалостно искромсал, попытавшись вылепить из него человека, но на полдороге охладел к своей затее. Чудовище подплыло вплотную, протягивая к девочке перевитую вздувшимися мышцами руку… И та, ничуть не испугавшись, поднялась на ноги, бестрепетно ступив на ладонь, не уступающую размерами ковшу экскаватора. Спокойно взобралась на спину монстра, устроилась там, повертела головой, словно к чему-то прислушиваясь и, хлопнув ладошкой по бугристой шкуре, приказала:
— Хоппо!
***
Ведущая небольшую стаю Глубинных старшая особь, в которой опытный человек без труда узнал бы линкор Ta-класса, буквально излучала довольство пополам с беспокойством — прошедшая охота выдалась на редкость удачной, желудки стаи полны, а одна из носильщиц несёт в своём мешке редкую добычу. Именно эта добыча и была источником беспокойства Ведущей — до родных вод далеко, а если другие Дети Океана почувствуют её запах — драки не миновать.
Внезапно вся стая остановилась, словно налетев на невидимую стену и, с минуту покрутившись на месте, на полной скорости понеслась совсем в другую сторону. Напасть, убить, съесть… простые инстинкты, управлявшие даже старшими особями, разом обесценились, подавленные куда более сильными — в толще воды звучали отголоски Песни химе, новорожденная Принцесса Глубины сообщала миру о своём появлении, — и теперь стая торопилась на Зов.
***
Стоя в полосе прибоя, у самой кромки берега, девочка с интересом оглядывала свои будущие владения. Источенный десятками пещер остров с пульсирующим в глубине Тёмным Источником, окруженная рифами бухта…
Довольно кивнув, она мысленно потянулась туда, в глубину, где трепетало ясно ощущаемое облачко Тьмы, шевельнула ладонью, словно зачерпывая из колодца горсть чистой, холодной воды… и в небесах над островом закружилась чёрная воронка, стягивая пепельно-серые облака в непроницаемую пелену.
Вот, теперь совсем хорошо.
Совершенно человеческим жестом отряхнув ладошки, девочка обернулась к барражирующей неподалёку стае, покосилась на лежащий у её ног кокон, перевела взгляд на робко дожидающуюся реакции на своё подношение Ведущую… И возвышавшаяся над ней почти на полметра глубинница под этим взглядом съёжилась, пригибая голову и стремясь стать как можно меньше ростом. Разорвавшая в своё время немало конкуренток ради права возглавлять стаю, сейчас она больше всего походила на испуганного щенка, и хвост не поджимала лишь за отсутствием такового.
«Кто ты?» — воля химе рухнула на неё, как многотонная глыба льда.
Ведущая жалобно заскулила не в силах ответить на вопрос. Кто она? Старшая… Глава стаи… Но ведь химе это и без того известно.
Девочка наморщила лоб, подняла руку к прическе, задумчиво потерев выступающую из волос пирамидку, улыбнулась, и указала на неё пальцем: «Та… Шир».
Ведущая поражённо замерла.
Та-Шир… значение, символ, нота в Песне химе, принадлежащая только ей!
Она послала в ответ волну восторга, обожания, готовности служить… и одновременно изогнула губы в неумелой попытке повторить вслед за химе движение мимических мышц для обозначения радости.
Благосклонно кивнув, девочка обратила, наконец, внимание на кокон. Провела по поверхности ладонью, и составлявшая его основу паутина рассыпалась, выбросив на песок толстого человека в изорванном деловом костюме.
Оглядевшись по сторонам безумным взглядом, человек заметил девочку, тонко взвизгнул, и попытался отползти от неё, извиваясь всем телом, словно червяк, и лихорадочно причитая:
— Стойте, стойте, не надо! Я могу… могу быть полезен… могу привести вам других людей! Даже детей! Много! Сколько угодно! Я инспектор…
Яростно зашипев, ТаШир буквально вылетела из воды, ударом ладони пригвоздив его к песку, и угрожающе зарычала в искажённое ужасом лицо.
Девочка, которой хождение по земле явно не доставляло никакого удовольствия, всё же сделала несколько шагов, присела на корточки рядом с надёжно зафиксированным человеком, и задумчиво нахмурилась.
Затем, медленно провела пальчиками по его животу, с интересом наблюдая, как под её бритвенно-острыми коготками кожа пленника расходится, словно под скальпелем вивисектора, а выступившие капли крови собираются в алые дорожки… Мягко улыбнулась.
