Филиппов вдруг застонал. Лицо его побелело. В горле возник хрип. Палец нажал на кнопку.
В палату вбежал доктор, принялся щупать пульс на горле Филиппова.
– Прошу вас, оставьте палату! – обратился он к Подкопаеву.
– Завтра продолжим, – сипло произнес Филиппов, махнул на прощанье рукой. Той самой, по которой текла черная река его близкой к завершению жизни.
Подкопаев поднялся и вышел, оглянувшись на алый букет тюльпанов.
Глава четвертая
Подкопаев был взволнован встречей. Темная река, по которой проплывет его челн, была романом с фантастическими судьбами, острейшими коллизиями, государственными тайнами. Они давали объяснения величайшим тайнам века. Нужно терпеливо, с диктофоном сидеть у изголовья умирающего старца, перед которым когда-то трепетала страна.
Утром, прихватив сразу несколько диктофонов, Подкопаев отправился в госпиталь. В холле его встретил вчерашний доктор с лицом печальным и строгим.
– К великому сожалению, вы не сможете увидеть Ивана Семеновича. Ночью у него случился инфаркт, и он умер. Согласно его завещанию, тело рано утром специальным бортом было отправлено в Белоруссию. Там оно будет кремировано, и пепел развеют над деревней Лубань, у ветлы, где погибли его мать и отец.
Подкопав был поражен. Челн уплыл без него. Темная река погрузилась в недосягаемые толщи. Теперь никто не узнает главные тайны века.
Подкопаев рассеянно вел фольксваген по узкому асфальту среди свежей зелени парка. Впереди шла женщина. Подкопаев сбавил скорость, надеясь медленно обогнать ее. Женщина вдруг споткнулась и упала. Он видел ее длинную голую ногу, с которой слетела туфля. Остановил машину, кинулся ее поднимать:
– Что с вами? Вы не ушиблись?
– Какая досада! Этот каблук! А еще хвалят итальянскую обувь!
Подкопаев увидел на асфальте отлетевший каблук, белизну голой ноги и лицо женщины. На этом лице были боль, досада. Но не это поразило Подкопаева. Глаза необычайной синевы, густой лазури, небесной огненной красоты. Такой синевы не бывает в глазах человека. Такая синева бывает в глазах экзотической птицы. Такая пылающая лазурь бывает в вершинах мартовских берез, когда на землю летят духи райского света. Садятся в вершины и достигают такой божественной силы, что страшно смотреть. Но ты смотришь до кружения головы, до сердечной боли. Невозможно оторваться, хочется смотреть, продлевая сладость и боль.
Такие были глаза у женщины. Не поднимаясь с земли, она смотрела на него снизу вверх. Он чувствовал запах ее духов, видел вытянутую обнаженную ногу. Не мог оторваться от ее волшебных глаз.
– Помогите же мне! Не знаю, что теперь делать.
Подкопаев бросился поднимать отлетевший каблук.
Помог подняться женщине. Хромая, она сделала несколько шагов.
– Боже, какое несчастье!
Подкопаев плохо ее понимал, такие небывалые, нечеловеческие были ее глаза, так пьяно, неведомыми цветами, пахли ее духи.
– Ну что мне делать, скажите?
– Можно найти сапожную мастерскую. Там приклеят каблук, – сбиваясь, ответил Подкопаев.
– Ну где же здесь мастерская? – женщина посмотрела на аллеи парка, где молодые мамы катили коляски со своими чадами. – К тому же я опаздываю.
– Тогда надо найти обувной магазин и купить новые туфли.
– Верное решение. Везите меня в магазин.
Опираясь на его руку, она дошла до машины, уселась, с досадой оглядываясь на брошенный каблук.
– В первый попавшийся магазин. Я тороплюсь.
Первым попавшимся был фирменный магазин «Карло Пазолини». Подкопаев помог женщине войти. Почти не выбирая, она указала продавщице на замшевые туфли с высокими каблуками. Они оказались впору.
– Надеюсь, они выдержат мой вес, – она притопнула каблуком.
Это сильное движение, от которого колыхнулась ее грудь, поднялись и опустились золотистые волосы, показалось Подкопаеву восхитительным.
– Вы меня так выручили. Чем могу вас отблагодарить?
У нее было смуглое лицо, чуть удлиненное и заостренное книзу. От переносицы разлетались пушистые брови. Небольшой свежий рот был пунцовым. Прямой нос делал ее похожей на женщин, какими любовался Подкопаев на картинах в Уффици. За этими смуглыми прекрасными итальянками, за их золотистыми локонами открывались долины с замками, заливы с парусами лодок, парящие птицы. Остановленное мгновение пугало своей достоверностью.
Но глаза, таких глаз он не видел на портретах, не встречал на живых лицах. В них, среди дивной синевы, была пугающая глубина, где синева сгущалась до черноты.
Он не сразу понял ее вопрос, и она вынуждена была повторить:
– Чем я могу отблагодарить вас?
– Пообедаем в ближайшем ресторане.
– К сожалению, я тороплюсь на работу.
– Тогда позвольте довезти вас до работы.
Она кивнула. Было видно, как нравятся ей туфли, как смело и сильно она ставит ноги.
Она попросила отвезти ее в Зачатьевский переулок. Подкопаев не решался на нее смотреть, только чувствовал колдовской запах ее духов.
– Как вас зовут? – спросил он.
