Клещ почувствовал себя крохотной песчинкой перед вылезающим из пропасти подземным гигантом. «Беги! Спасайся!» – промелькнула в затуманившемся мозгу здравая мысль. Но она оказалась такой слабой, что почти сразу канула в туманной мгле. Клещ даже не сдвинулся с места. Хотя его волосы шевелились от ужаса, он продолжал смотреть вниз, в разверзшуюся живую бездну.
Из глотки чудовища что-то поднималось. Оно тоже походило на туман или на черный дым, но еще более вязкий, словно свернувшаяся кровь. Черная кровь! В какой-то момент из этой темной массы выросло щупальце с присоской на конце. Оно нацелилось на одинокую фигуру, застывшую на краю пропасти, словно это была не присоска, а глаз. И этот жуткий мускулистый «глаз» видел Клеща насквозь, все его страхи и потаенные мысли. Рассмотрев человека со всех сторон, щупальце «выстрелило», мгновенно преодолев расстояние от разинутой пасти до одинокой фигурки на краю обрыва.
Раскрывшаяся присоска всосала голову Клеща. Он почувствовал, как что-то густое и липкое заползает ему в уши, в ноздри, в глаза и в открывшийся в беззвучном крике рот. А вместе с этим в голову проникли чужие слова: «Двуногая крыса…»
Кое-как разлепив глаза, Клещ долго не мог понять, где находится. Каменные своды подземного хода превратились в нависающие над головой полотнища натянутого брезента. Значит, он был уже не на краю бездонной расщелины, а в своей палатке. Но что-то мешало в это поверить.
Клещ помнил продавленный тюфяк, на который улегся, не раздевшись и даже не сняв кирзовых сапог. Помнил, как забирался в гостевую палатку – специально потребовал одноместную, хотя она и стоила дороже, чтобы ему никто не мешал. Но вот стоящего в палатке стола он точно не помнил. Да тот там и не поместился бы! Однако сейчас Клещ видел перед собой не только стол, но и сидящего за столом человека. Вернее, темный силуэт.
– Слушай меня, крыса, – сказал незнакомец.
Клещ не видел лица таинственного гостя, но почувствовал, как его в упор разглядывают пристальные глаза. От этого взгляда его бросило в жар, но он нашел в себе силы и пробормотал:
– Я не крыса.
И тут же пожалел об этом.
На черном овале чужого лица, там, где должны располагаться глаза, вспыхнули два раскаленных угля. Исходящий от них жар оказался так силен, что Клещ вскрикнул от боли и отшатнулся, но это ничуть не помогло. Тысячи острых невидимых зубов вонзились ему в лицо и руки и принялись сдирать кожу. Он дико заорал, но возвышающееся над столом существо, больше всего похожее на слепленную из мрака объемную тень с горящими глазами, не обратило на его крик никакого внимания.
– Ты крыса, – повторил незнакомец. – Дрессированная крыса. Поэтому молчи, слушай и запоминай…
Клещ тут же замолчал, а когда боль наконец отпустила, таинственного незнакомца, черный силуэт которого только что маячил перед глазами, в палатке уже не было. Вместе с незваным гостем исчез и стол, за которым тот сидел. Клещ облегченно выдохнул: значит, все это ему лишь привиделось с бодуна.
Он уже собирался откинуться на тюфяк и снова заснуть или хотя бы попытаться, когда какой-то посторонний предмет привлек его внимание. На полу, где только что стоял воображаемый стол, что-то лежало. Клещ подумал, что ему совершенно не хочется знать, что это такое, но потом подвинулся ближе и посмотрел.
Перед завязанным пологом лежал автомат – старый «калаш» с пахнущим пороховым нагаром закопченным стволом и поцарапанным деревянным прикладом. Клещ посмотрел на стягивающие полог узлы. Он сам завязал их, когда забрался в палатку. Но как тогда внутрь попал автомат? И кому могло прийти в голову подкидывать оружие в чужое жилище? Он взял «калаш» в руки, привычно отсоединил магазин. Судя по весу, тот был полностью снаряжен. А может, он выменял автомат на свой ствол?
Клещ хлопнул себя по боку, где носил поясную кобуру, и запоздало вспомнил, что накануне продал свой «макар» вместе с кобурой – последнее время дела шли хреново. А может, это началось еще раньше, после того как дорогу ему перешла фашистская подстилка по кличке Валькирия. Значит… Что это значит, он сам не знал. Либо он вчера спер чей-то «калаш», хотя совершенно этого не помнил. Либо это был подарок незваного темного гостя.
Плата! – раздалось в тишине.
Клещ закрутился на месте, но, кроме него, в палатке никого не было. Кто же тогда с ним говорил? Или голос прогремел у него в голове?
Помнишь, что должен сделать?
Клещ кивнул. Он помнил. Хотя совершенно не представлял, откуда это знает.
На входе в южный зал Третьяковской выходцев с Новокузнецкой встречали или, скорее, поджидали трое обвешанных оружием боевиков. Благодаря небритым физиономиям, синякам и шрамам – следам многочисленных драк – все трое имели одинаково устрашающий вид. Формально дозорные охраняли смежную станцию, а в действительности бесцеремонно обирали следующих на Третьяковскую челноков и обычных прохожих. Ни для Гончей, ни для ее малорослого спутника их намерения не составляли секрета, однако Гулливер уверенно направился к уставившимся на него грабителям.
