- Вы бы осторожнее подмаргивали, Назаренко, - сказал Росляков, - а то неудобно, видите, товарищ Теплов сердится на вас.
- С-спасибо, товарищ Теплов, - сказал Садчиков, - п-простите, что пришлось оторвать от работы.
- Вы мне отметьте, что я у вас по делам, - попросил Теплов, - а то завтра же на профсоюзном выговор дадут. Как милиция, так сразу думают - пьянка. А у меня катар, я этого вина проклятущего в рот не беру.
- «Ессентуки» надо пить, - посоветовал Костенко, - семнадцатый номер. Очень помогает.
Когда Теплов ушел, Садчиков сказал Чите:
- Н-ну, придумывай, Чита, новую версию, эта, видишь, отпала.
- Он врет! - сказал Чита. - Он нагло врет! Я отвожу его как свидетеля…
- Н-не торопись, - снова посоветовал Садчиков, - лучше придумай что-либо н-новенькое, мы вместе обсудим, так или не так. Может быть, ты нашел пистолет на улице, когда шел от Сударя к стоянке т-такси? Или, может быть, у Сударя в подъезде?
- Или, может, - подсказал Костенко, - у Сударя в квартире?
- Ладно, - сказал Росляков, - тогда давайте все спросим у Сударя. Вы где с ним уговорились встретиться?
- Я не уговаривался с ним встречаться.
- Снова врешь, - сказал Костенко. - Дома у него сейчас засада. Он вернется домой, потому что ему нужен помощник. Витька с вами теперь не ходит, ты - у нас. Он вернется домой и будет тебя ждать там. А там мы ждем его.
«Я же не хотел! - лихорадочно думал Чита. - Я так и знал, что влипнем! Я же не хотел идти с ним, когда он показал мне пистолет в первый раз. Они не поверят мне. Но я не хотел! Это он, сволочь, бериевское отродье, сатрап проклятый, заставил меня! А вдруг они ничего не знают? Сударь говорил, что надо молчать! А если сказать? Не все, а только самое легкое? Черт, как же быть? Как же мне быть, господи! Помоги мне! Мамочка! Что делать-то сейчас?»
- Сколько раз с вами воровал поэт?
- Он не воровал, - ответил Чита и сразу же понял, что уже начал помимо своей воли говорить. Он понял, что проговорился, он попался! Они взяли его врасплох этим вопросом, потому что он боялся только Сударя, а этого паренька он не думал бояться, он забыл о нем, как только попал в руки того, который затащил его в парадное.
- А касса? Он же с вами был в кассе, - быстро сказал Костенко.
Чита устало вытянул руки и потер пальцами колени. Он почувствовал, что пальцы перестали дрожать.
- Нет, - сказал он тихо, - там мы были вдвоем. Он просто шел сзади. Мы даже не поняли, как он за нами вошел. Он был пьяный. А про милиционера я ничего не знаю. И вообще больше ничего не было.
- Снова врешь, - жестко возразил Костенко, - мы уже вызвали людей из скупки и из домовой лавки. Ты заметный, они тебя сразу узнают. Шрам, да парень ты видный, хоть и очки нацепил для конспирации.
- Где вы должны были встретиться с Сударем? - повторил Росляков. - Давайте, давайте, нечего уж…
«Сударь все равно будет молчать. Он им ничего не скажет. Пусть сами берут, - быстро думал Чита. - Этого я им не скажу. А про то они все равно знают».
- Мы с ним не уговаривались о встрече, честное слово.
- К-какое? - удивился Садчиков.
- Честное слово, - повторил Чита. - Я уехал от него - и все.
«Мне никак нельзя говорить. Тогда будет два новых дела. Он должен грабить этих чертовых скрипачей. А я ничего не знаю. От всего откажусь. Меня первого взяли, мне и вера…»
- З-значит, поэт с вами не воровал?
- Нет.
- И в-вы с ним не говорили о том, что собираетесь брать кассу?
- Нет. Мы потом жалели, что он за нами увязался.
- На м-минуточку, С-слава, - позвал Садчиков Костенко, и они вышли из комнаты. Садчиков отошел к скамейке, сел, достал сигареты и улыбнулся.
- Я, знаешь, за Леньку рад, - сказал он, - он теперь у н-нас просто как свидетель пойдет. Давай писать протокол, и сразу ч-чтобы этот вопрос особо отметить, это для Леньки спасение…
- А как быть с Сударем?
- Он з-знает, где у них назначена встреча.
- Думаешь?
- У-убежден.
- Ну, извини…
- Да н-нет, ничего, - улыбнулся Садчиков. - Теперь т-так: про Сударя пока ни слова. Пройдет полчаса, он пообвыкнет, и тогда повторим в-вопрос еще раз, как считаешь?
- Хорошо. Пошли.
Виктора убили
Когда распили половину бутылки, Прохор попросил:
- Вить, а Вить, ты сходил бы, из машины бензинчика мне отсосал - пятно замыть.
- Какое пятно?
- Веранду я красил. Масляное. Вот, на коленке - видишь?
- Потом принесу.
- Нет, Вить, сейчас. А то вонять будет. Чего те стоит-та?
- Въедливый ты, старикан. Давай разливай по последней…
- А ты пока сходи, ладно, Вить? Я во всем опрятность люблю.
- Ладно.
Виктор пошел к машине. Прохор достал из внутреннего кармана длинное шило, завернутое в тряпочку, развернул его и положил в свой старенький портфель, потом подошел к окну и внимательно следил за тем, будет ли Виктор останавливаться и разговаривать с кем-либо. Нет. Налил в пузырек из карбюратора бензина, пошел к подъезду. Ах, сволочь, с кем же ты остановился, а?
