Повсюду царят запредельный террор и страх, применение силы, аресты. Каждый день людей забирают и расстреливают. Жизнь человека, не говоря уже о его личной свободе, стала пустячным делом. Но любовь к свободе от рождения присуща каждому человеку и каждой нации, её нельзя уничтожить в долгосрочной перспективе. История учит нас, что тирания никогда не могла продержаться долго. И теперь на нашей совести кровавый грех – убийство еврейских жителей. Здесь ведётся операция по истреблению евреев. Такова была цель немецкой гражданской администрации ещё с оккупации восточных областей, при содействии полиции и гестапо, но сейчас, похоже, она осуществляется в огромном, радикальном масштабе.
Мы слышим достоверные отчеты из всевозможных источников, что гетто в Люблине было зачищено, евреи – выдворены оттуда и массово истреблены или изгнаны в леса, а некоторые заключены в лагеря. Люди из Лицманштадта и Кутно говорят, что евреев – мужчин, женщин и детей – травят в автомобильных газовых камерах, мёртвых раздевают, сбрасывают в общие могилы, а одежду отправляют на текстильные фабрики для переработки. Говорят, там происходят ужасающие сцены. Сейчас в отчётах говорится, что Варшавское гетто зачищается тем же способом. В нём около четырехсот тысяч человек, и для зачистки используются украинские и литовские полицейские батальоны вместо немецкой полиции. В это трудно поверить, и я пытаюсь не верить, не столько из страха за будущее нации, которой однажды придётся платить за эти чудовищные деяния, – просто я не могу поверить, что Гитлер хочет подобного, что есть немцы, которые могут отдавать такие приказы. Если это так, объяснение может быть только одно: они больны, ненормальны или безумны.
25 июля 1942 года
Если то, что говорят в городе, правда – а информация поступает из надёжных источников – то в том, чтобы быть немецким офицером, нет чести, и никто не может согласиться с происходящим. Но я не могу в это поверить.
По слухам, на этой неделе из гетто должны забрать тридцать тысяч евреев и отправить куда-то на восток. Несмотря на всю секретность, люди говорят, что знают, что будет потом: где-то под Люблином построены здания с комнатами, которые могут быть нагреты электрическим током высокого напряжения, подобным электричеству в крематории. Несчастных людей загоняют в эти раскалённые комнаты и сжигают заживо, и так можно убивать тысячи в день, избавившись от всех хлопот с расстрелом, рытьём общих могил и захоронением. Гильотина Великой французской революции не может с этим тягаться, и даже в застенках русской тайной полиции не придумали таких виртуозных методов массового истребления.
Но это, конечно, безумие. Этого не может быть. Может возникнуть вопрос, почему евреи не защищаются. Но многие, даже большинство из них, так ослабли от голода и нищеты, что не могут оказать никакого сопротивления.
Варшава, 13 августа 1942 года
Один польский владелец магазина, выдворенный из Позена в начале войны, устроился здесь, в Варшаве. Он часто продаёт мне фрукты, овощи и тому подобное. Во время Первой мировой войны он сражался в немецкой армии четыре года, был на Западном фронте. Он показал мне свою расчётную книжку. Этот человек горячо сочувствует немцам, но он поляк и всегда будет поляком. Он в отчаянии от ужасающей жестокости и животной мерзости того, что немцы творят в гетто.
Нельзя вновь и вновь не задаваться вопросом, как подобные отбросы могли оказаться среди нашего же народа. Неужели преступников и сумасшедших выпустили из тюрем и лечебниц и послали сюда в качестве полицейских собак? Нет, это люди весьма важного положения в стране научили своих соотечественников, которые иначе были бы безобидны, поступать так. Зло и жестокость таятся в человеческом сердце. Если им позволяют свободно развиваться, они процветают, выпуская кошмарные ростки в виде «необходимого» образа мыслей для того, кто собирается вот так истреблять евреев и поляков.
У того польского торговца, о котором я упоминал, есть знакомые евреи в гетто, он часто ходит туда. Он говорит, что происходящее там нестерпимо видеть, и теперь боится там появляться. Проезжая по улице на рикше, он увидел гестаповца, который загнал некоторое количество евреев, как мужчин, так и женщин, в подъезд одного здания и принялся навскидку стрелять по толпе. Десять человек были убиты или ранены. Один мужчина бросился бежать, гестаповец прицелился и в него, но обойма его пистолета была пуста. Раненые умерли. Им никто не помог – врачей уже забрали или убили, да и в любом случае они должны были умереть. Одна женщина сказала моему знакомому поляку, что несколько гестаповцев отправились в еврейский родильный дом, забрали младенцев, сложили их в мешок, ушли и бросили их в яму. Этих злодеев не тронули плач детей и душераздирающие крики их матерей. В это трудно поверить, но это правда. Двое таких животных вчера ехали со мной на трамвае. В руках у них были кнуты, и они ехали из гетто. Хотелось бы мне столкнуть их под колеса трамвая.
