Уже на земле Яша узнал, что он видел. Он стал свидетелем печально известной авиакатастрофы в небе над Днепропетровском. Там, на километр выше того воздушного коридора, по которому летел Яша, столкнулись два самолета. Оба от удара развалились. И их содержимое просто осыпалось вниз. Что и наблюдал Яша.
После этого случая Яша взял отпуск за свой счет и провел его в тяжелом делирии. Его постоянно преследовала песня «Облака – белогривые лошадки». Он не мог уснуть, а когда засыпал, ему снились люди, радостные, улыбающиеся, они летели вниз, сквозь золотистые облака, к земле, и пели: Облака, белогривые лошадки-и-и! А рядом с ними летели чемоданы, они открывались, как рты, и тоже пели: Облака-а-а, что вы мчитесь без огля-я-дки! Яша просыпался и кричал, кричал.
Вот какую историю про облака рассказал нам Яша.
Четвертое появление в романе Светки
Выше уже было рассказано о том, что Киса, когда принимал фатальное решение стать летчиком, не боялся проебаться, так как знал, что даже если короткая, но прикольная жизнь летчика оборвалась, люди все равно узнают всю правду о нем. Потому что для этого есть бортовые самописцы – черные ящики.
Мне, кстати, сразу понравился этот предмет, когда Киса мне про него рассказал – черный ящик. Это очень крутой ящик. Он как бы запоминает все, что с тобой было, помимо твоей воли. Мне всегда казалось, что внутри меня тоже есть такой черный ящик. Он все запоминает, чтобы потом, уже после катастрофы, люди могли спокойно во всем разобраться, извлечь уроки. Это очень полезно – извлекать уроки из чужой катастрофы.
В общем-то, этот роман - и есть мой черный ящик. В нем изложено все, что со мной случилось. Как сначала все было нормально, потом отказ первого двигателя, потом второго и третьего, в общем, отказ всех двигателей, потом отказ всей гидравлики, конечно, пожар, я пытался дотянуть до запасного аэродрома, но не получилось, когда понял, что все, ушел как можно дальше от города – людей спасал. Потом взрыв. А город спал. А город подумал – ученья идут. Да.
Так что у читателя есть уникальная возможность, не побывав в катастрофе, узнать, каково в ней. А это всегда интересно.
Киса однажды сказал, сурово показав мне толстую книгу, которую ему подарил Яша – это был сборник правил осуществления полетов:
- Смотри, видишь эту книгу?
- Вижу, - сказал я.
- Видишь, какая она толстая?
- Толстая,- признал я.
- Каждая строчка в ней написана кровью, - страшно сказал Киса, это ему сказал Яша. – Запомни: в авиации нет мелочей!
Мне очень это понравилось – и что каждая строчка написана кровью, и что нет мелочей. Все то же самое могу в полной мере сказать и об этом романе, читатель: каждая строчка здесь написана кровью. Кровью героев. И здесь нет мелочей. Всё – главное.
Но Яша вскоре лишил Кису иллюзий относительно черного ящика. Яша, как уже было сказано выше, лишил Кису многих иллюзий по части летной работы. Яша рассказал, что периодически, очень редко, пилотов действительно собирает руководство на закрытое совещание, которое называется очень красиво, мне понравилось: Разбор крайних катастроф. Я думал сначала, что «крайние катастрофы» - это очень мощные, крайне зловещие катастрофы, крайне катастрофические катастрофы. Но оказалось, в авиации не принято употреблять слово «последний». Не принято говорить – последний полет, в последний раз и т.д. – считается плохой приметой – к катастрофе. Поэтому, имея в виду последние случившиеся катастрофы, говорят: крайние катастрофы. Так вот. На разборе крайних катастроф пилоты слушают записи черных ящиков.
Но однажды Яша напоил водкой одного сотрудника, который неизвестно чем занимался в летном ведомстве. И тот по синьке признался, что переозвучивает черные ящики, чтобы потом можно было слушать их на разборе крайних катастроф. Яша удивился и разгневался – получалось, что от пилотов скрывают важную информацию, бесценный опыт, ведь пилоты в последние, то есть, крайние минуты жизни сообщают, каковы показания приборов, какие у них версии относительно причин катастрофы, какие они предпринимают действия для спасения ситуации, самолета и пассажиров.
Но тот сотрудник, которого напоил Яша, сказал на это:
- Да ни хуя они не сообщают. Вот на днях иркутский черный ящик я переозвучивал. Так там командир сказал: Песдец, песдец, ой бля, нам песдец всем, Светка, прощай.
Эту запись потом Яша слушал. В записи был действительно несколько иной текст:
- Светка, прощай, ни в чем не вини авиакомпанию, катастрофа связана с человеческим фактором, то есть, со мной. До свидания, товарищи.
Киса был очень подавлен, когда Яша ему все это рассказал. Да Яша и сам был подавлен. Да и я был подавлен, когда Киса с Яшей мне это рассказали. Получалось, что подвиг пилота стирают, даже из черного ящика. Его последние, то есть, крайние слова, такие настоящие, честные – «нам песдец всем!» – заменяют бездуховным, пошлым сообщением, к тому же, записанным чужим голосом. Получалось, что нет никакого черного ящика. Это было трагично. Это и есть трагично.
Скотник и пилот
С иркутской же авиакатастрофой связана еще одна интересная и страшная, как жизнь героя, история.
