Она обнаружила, что несколько девушек, расположившись на различных предметах мебели, едят сливочную помадку и обсуждают трагедии некоего Метерлинка.
— Это что? — спросила Пэтти. — Вечеринка?
— О нет, — сказала Люсиль, — просто специальное заседание группы по теории драматического искусства. Не пугайся, наверху на эркере сидит твоя соседка по комнате.
— Привет, Прис. Что ты здесь делаешь? — проговорила Пэтти, зачерпывая ложкой немного помадки. (Существовало разногласие относительно того, как долго она должна вариться.)
— Просто зашла в гости. А ты что делаешь? Я думала, ты торопишься закончить свою работу, чтобы сходить в город поужинать.
— Так и есть, — сказала Пэтти туманно, — но мне стало одиноко.
Ввиду того, что разговор вновь перешел на Метерлинка, она воспользовалась возможностью задать вопрос Люсиль: — Кто этот астроном, который будет читать вечером лекцию? Он довольно знаменит, правда?
— Весьма, — сказала Люсиль. — Всю последнюю неделю профессор Фелпс ежедневно говорит о нем.
— И где же все-таки расположена обсерватория Лика? — продолжила свою мысль Пэтти. — Хоть убей, не могу вспомнить, она в Калифорнии или на Пике Пайка.
Люсиль призадумалась. — Она в Дублине, в Ирландии.
— В ирландском Дублине? — спросила Пэтти удивленно. — Я могла поклясться, что это в Калифорнии. Люсиль, ты уверена, что знаешь, где она находится?
— Разумеется, уверена. Разве мы не изучаем ее три дня беспрерывно? Калифорния! Ты, верно, сошла с ума, Пэтти. На мой взгляд, тебе следовало выбрать факультатив по астрономии.
— Я знаю, — отвечала Пэтти кротко. — Я было хотела, но услышала, что она ужасно сложная, и я подумала, что на четвертом курсе у нас есть право выбрать что-нибудь полегче. Но, знаешь, есть нечто забавное в этой обсерватории Лика, так как я на самом деле много о ней знаю — совсем недавно читала о ней статью; и я не понимаю, откуда у меня сложилось такое впечатление, но я была почти уверена, что она находится в Соединенных Штатах. Это доказывает, что никогда ни в чем нельзя быть уверенным.
— Да, — сказала Люсиль, — это не надежно.
— Эта обсерватория связана с Дублинским университетом? — спросила Пэтти.
— Думаю, да, — сказала Люсиль.
— А этот астроном, — продолжила Пэтти, воодушевляясь своей работой, — полагаю, что в таком случае он ирландец.
— Конечно, — промолвила Люсиль. — Он очень известный человек.
— Что он сделал? — поинтересовалась Пэтти. — На доске объявлений сказано, что он совершил какие-то важные открытия. Хотя мне кажется, что это пугающая специальная терминология, о которой никто не слышал.
— Ну, — произнесла Люсиль, взвешивая свои слова, — он открыл кольца Сатурна и Млечный Путь.
— Кольца Сатурна! Как, я думала, что их открыли целую вечность назад. Должно быть, он ужасно стар. Я помню, что читала о них, когда еще под стол пешком ходила.
— Это было довольно давно, — подтвердила Люсиль. — По меньшей мере, восемь или девять лет назад.
— А Млечный Путь! — продолжала Пэтти, изобразив недоверие. — Я не понимаю, что могло помешать людям давным-давно открыть его. Я и сама бы это сделала и я не притворяюсь, будто что-то знаю об астрономии.
— О, конечно, — торопливо пояснила Люсиль, — феномен был замечен и раньше, но ему не было дано рационального объяснения.
— Понятно, — сказала Пэтти, тайком делая записи. — Должно быть, он и впрямь ужасно важная особа. И как он все это проделал?
— Он поднялся на воздушном шаре, — сказала Люсиль туманно.
— На воздушном шаре! Как весело! — воскликнула Пэтти, ее репортерский инстинкт уловил след. — В Европе воздушные шары используют гораздо чаще, чем здесь.
— По-моему, он привез с собой свой воздушный шар сюда, в Америку, — сказала Люсиль. — Он никогда без него не путешествует.
— Какая от него польза? — спросила Пэтти. — Полагаю, — продолжила она, представив свое собственное объяснение, — шар возносит его почти до самых звезд.
— Причина, несомненно, в этом, — сказала Люсиль.
— Как бы мне хотелось, чтобы он послал его сюда, — вздохнула Пэтти. — Тебе известны о нем еще какие-нибудь интересные подробности?
— Н-нет, — произнесла Люсиль. — Больше мне ничего не приходит в голову.
— Определенно, он самый интересный профессор из всех, о ком я когда-либо слышала, — промолвила Пэтти, — и странно, что о нем я до сих пор не слышала ни разу.
— Видимо, существует масса вещей, о которых ты никогда не слышала, — заметила Люсиль.
— Да, — признала Пэтти, — есть такие.
— Ладно, Пэтти, — сказала Присцилла, вынырнув из обсуждения в противоположном конце комнаты, — если ты собираешься сходить со мной поужинать, прекрати дурачиться с Люсиль, отправляйся домой и заканчивай свою работу.
— Отлично, — произнесла Пэтти, с услужливой расторопностью поднимаясь с места. — Пока, девочки. Заходите ко мне в гости, и я угощу вас сливочной помадкой, доведенной до готовности. Спасибо за информацию, — обратилась она к Люсиль.
