Просто из всей речи Жабы именно данный факт показался мне самым волнительным. Странно, что только мне. Трудовик наш — товарищ с изюминкой.
Наверное, директриса и правда слишком переживает за интервью, раз у нее отключились инстинкт самосохранения и мозг одновременно.
Потому что Александра Ивановна прекрасно знает трудовика. Он в трезвом-то виде способен выдавать удивительные вещи, а если Олег Петрович принял «лекарство» для хорошего настроения, то его вообще может пробить на какие-нибудь истории, и эти истории зачастую отличаются крайне своеобразным юмором. Как в тот раз, с песней Пугачевой. Любит он особо тонко юморить. Директрисе данный факт известен.
— Да… Оставила. Он там стол… Стулья… — Несвязно ответила Жаба, продолжая пялиться мутным взглядом куда-то вдаль. В следующую секунду директриса решительно тряхнула головой и вроде даже стала выглядеть адекватно. — Так! Все. Петров, дуй в актовый зал, я за Деевой.
Александра Ивановна подтолкнула меня в спину, сама шустро рванула вниз. Мы-то с ней уже добрались до четвёртого этажа, где, собственно говоря, находилось нужное помещение, а Наташка пошла к кабинету биологии, чтоб попасть на следующий урок.
Кабинет биологии — на первом этаже, и Александре Ивановне нужно теперь бежать обратно. Учитывая, что ради приезда журналистов из газеты она нацепила туфли на каблуке, задача эта не из простых. Попробуй на «копытах» скакать вверх, а потом снова бежать вниз, чтоб вернуться опять на четвертый этаж. Героическая женщина.
Я посмотрел вслед умчавщейся Жабе, покачал головой и пошел к актовому залу, который уже маячили вдалеке.
— И что⁈ Что, я тебя спрашиваю, случилось с культурой⁈ Ты записывай, записывай…
Голос трудовика услышал, как только оказался рядом с дверьми. Причём, даже из-за закрытых створок звучал он отчетливо и ясно. Получается, Олег Петрович уже перешел к стадии «народного артиста». А еще получается, что представление в самом разгаре.
Ну… Хотя бы про культуру… Обрадовался было я. Однако, радость моя была недолгой.
— А культура пития, скажу тебе, это — одна из самых важных культур. Вот сейчас у нас борьба с пьянством, да? Но разве ж оно нам враг? Ты пойми, человеку необходимо расслабиться после тяжёлой рабочей недели. Прийти домой, налить рюмочку да и хряпнуть. Вот, к примеру, был у меня товарищ, майор КГБ…
Трудовик только успел произнести эту фразу, как в зале послышался грохот, будто кто-то упал или со стула, или вместе со столом. Видимо, три заветные буквы, а вернее, их сочетание, способствовало данному событию.
— Да ты чего? Куда? — Голос Олега Петровича стал обеспокоенным. Но совсем не по той причине, как могло показаться. — Аккуратнее надо. Сядь и пиши. Тебе такого никто не расскажет. Так вот… Товарищ майор… Он служил в Германии и жил в гарнизонном городке. Пять долгих лет томился на немецкой чужбине, скучая по родным березам и жигулевскому пиву. Наконец, товарищ мой, приняв на грудь в два раза больше положенной полулитры шнапса, совершил какой-то секретный подвиг. По слухам, подрался в пабе с местными камрадами. Командование оценило мужественный поступок и наградило его досрочной высылкой из Германии. Но не это главное. История моя не о том. Самым большим достоинством в моем товарище был богатый духовный мир, утонченность вкуса и непревзойденная манера сводить любую светскую беседу к выпивке…
В этот момент я понял, надо что-то делать. Иначе директрису точно удар хватит, когда она узнает, что тут нес трудовик.
Только протянул руку, собираясь толкнуть двери, как Олега Петровича перебил незнакомый мужской голос:
— Все это очень замечательно и интересно. Хотя подобных историй хотелось бы избежать. Петров, что конкретно вы можете сказать о Ромове? Это ведь машина главного инженера авиационного завода едва не задавила девочку?
Вот тут я офигел дважды. Во-первых, с каких это пор трудовик стал счастливым обладателем фамилии Петров? К тому же, даже в горячечном бреду его никак не перепутаешь с семикласником. Получается, серьёзные дяди в костюмах не знают, с кем им надо разговаривать? Вернее, не знают, что Петров — это ученик?
Во-вторых, об отце Никиты они спросили несколько странно для корреспондентов газеты. Манера говорить у невидимого журналиста скорее напоминала ментовской стиль. Типа, что вы можете сказать об убитом, гражданин сосед? Из этого разряда. Конечно, может из двоих сотрудников районного периодического издания тот, который высказался в данный момент, является поклонником жёсткого стиля общения, но, честно говоря, сомневаюсь в правдоподобности подобной версии.
Глава 13
— Я тебя… Я вас, Олег Петрович… Я вам…ну… Ты… Олег Петрович…
Жаба сидела за своим директорским столом в своём директорском кабинете, занимаясь крайне важным, ответственным делом. Она с трудом пыталась подобрать более-менее приличные слова.