Самолет Ту-154 после взлета поломался, о чем емко сообщил пилот черному ящику. Поломался и стал падать.
В это время на земле жизнь шла своим чередом. Под Иркутском находилась ферма, в ней жили – не тужили коровы. За ними присматривал скотник. Он был созерцателем. В том смысле, что он давал коровам хавку, потом выпивал бутылочку водки, выходил на улицу и садился на скамейку. Там он сидел, смотрел на все вокруг, и думал. Размышлял. Он думал о многом, и мы уже никогда не узнаем, о чем. Хотя предположить можно. Он думал о природе – что все в ней устроено правильно, гармонично, вот прошло очередное лето, наступила осень, похолодало, уж небо осенью дышало, лес словно терем расписной – лиловый, золотой, багряный. А утки клином небо шьют. Воздух осенью прозрачен и оттого все щемящей какой-то исполнено высью. Вот о чем думал скотник, потому что был созерцателем.
Вдруг скотник увидел, что на него летит самолет. Еще через миг – ведь скорость самолета достигала в этот момент 850 км\ч, он увидел перед собой большой белый нос лайнера. Как будто гигантский белоснежный лебедь подлетел к скотнику совсем близко. Это было красиво.
В тот же миг скотник увидел глаза пилота. Пилот смотрел на скотника. А скотник – на пилота. До их встречи оставалась секунда, но как же о многом успели сказать друг другу эти люди - одним только взглядом!
Через миг все – и пассажиры, и коровы, и пилот, и скотник – покинули этот мир. Может быть, где-то в другом мире они все летают теперь вместе – пассажиры и коровы. А пилот пьет со скотником, потому что пилоты пьющие, как уже было сказано выше. Пилоты пьют потому, что им необходимо снимать стресс. Скотники пьют тоже поэтому. А может, и не летают они все вместе, потому что летать негде. Но одно можно утверждать – за ту последнюю секунду скотник и пилот успели подружиться. И это была настоящая, крепкая мужская дружба – такая, какой она должна быть у героев – дружба за секунду до катастрофы.
Пиши, друг!
Но Киса не был бы героем и не был бы моим другом, если бы его решение стать пилотом изменилось бы после всего, что рассказал Яша. В этом – отличительная черта героя, и я на этом настаиваю. Герою можно весьма убедительно и доказательно объяснить его горькую участь и скорый полный просер. Но герой не изменит своего решения. Свое решение меняют только пидарасы. Поэтому их легко отличить от героев. Пидарасы приспосабливаются к действительности. Герои на нее кладут.
Киса сумел пройти медицинскую комиссию. Потом он с блеском сдал вступительные экзамены в летное училище. И это нетрудно, ведь его готовил Яша.
Некоторую трудность для Кисы представлял только экзамен по физической подготовке. Киса был очень худ и не мощен. Не в смысле немощен, а не мощен – то есть, не очень мощный был он. Руки у него были худые, и подтянуться на перекладине пятьдесят раз, или отжаться сто раз Киса не мог, а пилот должен был мочь.
Тогда Киса поработал над собой. Дома в туалете Киса установил под потолком перекладину. Потолки в доме Кисы были высокие, как в готическом соборе, так что перекладина была на головокружительной высоте. Чтобы повиснуть на ней, приходилось приставлять лестницу. Сначала домочадцы Кисы опротестовали появление в туалете лестницы и перекладины, им казалось это каким-то суицидальным сочетанием, они думали, что я споил-таки их сына, у него начался делирий, и он подумывает свести счеты с жизнью. Но Киса им объяснил все, и лестницу в туалете оставили. На перекладине Киса начал тренироваться.
Делал он это по особой, жестокой методике. Он привязывал к каждой своей ноге пудовую гирю, и в таком виде повисал на перекладине, пытаясь подтянуться. Киса называл это методом сверхнагрузок, и объяснял, что если его руки привыкнут поднимать вверх его длинное тело с гирями, то на экзамене его руки, обрадованные отсутствием гирь, легко выбросят его тело вверх сто раз. Надо ли говорить, что первые попытки Кисы подняться с гирями на ногах заканчивались шумным, эффектным, травматичным падением с перекладины. Пол в туалете был измят ударами гири и тела Кисы, домочадцы – угнетены. Но потом дело пошло, и в итоге подтягивался Киса скоро легко, как гиббон. Это доказывает, что метод сверхнагрузок и сами сверхнагрузки – полезны для пилота. И вообще для героя. Они ведут к падениям и травмам – да. Но развивают мощь.
С отжиманием от пола Киса тоже разобрался с присущей ему, врожденной жестокостью. Киса вбил в пол в своей комнате гвозди, шляпками вниз. Оставил только места для ладоней. Он отжимался от пола, стараясь при этом хлопнуть ладошками перед грудью после каждого отжимания, это считалось особым шиком при отжимании и в летном училище приветствовалось, как слышал Киса. Первое время Кисе было, конечно, туго. Нередко острые концы гвоздей давали ему жестокий урок боли. Но потом дело пошло. Под конец своей подготовки в училище Киса даже стал подумывать об еще более жестокой методике – он хотел научиться при отжимании хлопать ладошками не перед грудью, а за спиной – Киса рассчитывал этим трюком произвести большое впечатление на экзамене в летном училище. Я с трудом отговорил Кису, и убедил его в том, что унизанное гвоздями лицо кандидата не произведет в летном училище должного впечатления и может быть признано уродством.