Человек завыл. Тоскливо и обречённо.
***
Насытившаяся химе дремала, свернувшись в клубок на нагревшемся за день камне, а вот ТаШир было не до сна. Она перебирала воспоминания. Начиная с самых первых, когда инстинкт привёл её, безмозглую личинку, к Источнику, где она, закуклившись, впала в спячку. Затем, было пробуждение уже старшей, безумный, раздирающий естество голод, яростная схватка с другими «новорожденными», опьяняющий вкус чужой крови… Но всё это сейчас медленно погружалось на самое дно памяти. А на замену выходило нечто новое.
Устроившись у ложа своей Принцессы и чувствуя, как аура химе обволакивает её, пробуждая неизвестные доселе чувства и желания, ТаШир впервые в жизни была счастлива — в её существовании наконец-то появился смысл.
Часть 22
«Иди… ко мне…»
Плывущая во тьме мелодия звала, обещала, угрожала… От этих звуков хотелось забиться в самый дальний угол, стуча от страха зубами, и в то же время броситься им навстречу, срывая с себя последнюю одежду. Ужас… ледяной, колючий, парализующий. И обещание… жаркое, обволакивающее, будоражащее.
Вскинувшись, я рывком сел на кровати, жадно хватая пересохшими губами воздух и бессмысленно таращась на тёмный квадрат окна…
Тьфу, ты, сон. Всего лишь чёртов сон.
Услышав справа сдавленный всхлип, резко обернулся, обнаружив, что Харуна так же сидит на постели и, тяжело дыша, кутается в одеяло.
— Хару? Ты… тоже это слышала?
Японка подняла голову, уставившись на меня расширенными зрачками, в глубине которых до сих пор плескались отголоски ночного кошмара, и судорожно дёрнула подбородком:
— Мрак, холод, песня… Словно кто-то зовёт.
— Угу… — согласился я, зябко передернув плечами. — Вот только кто?
— Не знаю, — Харуна поёжилась, натягивая одеяло на голову. — И знать не хочу.
М-да, если уж без меры педантичная японка, готовая часами рыться в справочниках ради любой, самой мелкой детали, знать не хочет… это о чём-то говорит.
Внезапно за окном вспыхнули прожектора, и над Школой повис заунывный вой сирены.
— Твою ж мать, а тревога-то не учебная, — прошипел я, соскакивая с кровати и хватая сложенный на стуле спортивный костюм.
Лихорадочно одевающаяся рядом Харуна лишь молча кивнула.
Едва натянув кроссовки, я вывалился в коридор, попав в полный хаос: выскакивающие из комнат полуодетые девчонки, визг, вопли, испуганные возгласы… И, судя по возгласам, чёртов кошмар посетил не только нас с Харуной.
Но не успел я поделиться своим наблюдением с соседкой, как к нам на этаж нагрянул мастер-сержант, зло рыча:
— Строиться! Бегом! Бегом! Флагманам и командирам дивизионов собрать личный состав!
От его воплей вбитые за время учёбы рефлексы включились сами собой, а броуновское движение полуодетых девиц на глазах обрело упорядоченность. Ну в самом деле, какая к чёрту паника, когда у тебя над ухом инструктор рычит?
Ссыпавшись по лестнице на второй этаж, где находились спальни мелких, я на мгновение замер, крутя головой и пытаясь сориентироваться.
Во-первых, народу здесь было куда больше, поскольку эсминцы и лёгкие крейсера квартировали в кубриках на восемь-двенадцать девчонок; а во-вторых, гвалт стоял такой, что собравшихся на лестничной площадке инструкторов было практически не слышно. Вообще, со стороны это, наверное, выглядело забавно — здоровенные мужики, чертыхаясь, топчутся у входа, не решаясь зайти в коридор, где хнычут, пищат и роятся маленькие девочки. Но на деле смешного мало. Это в армейской казарме сержант может влезть в толпу новобранцев, чтобы матом и пинками порядок навести, а здесь… Человека, что сейчас сунется к перепуганной малышне, потом со стен соскребать придётся.
Пару секунд в растерянности покрутив головой, я по какому-то наитию перешёл на внутреннюю связь, транслируя сигнал: «Внимание! Сбор на рейде!». Собственно, транслировать можно было что угодно, — «телепатия» канмусу на суше работает отвратительно, — тут важен был скорее командный тон старшей по рангу Девы.