- Пожалуйста, - ответил Кешалава, плотнее усаживаясь на стуле.
- Вы утверждали, что все последние месяцы провели на побережье, отдыхая после серьезного заболевания?
- Да.
- Распишитесь. Спасибо. Вы согласны с заключением профессора Лебедева, что вы сейчас совершенно здоровы?
- Да.
- Распишитесь. Угнетенного настроения нет?
- Нет.
- Сон восстановился?
- Да.
- Распишитесь. В половом смысле?
- На этот вопрос я отказываюсь отвечать.
- Почему?
- Я считаю этот вопрос бестактным и не имеющим отношения к делу.
- Я же говорил вам, что в течение последних двух месяцев в Туапсе, Москве, Сочи и Ленинграде прошел ряд изнасилований, аналогичных - по предварительной фазе - тому, из-за которого я задержал вас.
Костенко заметил, как глаза Кешалавы - напряженные, собранные - на какое-то мгновение стали иными.
«Как держится, а?! - поразился Костенко. - Я ему второй раз такого червя пускаю, а он держится. Другой бы хоть вздохнул облегченно».
- Значит, вы продолжаете подозревать меня в изнасиловании?
«То-то, - удовлетворенно подумал Костенко, - хоть в слове дрогнул».
- Вы не ответили на мой вопрос: вы никогда не жаловались на половые анормальности?
- Вас интересует, не являюсь ли я половым психопатом? Нет, половыми психопатами являются, как мне кажется, несколько недоразвитые люди. Кстати, что с моим пиджаком? Много следов крови?
- Я вам отвечу. После отвечу. Пока что мы вернемся к истории вашей болезни. Когда вы отказались от медикаментов?
- Когда уехал на море.
- Значит, последние два месяца лекарств не принимали?
- Нет, какое-то время еще принимал.
- Когда вы прекратили прием лекарств?
- Я опять-таки не понимаю, какое все это имеет отношение к делу?
- Прямое, Кешалава. Чтобы вы не писали писем в Министерство здравоохранения по поводу жестокости милиции: арестовали больного человека. Тогда мне придется сажать вас на экспертизу в клинику Кащенко, а это еще три месяца. Я хочу оградить себя от всякого рода ненужных сложностей.
- Я повторяю, что сейчас совершенно здоров. Последний месяц я отказался от приема лекарств, чтобы организм не привыкал к их постоянному воздействию.
- Вы отказались от приема всех лекарств?
- Да.
- Распишитесь. Вы никогда не пользовались наркотиками?
- Нет.
- Распишитесь. Перечислите, какими лекарствами вы пользовались.
- Седуксен, триоксазин, настойка валерианового корня.
- Это все?
- Да.
- Распишитесь.
«Так. Теперь я застрахован. Он дал ложные показания. У него в кармане было снотворное, которое дают только в психиатрических лечебницах, под надзором врачей, в минимальных дозах. Этим лекарством были убиты три человека. Один убит именно в тот день, когда «больной» Кешалава приезжал в Ленинград, имея прописку в Гагре. И на камнях, которые шлифуют в Пригорске, где работал исчезнувший Налбандов, и в кармане Кешалавы был один и тот же яд, именуемый сильнодействующим «препаратом сна»».
- Это все? Или у вас еще вопросы?
- Мы только начинаем, Кешалава. Как говорят в Одессе, «об все не может быть и речи». У меня вот какой вопрос. Вы откуда прилетели к Милютину примерять костюм?
- С юга.
- Я догадываюсь, что не из Воркуты. Вы в тот период жили в отеле или спали на берегу под шум прибоя?
- Не помню.
- Вы не помните, а я знаю. У вас ведь тогда был номер в «Гульрипше».
- Может быть. Я там действительно несколько раз останавливался, когда были свободные номера.
- Значит, в тот день у вас был номер в «Гульрипше»?
- Это вы говорите. Я говорю, что это могло быть.
- Ознакомьтесь с выпиской из регистрационной книжки. Это данные вашего паспорта?
- Да.
- Распишитесь. Благодарю вас. Значит, двенадцатого вы снимали номер в «Гульрипше»?
- Да.
- Распишитесь. Зачем же снимать номер в отеле, а самому улетать в Ленинград? Зачем?
- Я в Ленинград улетал на один день - три часа туда, три оттуда, утром улетел, днем сделал дела, а вечером вернулся. Или даже на следующее утро. Все равно прилетишь в свой номер. Иначе пойди достань место в гостинице! Не на улице же мне спать!
- Подпишите.
- Зачем вы записываете каждое мое слово?
- Я что-либо перепутал? Приписал от себя? Или записал с ваших слов верно?
Кешалава подписал свой ответ. Костенко решил нанести первый открытый удар - он решил сломать темп допроса. Сейчас, после того, что он скажет Кешалаве, тот перейдет на односложные ответы «да» и «нет». Именно они сейчас и нужны Костенко, они и будут теми капканами, которые он заранее приготовил.
- Вы спрашивали, - начал Костенко неторопливо, - зачем я записал ваш ответ так подробно. Я объясню вам. Видите, вы подписали ваш ответ. Сами подписали, не так ли? «Не на улице же мне спать!» А на прошлом допросе вы говорили, что больше всего любите спать не в гостиницах, а на берегу моря, сиречь на улице.
