Если пятьдесят армян начинают бить одного осетина, то еще трое осетин – потому что, к примеру, их всего четверо в этой части – хватаются за табуретки и бросаются в бой. Потому что их хоть и четверо, но они считают, что они – один за всех, и все за одного. Они как бы мушкетеры. Мушкетеры-осетины. Кстати, если бы существовали мушкетеры-осетины, они бы всей Франции маму ебали. Но их не существовало. Это и спасло Францию.
И вот - четверо смелых осетин бросаются на пятьдесят не менее смелых армян, и, естественно, превосходящие силы противника безбожно ебошат их. Но и они ломают носы нескольким превосходящим силам. И армяне, будучи тоже кавказцами и тоже мушкетерами, с уважением говорят: да, это смелые осетины. Не будем их бить. Больше сегодня.
А если трое бьют одного русского паренька на глазах сотни русских пареньков, то сотня русских пареньков что делает? Хватается за табуретки? Нет. Они ржут. Потому что это прикольно. Когда трое бьют одного, сапогами по бровям.
Почему такое свойство есть у русского народа? Почему в армии рулили и до сих пор рулят любые землячества, кроме русских?
Вот в чем дело. Для малого народа, каковым являются кавказские народы, потеря даже одного своего – трагедия. Малый народ дорожит каждым. Иначе нельзя. Если не дорожить каждым, можно исчезнуть всем.
А для великого русского народа потеря одного – комедия. Потеря двоих – комедия вдвойне. И так далее. Потеря одного миллиона – вообще кассовая комедия. Потеря половины страны – национальное шоу. Великий народ не считает потерь. Потому что он знает, что он великий, и как бы стесняется считать потери. Великий народ думает, что если начнет считать потери, это сделает его не таким великим. Поэтому у великого народа нет солидарности, и нет - один за всех, и все за одного. У великого народа все по-другому – один против всех, и все на одного. Поэтому русские – не мушкетеры, а партизаны.
Партизанская форма войны наиболее близка русскому народу. Потому что партизаны не имеют единого командования, но имеют хорошее знание болот. Во главе партизанских отрядов всегда стоят три самых прославленных русских генерала – Зима, Болото и Марфа Феодосьевна.
Генерал Зима обеспечивает глубокое промерзание яиц противника. Противник всегда плохо подготовлен к нападению генерала Зима. Потому что противник является либо французиком в легком мундирчике, либо немцем в легкой шинельке. Почему противники всегда приходили завоевывать Русь в летней форме одежды? Потому что были наивны, и рассчитывали победить до холодов. Они думали, что читали много книжек по военной тактике, и это хорошо. Это и правда было хорошо, пока они не пересекали покосившийся столб, указующий границу земли Русской.
На Руси победить в летней форме одежды было решительно невозможно, благодаря решительным действиям генерала Болото. Генерал Болото обеспечивает увязание противника на местности. Для этого используются как естественные, так и искусственные болота – дороги, поля и мозги земли русской.
Когда в результате слаженных действий генералов Зима и Болото противник увязает и замерзает, его боевой дух падает. Противник тогда в холодном окопе играет на губной гармошке песню, в которой говорится о том, что ебана рот неужели я тут среди русских красот пропаду.
Именно в этот момент, когда боевой дух противника находится в опавшем состоянии, его и атакует Марфа Феодосьевна. Как правило, это простая русская женщина, которая хорошо владеет оружием, до войны она любила убивать медведя пощечиной и силой затаскивать коня в горящую избу. Во время войны Марфа Феодосьевна по многочисленным просьбам мужчин возглавила партизанский отряд. Он славился неуловимостью. Марфа Феодосьевна умело использовала лосьи и кабаньи тропы, потому что лоси и кабаны всегда по первому требованию Марфы уступали ей свои тропы, потому что хотели жить.
Марфа Феодосьевна в мирной жизни была доброй женщиной, с приятными, мягкими, округлыми чертами лица и бедер. Но в условиях войны проявилась врожденная жестокость этой доброй женщины. Одного врага Марфа Феодосьевна лично взяла за ноги, раскрутила его и метнула туда, откуда пришел.
Он приземлился во Франции, на своем родовом винограднике Бордо. Там он успел рассказать прибежавшим на шум французам, как упоительны в России вечера и какой он теперь чувствует в позвоночнике хруст французской булки.
А если противник все-таки умудрялся вытащить русский народ на открытое сражение, его забрасывали сынами. Сынов у земли русской всегда было много, и под их толстым слоем противник быстро падал духом и проигрывал войну.
Интересно, что и три прославленных генерала, и сыны земли русской, которые ложились на противника толстым слоем, всегда отличались не только отвагой, но и похвальным бескорыстием. Когда враг в панике бежал по предварительно обработанной полковником Весна Смоленской дороге, полковник Весна – это еще один русский военачальник, он менее прославленный, чем генерал Зима, но его заслуги тоже велики, потому что он всегда действовал в тесном союзе с генералом Зима: сначала генерал Зима покрывал местность толстым слоем снега и льда, а потом генерал Весна резко размораживал местность, и местность поступала в распоряжение генерала Болото. Так вот, когда враг в панике позорно бежал по болотам в направлении Бордо, три русских генерала вовсе не направлялись в штаб за орденами.