Я и Деева стояли, как два столба, упорно отводя взгляд в сторону. Старались не пялиться на директрису с трудовиком, которые в данный момент являлись живым воплощением сцены из мелодрамы следующего содержания:«Я тебе верила, а ты…»
Естественно, мы с Наташкой чувствовали себя лишними на этом празднике жизни, но не решались вставить свои пять копеек, чтоб попроситься уйти. Состояние, в котором пребывала Александра Ивановна даже Деева оценила, как особо опасное. То есть, в любой другой ситуации Наташка уже непременно поинтересовалась бы, можно ли отправится на уроки? Тем более, перемена подходила к концу и вот-вот должен был прозвенеть звонок.
Нам с Деевой грозила перспектива пропустить еще один урок. Меня данный факт, естественно, не огорчал, а вот Наташку должен бы. Однако староста стояла молча. Даже ногой или рукой старалась не шевелить. Я, соответственно, вел себя точно так же.
Просто нас, как бы еще не отпустили из директорского кабинета, но складывалось ощущение, что исключительно по причине увлечённости персоной трудовика. Александра Ивановна настолько была впечатлена случившимся, что про меня и Наташку она словно забыла. Ее взгляд был устремлен на Олега Петровича. В этом взгляде, скажу я вам, была такая гамма эмоций и чувств, что любой психоаналитик расплакался, бы от счастья.
— Что ж ты… Вы… — Директриса зашла на новый круг. Цель была та же. Подобрать приличные слова для выражения эмоций.
Однако, судя по тому, что уже около пяти минут у нее кроме «Олега Петровича» и каких-то невразумительный обрывков ничего не получалось, приличные слова никак не подбирались.
— Вы… Ты… Вы зачем это устроили? — Наконец, выдала директриса.
— Дык кто ж виноват, если они обознались. — С совершенно невинным выражением лица сообщил трудовик.
Честно говоря, после ответа Олега Петровича, мне показалось, что Жаба сорвется. Ее руки сжались в кулаки, а лицо стало… Ну вот точно как у серийного маньяка. Возникло ощущение, будто Александра Ивановна в данную, крайне напряжённую минуту вспоминает, сколько светит по уголовному кодексу за особо тяжёлое убийство.
В принципе, по совести сказать, директриса вызывала сочувствие. Это — да. Я просто представил, что она сейчас испытывает. У нее столько было надежд на будущую статью в газете. Мне кажется, Александра Ивановна уже видела себя в роли звезды педагогического сообщества. А там, глядишь, можно рассчитывать на теплое местечко в отделе образования.
Тем более, чего уж скрывать, район у нас не самый прекрасный. На карьерный рост особо губы не раскатаешь. В основном, живут работяги. И школа далеко не на первых позициях.
В кои-то века Жаба получила возможность засветиться. Пусть не совсем она и не совсем в своей сфере, но школа все равно фигурировала бы. По сути, именно этого директриса и ждала от меня, как от главного участника. Чтоб я весь разговор свел к тому, что именно в нашей школе воспитывают таких замечательных подростков, которые готовы рискнуть жизнью ради товарищей. Чья заслуга? Естественно, педколлектива вообще и Александры Ивановны в частности. А тут… Мягко говоря, что-то пошло не так.
Однако с другой стороны, если честно, ситуация, конечно, сомнительная. Александру Ивановну действительно жаль, черт его знает, во что выльется сегодняшнее «интервью», но при этом…
Она ведь знает нашего трудовика очень хорошо. Зачем оставила его наедине с теми двумя товарищами?
Олег Петрович, если не открывает рот и не произносит ничего вслух, все равно сразу вызывает подозрение. Не в плане поступков, хотя и это тоже, а в плане того, что с его стороны не последуют какие-нибудь шуточки.
У трудовика даже внешний вид всегда говорил сам за себя. Он вечно выглядел каким-то мятым, немного сутулым, припорошенным стружкой, с легким запахом вчерашних возлияний. И хорошо, если вчерашних. Его любимая фраза, которую он искренне, с чувством при каждом удобном, и не очень, случае выдавал ученикам:" Бык сытт ровнее, чем ты обстругал". А это, между прочим, самое приличное. Ну чего она ждала от этого человека? Его выкрутасы уже давно стали школьными байками.
— Олег Петрович… — Жаба собрала всю волю в кулак и решила таки довести разговор до конца. — Я уже несколько лет закрываю глаза на ваше поведение. Которое, скажем прямо, не соответствует званию учителя. Почти каждую неделю на вас поступают жалобы от остального педколлектива. В начале учебного года, вы, к примеру, шестому «А» велели принести большие толстые тетради и две ручки. Потом два урока рассказывали им о происхождении своей фамилии. Причем, всем нам известно, что фамилия ваша Радович, но по одной из версий, которые вы же вдалбливали детям в голову, она произошла от слова «рядович». То есть два урока вы вместо того, чтоб заниматься с мальчиками трудом, рассказывали им, кого и почему В Древней Руси называли рядовичами. Когда были озвучены все легенды происхождения фамилии, вы переключились на этимологию имени. И даже про отчество вам нашлось что сказать. Всю эту ценную информацию детям, конечно же, пришлось записать в те самые тетради, принесённые по вашему распоряжению. Напомню, два урока…Потом вы дали мальчикам домашнее задание. Потребовали, чтоб они выучили записанную информацию. И на следующий день весь шестой «А», вернее мужская его часть, явились в школу не готовыми к другим предметам. В ответ на вопросы учителей, отчего так вышло, дети уверенно ответили, что Олег Петрович со следующей недели становится самым главным директором среди директоров… уж не знаю, откуда такое вообще взялось… и он сказал, будто теперь его уроки — это самое главное. Вы сказали.