– За проход с каждого по шесть патронов, – вместо приветствия сказал ему один из бандитов, очевидно, старший, и первой же фразой расставил все по своим местам.
Плата не была фиксированной. Патрульные назначали ее по собственному усмотрению. Но шесть патронов с человека – наглость даже для славящейся бандитским беспределом Третьяковской! Как правило часовые брали по две пульки с обычного прохожего и по три-четыре – с нагруженного товаром челнока.
– У меня проходной! – объявил Гулливер и помахал перед носом старшего какой-то бумажкой.
Как ни странно, бумажка подействовала – видимо, на ней стояла подпись или знак бригадира, которому подчинялись боевики. Старший патруля сплюнул в сторону и недовольно проворчал:
– Проходной-проездной… ходят тут всякие, а нам отвечай. У бабы твоей тоже проходной?
Гончая в ответ загадочно улыбнулась – пусть, как хочет, так это и понимает, – но проводник благополучно справился с проблемой без ее участия.
– Ты че?! Это ж Катана! – воскликнул он. – Не узнал, что ли?
Часовые как по команде уставились на улыбающуюся молодую женщину. После заявления Гулливера ее тонкая фигура уже не казалась им тощей и хрупкой. Теперь они видели перед собой подтянутую, стройную хищницу, и небрежно висящий на ее плече многозарядный дробовик полностью подтверждал это впечатление.
– Серьезно, что ли, Катана? – на всякий случай спросил старший патруля.
– А ты проверь, – продолжая улыбаться, ответила Гончая.
– Ладно-ладно. – Бандит примирительно выставил перед собой пустую ладонь. – Проходите.
Его подручные тут же попятились в сторону, освобождая проход.
– Я ж тебе говорил, со мной не пропадешь! – хвастливо заявил Гулливер, когда они, прошествовав мимо патруля, спустились на платформу. – Здесь меня каждая собака…
Окончание фразы оборвал грохот автоматной очереди. По соседней прямоугольной колонне ударили пули, высекая каменную крошку под свист рикошетов, и некоторые из них нашли своих жертв. Прямо перед Гончей на пол опрокинулась женщина с залитым кровью лицом. Шагавший слева Гулливер внезапно охнул, а потом разразился отборной бранью. Люди вокруг шарахались в разные стороны, сталкивались между собой и сбивали друг друга с ног, при этом почти все безостановочно кричали на разные голоса.
Из-за поднявшегося гама и беспорядочной толчеи Гончая никак не могла понять, откуда и в кого стреляют. Она схватила Гулливера за шиворот – тот тут же обматерил ее и больно ударил по руке, хорошо хоть не пристрелил из своего «грача», – и бросилась с ним к ближайшей арке, надеясь, что не там засел открывший огонь стрелок.
На полу уже валялись в лужах крови застывшие в неестественных позах люди, а невидимый автомат все продолжал строчить.
Толкнув Гулливера за ближайшую колонну, Гончая выхватила из кармана пистолет. «Где же стрелок?» Она стремительно оглянулась. За спинами мечущихся по платформе людей мелькала темная фигура в мешковатой хламиде, развевающиеся полы которой напоминали хлопающие крылья. Из-за этих «крыльев» охотница за головами не сразу разглядела автомат в руках незнакомца. Но тут стрелок направил на нее свое оружие, и все сомнения отпали.
Опередив на долю секунды грянувшую очередь, Гончая укрылась за колонной и ответила убийце тремя выстрелами. Короткоствольный ПМ не годился для прицельной стрельбы на дальней дистанции, к тому же девушка опасалась попасть в разбегающихся с платформы людей. Но автоматчик ничего этого не знал! Когда у него над головой засвистели пули, он со всех ног бросился в единственный неохраняемый переход, ведущий в северный зал станции, и исчез там.
– Так его! Так! – во весь голос орал рядом размахивающий руками Гулливер, тоже разглядевший темную фигуру.
– Ушел. Я в него не попала, – призналась Гончая, опустив пистолет.
Проводник в ответ на ее слова беспечно махнул рукой.
– Морлокам на поживу, вот он куда ушел! Слыхала про морлоков?
Гончая кивнула. Разумеется, она слышала про обитателей северного зала Третьяковской, этих полузверей-полулюдей, прозванных морлоками. И не только слышала. Однажды даже повстречалась с ними лицом к лицу, когда пришлось спешно уносить ноги со станции. Одичавшие создания скопом набросились на нее, как набрасывались на любого чужака, попадающего в их логово. Но два пистолета проделали брешь в их рядах, через которую она и ускользнула.
Вспомнив тот случай, Гончая решила, что на месте своего спутника не была бы столь категоричной. Если уж она спаслась от морлоков, имея при себе лишь два пистолета с неполными обоймами, то автоматчик сможет сделать это наверняка. Правда, при условии, что у него остался в запасе хотя бы один снаряженный магазин.
– Ты заметил, кто это был? – спросила она у проводника.
– Гад последний! Крыса поганая!
При слове «крыса» Гончую передернуло. Ей вдруг вспомнились недавние схватки с красноглазыми змеекрысами, едва не растерзавшими ее и отца Ярослава.