А Витька встретил Алика из соседнего подъезда.
- Здорово, - сказал Алик.
- Привет.
- Ну, как дела?
- Ничего. Сегодня за Любкой еду. А ты как?
- Тоже ничего. Продули мы позавчера «Химику».
- Эх вы, тюри…
- Сегодня в Тарасовке на загородном филиале стадиона со вторым «Спартаком» играем. В семь часов. Хочешь, приезжай.
- Я за Любкой еду.
- Игра будет - класс! Чего ты бензин несешь?
- Да приятелю, пятно отмыть на штанах, - сказал Витька и кивнул головой на свое окно.
Алик поднял голову и увидел Прохора. Прохор отпрянул от окна.
- Ну, пока, - сказал Алик.
- Пока. Ни пуха ни пера.
- Иди к черту…
- Вить, а Вить, с кем ты лясы свои натачивал?
- Приятель один.
- А я что, носорог? Меня зачем ему в окно показывал?
- Да я тебя и не показывал вовсе.
- А чего ж он глазел?
- Я сказал, что бензин несу, брюки себе почистить, вот и весь разговор.
- Архип Иванычу, небось сказал, несу. С Тарасовки, да?
- Ничего я про тебя не говорил. И чего ты пугливый такой? Прямо как лань.
- Лань - она очень красивых форм тварь. Давай пей за здоровье Любушки нашей. Ух, красавица, дай ей боженька хорошего сыночка! Пей!
Они чокнулись, и Витька выпил.
- Зря я захмеляюсь, - сказал он. - Не ровен час - милиция остановит. Я ж за Любкой сегодня еду…
- Я тебе говорил - не гони… Мусора, они только к тем с подозрением, кто гонит… А кто потихоньку да полегоньку, тот катает себе по городу и горя не знает…
Прохор вдруг замер и прислушался.
- Ты чего, Архип Иваныч? - удивился Виктор.
- Погоди…
- Да чего ты? Один я, один…
- Вроде бы, кто у машины балует, слышишь, дверь хлопнула?
Виктор сорвался с места и бросился к окну. Прохор кошачьим, тихим движением достал из портфеля шило, спрятал его за спину и пошел к Виктору, который смотрел во двор…
- Никого нет, - сказал он, не оборачиваясь, - померещилось, видать, вам, Архип Иваныч…
Прохор застонал и, падая вперед, ударил Виктора шилом под левую лопатку: этот удар был его коронным - он казнил сорок семь человек именно этим ударом. Это было двадцать лет назад, в Минске, после покушения на гаулейтера…
Витька молча осел на пол, даже не вскрикнув.
Прохор оттащил труп от окна и положил на кушетку. Затем полил его бензином, подвинул к кровати стул, положил на стул спички и папиросы, раскрыл коробок и, достав из шкафа пиджак, долго смачивал его бензином. Потом выбросил в мусоропровод стаканы, из которых они пили, и бутылку. Осторожно заглянул во двор. Там было пусто. Быстро чиркнув спичкой, он бросил ее на Витьку. Туго вспыхнуло синее пламя. Прохор осторожно высунулся из квартиры и по-кошачьи тихо бросился вниз. Согнувшись, приволакивая ногу, он медленно вышел на улицу, пересек ее и сел в первый проходящий троллейбус.
«Нет Витеньки, - подумал он, - сгорел мальчик. А с ним и Тарасовка моя сгорела. Один свидетель у меня был, кроме бога. А бог простит, он у меня свой, собственный».
Сударь прогуливался на условленном месте. Прохора не было.
«Вот старая сволочь! - думал он. - Если не придет, на дело не пойду. Без марафета какое, к чертям собачьим, дело? А может, у профессора марафет есть? У всех врачей он должен быть. Картины картинами, а грамм бы наркотика, а?»
Он даже улыбнулся, когда представил себе, как в тумбочке, обязательно в тумбочке, где-нибудь в профессорской спальне, найдет белую бумажку, свернутую пакетиком.
«Что, на Витьке свет клином, что ль, сошелся? В конце концов, возьму такси, скажу - на курорт. Пятерку в зубы - что он, в чемоданы лезть будет?»
Сударь снова посмотрел на часы: Прохор опаздывал уже на полчаса.
«Через час там будет маячить Чита. Ладно. Пойду без Витьки. А марафет у профессора обязательно будет».
Он остановил такси и сказал шоферу:
- Слушай, приятель, у тебя часа два есть?
- У меня не два. У меня двадцать четыре часа есть.
- Тогда порядок. Я, понял, сегодня на море мотаю, в Гагру. Надо за шмотками к себе заехать, а потом - к брату.
Сударь достал пять рублей и протянул их шоферу.
- Держи. Поехали в Грохольский, там меня братан ждет.
- Поехали, - согласился шофер и включил счетчик, - чего ж не поехать…
Профессор
Профессор Гальяновский сидел около окна и курил. Он очень медленно курил, и каждая затяжка пожирала заметную часть сигареты. Сигареты были очень крепкие и вкусные: позавчера профессор был на приеме у итальянцев и привез оттуда подарок - две пачки каких-то особых сигарет, сделанных по абиссинскому рецепту. Итальянцы хорошо знали профессора, потому что он несколько раз выступал с докладами в Риме и Неаполе. Он был почетным академиком Итальянской академии и бывал в Италии раза по два в году. В посольстве знали его страсть к крепким сигаретам и обязательно каждый раз готовили в подарок что-нибудь диковинное и новое.