Генерал Зима скромно уходил на покой, чтобы на следующий год снова радовать мальчишек узорами на окнах, генерал Болото скромно уходил на болота, радовать лосей свежими мхами, а Марфа Феодосьевна, напротив, выходила из лесов и болот и отправлялась радовать мальчишек блинами на Масленицу. Этим русским генералам не нужны были ордена, они воевали не за ордена, а за ради величия. Потому что величие земли русской не имеет право топтать своим кованым сапогом европейский дистрофик в летнем мундирчике.
Так как три русских генерала не приходили за наградами, награды забирали себе – потому что не пропадать же наградам – полководцы и цари земли русской. Поэтому считалось, что врага победил Кутузов или Сталин. Хотя дар полководца Кутузова или генералиссимуса Сталина открывался в том, как скоро враг был у святых врат Москвы. Это всегда было скоро. Это всегда был большой сюрприз, для русских полководцев и царей. Только что вроде враг был далеко, в Берлине или Париже, и вдруг хуяк – и он у святых врат Москвы. Как это получилось, непонятно, видимо, проебали мы какой-то момент – говорили друг другу русские полководцы. Надо что-то делать. Ни шагу назад. Отступать некуда.
Это излюбленный стиль войны русских полководцев. Диспозицию обязательно надо довести до того, что отступать некуда. Потому что если отступать - есть куда, нужно отступать. Отступать быстро, панически, на измене. В русской тактике ведения войны этот прием называется – драпать.
А если драпать некуда – то ни шагу назад. Тогда на совете в Филях и Кремлях принималось решение – надо звать непобедимых. Зиму, Болото и Марфу Феодосьевну. И сынов.
Сыны земли русской вставали по первому зову. И ложились, то есть, падали – тоже, по первому зову. И при этом тоже не требовали наград – они оставались лежать толстым слоем на придавленном враге. Враг позорно бежал, с трудом выбравшись из-под горы сынов земли русской, а сыны земли русской так и оставались лежать. Потому что их никто не забирал. Потому что во время драпа забирать их было некогда, драп требовал скорости, а когда скоростной драп кончался, забирать их тоже было некогда, потому что начиналось долгожданное наступление.
Так они, сыны, и лежат до сих пор, толстым слоем, по лесам земли русской, и никто мимо них не ходит, кроме лосей и медведей, и никто за ними не приходит, кроме черных следопытов.
Ну, что поделать – такой уж он, великий русский народ. Именно он придумал уникальную форму землячества – дедовщину. Мне всегда нравилось это слово – дедовщина. Когда я первый раз услышал его, я представил таких прикольных бородатых дедков, которые садятся на завалинке, и начинают импровизировать на ложках, и весело переглядываются, а проходящих мимо румяных девок озорно щиплют за попы, не переставая при этом импровизировать на ложках.
Правда, если судить по письмам Стасика Усиевича, дедовщина в армии выглядела не совсем так. Оказалось, что дедовщина – это такая форма землячества, когда земляки не помогают друг другу, а унижают друг друга. Это совершенно особенное, теплое чувство – ударить земляка в ребра, и вспомнить – родную околицу, школы последний звонок. Ведь земляческое чувство – это ностальгическое чувство. Но оно у великого и у малых народов – разное. Солдат-армянин ностальгирует, когда поет с земляком-армянином армянскую песню, и делит с ним по-братски хурму из посылки от мамы из Сочи. А русский паренек ностальгирует, когда ломает земляку нос, и отнимает у него посылку с соленой капустой от мамы из Омска.
Отдельно следует сказать о москвичах. Почему-то их били все. Сибиряки били сибиряков, кубаноиды – кубаноидов, хохлы - хохлов, но все они вместе, всегда, с большой охотой – били москвичей. Так сказывалось чувство, которое вызывает, видимо, столица нашей родины – город Москва. У всех. Но почему?
Сначала я думал, что это чувство – зависть. Завидуют жители Новгорода и Уфы – жителям Москвы. Потому что думают, что москвичи лучше живут. Но так ли это? Да, это так, завидуют, и поэтому бьют, и все же не поэтому бьют, то есть, бьют и поэтому, но не поэтому бьют так сильно. Тогда почему?
В моей переписке со Стасиком Усиевичем, а позже и с другими друзьями, отдававшими долг Родине, часто встречались такие сведения, что москвичей бьют, потому что они противные, и маменькины сынки. Почему-то приятные москвичи, москвичи-не-маменькины-сынки - в армию не попадали. Видимо, уклонялись от отдачи воинского долга. А противные москвичи и маменькины сынки в армию почему-то попадали. Быть может, кто-то в Москве хотел перевоспитать своих противных и тепличных сынов, и превратить их в мужчин. Но в мужчин они в армии не превращались, а превращались в кашу.