В следующий понедельник Пэтти, Присцилла и еще две-три девушки не спеша возвращались с озера, ударяя коньками по рукам и позвякивая ими.
— Входите, девочки, и угощайтесь горячим чаем, — позвала Присцилла, когда они подошли к двери кабинета.
— Вот письмо для Пэтти, — сказала Бонни Коннот, беря со стола конверт. — Больно уж официальное. Должно быть, пришло с почтой колледжа. Вскрой его, Пэтти, поглядим, на каком экзамене ты срезалась.
— Боже мой! — промолвила Пэтти. — Мне казалось, что от этой привычки я избавилась на первом курсе.
Они столпились вкруг и прочитали записку поверх ее плеча. У Пэтти секретов не было.
Обсерватория, 20 января.
Мисс Пэтти Уайатт.
Дорогая Мисс Уайатт, меня уведомили, что Вы являетесь корреспондентом газеты «Субботняя вечерняя почтовая депеша», и я осмеливаюсь привлечь Ваше внимание к грубейшей ошибке, допущенной в последнем выпуске на прошлой неделе. Вы утверждаете, что обсерватория Лика находится в Дублине, в Ирландии, тогда как согласно общепринятой информации она расположена возле Сан-Франциско, в Калифорнии. Профессор Джеймс Харкнер Уоллис не ирландец, он американец. Невзирая на то, что он провел несколько важных исследований, он не является первооткрывателем ни колец Сатурна, ни Млечного Пути.
С искренним уважением,
— Это от профессора Фелпса… что он имеет в виду? — озадаченно спросила Близняшка.
— Ох, Пэтти, — простонала Присцилла, — ты же не хочешь сказать, что поверила во всю эту чушь на самом деле?
— Конечно, я поверила. Откуда мне было знать, что она лжет?
— Она не лгала. Не выражайся так опрометчиво.
— Позволь узнать, в таком случае, как ты это называешь? — рассерженно молвила Пэтти.
— «Местным колоритом», моя милая, просто «местным колоритом». Видишь ли, всякому терпению приходит конец.
— Почему ты мне не сказала? — завопила Пэтти.
— Я не могла предположить, что ты ей поверила. Думала, что вы шутите все время.
— В чем дело, Пэтти? Что ты натворила? — заинтересовались остальные, разрываясь между простительным чувством любопытства и ощущением, что следует удалиться, пока не разыгралась семейная драма.
— О, расскажи им, — горько сказала Пэтти. — Расскажи всем, кого увидишь. Прокричи это с купола обсерватории. Лучше так и сделай, а через пару часов эта новость разойдется по всему колледжу.
Присцилла принялась объяснять и покамест она объясняла, до нее начала доходить смешная сторона происшествия. Когда она закончила свой рассказ, все, кроме Пэтти, были доведены до истерики.
— Бедный редактор, — захлебываясь, сказала Присцилла. — Он вечно охотится за сенсациями и одну из них он теперь явно получил.
— Где она, Пэтти — газета? — задыхаясь, спросила Бонни.
— Я выкинула ее, — сказала Пэтти угрюмо.
Обыскав мусорную корзину, Присцилла извлекла газету и все четверо радостно склонились над ней.
Выдающийся ирландский астроном проводит несколько дней в Америке, читая лекции в ведущих колледжах… Его знаменитое открытие колец Сатурна сделано во время подъема на воздушном шаре на высоту три тысячи футов… Несмотря на его первый визит в Соединенные Штаты, он говорит лишь с легким провинциальным акцентом… Преданный сын старой Ирландии…
— Пэтти, Пэтти! Уж кому-кому, а тебе не пристало быть такой легковерной!
— Вслед за этим родители профессора Джеймса Харкнера Уоллиса напишут Прекси о том, что их сын не сможет больше выступать здесь с лекциями, если он должен подвергаться такого рода вещам.
— Отвратительно! — с жаром сказала Бонни Коннот.
— Когда вы перестанете смеяться, я хотела бы услышать от вас, что мне делать дальше.
— Скажи профессору Фелпсу, что это была описка.
— Описка длиною в добрую половину рубрики, — сказала Близняшка.
— Мне кажется, девочки, что с вашей стороны непристойно смеяться, когда, возможно, в эту минуту меня исключают из колледжа.
— Собрание факультета состоится не ранее четырех часов, — заметила Бонни.
Пэтти села за стол и зарылась лицом в ладони.
— Пэтти, — позвала Присцилла, — ты что, плачешь, а?
— Нет, — свирепо сказала Пэтти. — Я думаю.
— Тебе никогда не придумать того, что объяснило бы эту ситуацию.
Пэтти подняла голову с видом человека, озаренного вдохновением. — Я скажу ему правду.
— Не поступай столь опрометчиво, — умоляюще попросила Близняшка.
— Это, безусловно, единственное, что ты можешь сделать, — проговорила Присцилла. — Садись и напиши ему письмо, а я обещаю не смеяться, пока ты не закончишь писать.
Пэтти встала. — Я, пожалуй, пойду повидаюсь с ним.
— О нет. Напиши ему письмо. Это намного проще.
— Нет, — сказала Пэтти с достоинством. — По-моему, я должна ему персональное объяснение. Моя прическа в порядке? Девочки, если вы расскажете об этом до моего возвращения хоть одной душе, — прибавила она, закрывая дверь, — я не скажу вам ни слова из того, что он сказал.