- «На берегу моря» и «на улице» - это разные понятия.
- От «Гульрипша» до моря не более ста метров. Пошли дальше? У меня вот какой вопрос. Вы всегда снимали одинарный номер?
- Да.
- А если одинарных не было?
- Я платил за две койки.
- Скажите, а в ваше отсутствие никто не мог воспользоваться вашим костюмом? Некто похожий на вас? А?
- Нет.
- Распишитесь. Благодарю. Вопрос: мог ли неизвестный преступник взять у вас из номера костюм и в нем совершить преступление?
- Нет.
- Распишитесь. Почему не мог?
Костенко рассчитал точно: Кешалава не такого масштаба человек, чтобы заглатывать «крючок спасения» - какой-то неизвестный преступник ночью надел его костюм… Нет, он играл свою игру, он не собирался никому подыгрывать.
- Потому что, как вы мне сказали, насильник действовал в разных городах, и еще потому, вероятно, что вы мне устроите очную ставку с жертвами, которые подтвердят, что я не тот, кого вы ищете.
- Распишитесь. Благодарю. Беда заключается в том, Кешалава, что насильник убивал свои жертвы.
- Как?
- Что «как»? Вас интересует, каким образом он убивал их?
- Нет, меня это не интересует. «Как» - в данном случае выражается мое удивление и гнев.
- Значит, вы отвергаете возможность использования преступником вашего костюма?
- Отвергаю.
- Подпишитесь. На сегодня все.
- Вы собираетесь снова отправить меня в тюрьму?
- Обязательно.
- На каком основании, объясните мне хотя бы!
- Кешалава, не надо. Вы, как я убедился, человек умный. Вы же понимаете, что я не могу отпустить вас до тех пор, пока не проверю все версии, существующие по этому делу. Если бы вы мне сказали: «Драгоценные камни, оставленные у Тороповой, я купил за сотню у пьяницы возле базара», - я бы отпустил вас, попросив стать моим помощником в деле разыскания преступника, похитившего государственное имущество. Но, поскольку вы категорически отвергаете сам факт, поскольку вы утверждаете, что Торопова оговаривает вас и никаких камней вы не видели, я не могу вас отпустить. Ну, подумайте, как бы вы на моем месте поступили?
- Вы позволите мне написать еще одну жалобу?
- У меня или в камере?
- У вас, если можно. В камере нас теперь пятеро, эти страшные люди чудовищно ведут себя, какие-то скоты.
- Это верно. Ну, пишите. Вот бумага, перо. Снова в прокуратуру?
- Нет. Я напишу моему депутату. Это, я думаю, будет верней. Депутат - ректор нашего института, он меня прекрасно знает, я для него не единичка в деле, а советский человек, живой человек, кстати сказать.
- Валяйте, - согласился Костенко. - Может быть, вы и правы.
3
Прокурор ознакомился с объяснениями Костенко, который, в частности, указывал, что «Кешалава утверждает, что последний месяц он не употреблял снотворных препаратов, и он отвергает возможность использования его костюма другим преступником. Таким образом, никто, кроме Кешалавы, не мог положить в карман принадлежащего ему пиджака особо опасный, ядовитый «препарат сна», которым были убиты три человека и серьезно отравлен Налбандов. В оперативных целях от продолжения допроса я отказался, однако изложенное дает основание для дальнейшей перспективной работы с Кешалавой».
- Ну что же, - сказал прокурор, - теперь вы можете предъявить ему обвинение, и это будет законное обвинение.
Когда Костенко вернулся в министерство, было уже шесть. Он хотел было попросить у помощника дежурного машину и поехать к Ларику, чтобы показаться этому самому профессору Иванову, но ему навстречу поднялся улыбчивый, нежноглазый Садчиков.
- С-славик, я хочу тебя об-брадовать. Некий старшина Нодар Гокиэли опознал по фото нашего Кешалаву. Знаешь, где он его видел? Он его видел в горах, около альпинистского лагеря «Труд». И знаешь когда? На следующий день после эпизода с Налбандовым. И з-знаешь что? В т-тот день все альпинисты в м-маршрут ушли, остался один ин-нструктор Ломер Морадзе. Это уже не старшина выяснил, это я, Морадзе - сосед Кешалавы по Т-тбилиси.
Костенко позвонил к Сухишвили:
- Здравствуй, Серго!
- Здравствуй, Славик, генацвале! - Полковник Сухишвили засмеялся. - Тебе уже сказали про нашего горного Пинкертона?
- Спасибо, Серго. Сказали. Ты меня бранить не будешь?
- Тебе, как и мне, к брани не привыкать, Слава. Начальство бранит, жена бранит, общественность тоже не отстает. А что, дорогой?
- Серго, мне надо, чтобы именно ты полетел к Морадзе. Нас с тобой сейчас интересует только одно, самое главное - найти место, где у Кешалавы оборудован тайник. Тайник там, в горах, больше негде.
- Мы еще не отработали линию его тетки. Старуха теперь живет в деревне, старого княжеского рода старуха.
- Тетка теткой, а то, что он сразу после Москвы рванул, как лань, в горы, - это горячей, Серго, это горячей.
4
В шесть сорок пять позвонил Ларик.
- Старикашка, - сказал он неестественно бодро, - я передаю трубку профессору Иванову.