Какие же мы трусы – считаем себя выше этого, но позволяем таким вещам случаться. Мы тоже понесём за это наказание. Как и наши невинные дети – позволяя совершаться таким преступлениям, мы становимся соучастниками.
После 21 августа 1942 года
Ложь – худшее из всех зол. Все остальные дьявольские дела идут от неё. И нам солгали – общество постоянно обманывают. Нет ни одной газетной страницы без вранья, будь то политические, экономические, исторические, социальные или культурные вопросы. Правда везде под давлением – факты искажаются, извращаются и переделываются в свою противоположность. Может ли это кончиться хорошо? Нет, так дела идти не могут в силу человеческой природы и свободного духа. Лжецы и те, кто искажает правду, должны погибнуть и насильно лишиться возможности править, и тогда вновь может найтись место для более свободного, более благородного вида человечества.
1 сентября 1942 года
Почему вообще нужна была эта война? Потому что человечеству нужно было показать, куда завело его безбожие. Сначала большевизм убил миллионы людей, говоря, что это было сделано для введения нового миропорядка. Но большевики могли действовать так, как действовали, только потому, что отвернулись от Бога и христианского учения. Теперь национал-социализм делает то же самое в Германии. Он запрещает людям исповедовать религию, молодёжь воспитывается в безбожии, с церковью идёт борьба, а её имущество присваивается, любой, кто думает иначе, подвергается террору, свободная человеческая природа немецкого народа унижена, люди обращены в запуганных рабов. Правду от них скрывают. Они не могут играть роли в судьбе своей нации.
Теперь нет заповедей против кражи, убийства или лжи, разве что они идут против личных интересов людей. Такое отрицание заповедей Господа приводит ко всем остальным аморальным проявлениям жадности – несправедливому самообогащению, ненависти, обману, сексуальной распущенности, ведущей к бесплодию и деградации немецкого народа. Бог позволяет всему этому случиться, допускает эти силы к власти и позволяет погибнуть стольким невинным, чтобы показать человеческому роду, что без Него мы лишь враждующие животные, уверенные, что должны уничтожить друг друга. Мы не прислушиваемся к божественной заповеди «Любите друг друга». Что ж, тогда, говорит Господь, попробуйте заповедь дьявола, обратную: «Ненавидьте друг друга». Мы знаем историю Всемирного потопа из Священного Писания. Почему первый род людей пришёл к столь трагическому концу? Потому что они забыли Бога и должны были умереть, равно виновные и невинные. Они могли винить лишь себя за это наказание. То же и сегодня.
6 сентября 1942 года
Офицер отряда особого назначения, участвовавший в турнире по фехтованию, рассказал мне об ужасных деяниях своего отряда в городе Сельце, областном центре. Он был так опечален и возмущён, что совершенно забыл, что мы находимся в довольно большой компании, включавшей и высокопоставленного гестаповца. Однажды евреев выгнали из гетто и провели по улицам – мужчин, женщин и детей. Многих публично расстреляли на глазах у немцев и польского населения. Женщин оставили корчиться в собственной крови на летней жаре, не оказывая помощи. Спрятавшихся детей выбрасывали из окон. Затем все эти тысячи людей согнали к железнодорожному вокзалу, где, как предполагалось, стояли поезда, чтобы увезти их. Они ждали там три дня на летней жаре, без пищи и воды. Если кто-то вставал на ноги, его немедленно пристреливали, и это тоже происходило публично. Затем их увезли, набивая по две сотни человек в вагон для скота, где хватало места лишь для сорока двух. Что с ними произошло? Никто не признаётся, но это нельзя скрыть. Всё большему числу людей удаётся бежать, и они рассказывают об этих ужасных вещах. Это место называется Треблинка, оно на востоке оккупированной немцами польской территории. Там вагоны разгружают; многие уже мертвы. Вся территория огорожена стенами, и вагоны перед разгрузкой въезжают прямо туда. Мёртвых сваливают в кучу рядом с рельсами. Когда прибывают здоровые мужчины, они должны увозить горы трупов, копать новые могилы и засыпать их, когда они полны. Затем их самих расстреливают. Приезжают следующие составы, привозя людей, которые будут хоронить своих предшественников. Тысячи женщин и детей должны раздеться, затем их уводят в фургон и травят газом. Затем фургон подъезжает к яме, особое приспособление открывает боковую стенку и поднимает пол, сваливая трупы в могилу. Так происходит уже давно. Туда собирают несчастных со всей Польши. Некоторых убивают на месте, потому что не хватает производительности, но если их слишком много, то их тоже увозят. Ужасающий трупный смрад висит над всеми окрестностями Треблинки. Моему собеседнику всё это рассказал еврей, который сумел бежать. Ему и ещё семерым удалось выбраться, и теперь он живёт в Варшаве; мне говорили, что в городе их довольно много. Он показал моему знакомому купюру в двадцать злотых, которую взял из кармана одного из трупов. Он тщательно завернул банкноту, чтобы на ней остался трупный запах, – постоянное напоминание ему о мести за собратьев.