– Вероника. Если угодно, Вероника Петровна Пригожина.
Подкопаев представился.
– Есть такой чудесный лесной цветок – вероника, только ударение на втором слоге.
– Вероника дубравная, – произнесла она, – любит тень. В тени ее цветы необыкновенно синие.
– Есть синева еще необыкновеннее, – сказал Подкопаев.
Вероника улыбнулась.
– Кем вы работаете? – спросил Подкопаев.
– Ботаником.
– Собираете гербарий?
– Ухаживаю за зимним садом у одного богатого банкира, Всеволода Борисовича Школьника.
– Всеволод Школьник? Только вчера слышал о нем от старого генерала Филиппова. Вам ничего не говорит это имя?
– Нет.
– Минувшей ночью он умер.
– Жаль, – равнодушно сказала она.
А Подкопаев подумал, что этим совпадением продлевается вчерашняя встреча, продлевается плаванье в челне по темной реке. И как знать, не явилась ли минуту назад героиня его ненаписанного романа.
Они въехали в Зачатьевский переулок и остановились перед особняком. Кровля особняка едва виднелась из-за каменной изгороди. Рядом с металлической кровлей блестели стеклянные конструкции оранжереи.
Подкопаев остановил машину. Испугался, что сейчас они расстанутся и больше никогда не встретятся. Все, что он унесет в роман, – глаза такой синевы, какая бывает у экзотической птицы. Подарит эти глаза другой героине.
– Хотите посмотреть зимний сад? – предложила Вероника.
– Очень! – согласился он торопливо.
Вероника долго объясняла охране, кем является ее спутник. Наконец, Подкопаев предъявил паспорт и мимо постовых в черной униформе проник на территорию особняка.
Дом был трехэтажным, состоял из кубов, цилиндров и полусфер, в конструктивистской манере. Зеленели подстриженные газоны, сияла перед подъездом дорогая машина. Охранник в черном вел на поводке сторожевую собаку.
Подкопаев и Вероника миновали особняк и направились к оранжерее, казавшейся сияющим кристаллом.
– Вот моя Священная роща.
Вероника впустила Подкопаева в оранжерею, и того удивило, что только вчера он говорил с Бритиковым о Священной Роще и теперь чудесным образом в ней оказался, пусть и не в той, марийской. Челн плыл по темной реке.
После московской прохлады Подкопаев задохнулся от маслянистой духоты, в которой плавала едва заметная дымка. Этот сладковатый туман исходил от множества диковинных деревьев. Глянцевитые, с узорной листвой, они стояли в горшках и кадках или поднимались из грунта. Некоторые достигали стеклянной крыши. Другие росли зелеными пластами, выпускали воздушные корни. Третьи стелились коврами. На некоторых розовели и белели цветы. Среди зарослей находился бассейн с берегами, поросшими мхом. В темной воде плавали огромные, как зеленые тазы, листья. Рядом поднимались цветы, похожие на белые звезды. В темной воде мелькали спины золотых рыб, появлялся на поверхности жадный рыбий рот.
– Невероятно, я в Африке, или в джунглях Амазонки, или на берегах Ганга?
– Вы у меня дома. Садитесь.
Среди зарослей стояло деревянное ложе, покрытое ковром с шелковыми узорами. Подкопаев сел. Древесная ветвь провела по лицу глянцевитыми листьями, словно ощупала.
– Вы что же, покупаете их в магазине? Ухаживаете за ними?
– Хозяин отправляет меня в разные страны. Я привожу деревья. Не просто за ними ухаживаю, я с ними общаюсь. Человек и дерево очень близки друг другу. Человек произошел от дерева и после смерти в него уходит.
И опять Подкопаеву показалось, что он уже слышал похожее. Вчера говорил об этом умирающий генерал Филиппов. «Из дерева вышел, в дерево и уйдешь», – кажется, так звучали его слова. Эти совпадения таинственным образом связывали вчерашний и сегодняшний день. Челн продолжал плыть по неведомой темной реке.
– Какие же это деревья? Откуда?
Вероника погрузила руку в листву, и казалось, листья целуют ее пальцы. Она гладила ветки, ствол, и дерево нежилось, откликалось на ласку.
– Вот это моя любимая монстера лаковая, – она гладила блестящий лист с глубокими разрезами.
Лист был похож на ладонь с зелеными пальцами. Вероника поцеловала зеленые персты.
– В Бразилии к этому дереву ночью приходят девственницы. С деревом у них происходит соитие, рождаются дети, которые потом становятся волшебниками и целителями.
Подкопаев решил, что она шутит. Но ее бирюзовые глаза были полузакрыты, лицо было томным, исполненным нежности. Прикосновение к дереву доставляло ей наслаждение.
– А это эхмея двурядная, из Перу, – Вероника обняла пучок ветвей с раздвоенными листьями, прижала к груди.
Подкопаеву казалось, что дерево сквозь платье целует ее грудь. Вероника тихо вздохнула, отпустила ветки, и они неохотно отпрянули.
– В это дерево вселяется дух мужчины, который оставил свою возлюбленную и ушел к другой. Покинутая женщина приходит к дереву и нагая стоит, обняв ствол, чтобы возлюбленный вспомнил ее любовные ласки.
Подкопаев слушал языческие поверья, думая, что Вероника развлекает его. Но вздох, который она издала, был вздохом женщины, испытавшей наслаждение.