– А если раньше не вернешься? – усмехнулся начкар, но сталкер не поддержал его шутку.
– Пора мне, – сказал он, обернувшись к Гончей. – Позже договорим.
– Сейчас договорим! – с нажимом сказала она. – Я иду с тобой.
– Прикид свой побереги, – хмыкнул сталкер.
Гончая схватила его за отворот куртки и развернула к себе лицом.
– Ты, видно, не понял: я ищу свою дочь!
– Э! А как же твое послание?! – крикнул с поста начкар.
Но его слова Гончая оставила без ответа.
– Да там все странным было! Не задание, а излом да вывих, – рассказывал сталкер, пока они вместе шагали по переходу. – Двадцать лет в метро как-то ведь прожили без разведки железных дорог на поверхности. Никому она не сдавалась, разведка эта. А тут вдруг внезапно понадобилась…
Ладно, проедем, говорю, мы на дрезине, сколько сумеем, девчонку обморочную с собой зачем брать? Так и спросил. Этот, который не отец, сразу нахмурился, а президент наш отвечает: мол, это не твоего, то есть моего, ума дело. Типа, куда бы мы ни заехали, девочка должна быть с нами. Тот, в меховом куртане, еще добавил, чтобы с нее глаз не спускали.
Мне даже показалось, что он ее боится. Не так, как взрослый может бояться ребенка, а по-серьезному, до ужаса. Будто это и не девочка, а жуткий монстр, который в любой момент сожрать может. Потом еще наговорил всякой байды про то, что нужно уехать как можно дальше, чтобы там, вдалеке… Он так и сказал: на максимальном удалении от Москвы провести детальную разведку. Но я понял: он просто не хотел, чтобы мы быстро вернулись, а может, вообще вернулись.
Загрузились, конечно, по полной! Я когда столько припасов увидел: жратва, патроны, плитка газовая одноконфорочная и пятилитровый баллон к ней – представляешь? – глазам не поверил. Даже не представлял, что у нас все это есть! Да и не было! Наверняка половину или больше с Ганзы притащили. Парни мои тоже рты раскрыли, глядят на это добро – слово сказать не могут. Понемногу все же очухались, движок на дрезине запустили, проверили все как положено. Я их наверху оставил, а сам – в подвал, за девчонкой.
Спустился, а там только охранник мертвый, а ее – и след простыл… Ты прости, она дочь твоя все-таки, но я тогда подумал, что это она мужика того грохнула. Грохнула и сбежала. Я так и не понял, отчего он умер. Не только я – никто не понял. Не от ножа и не от пули, зубов там или когтей – ран вообще никаких, и одежда нигде не порвана. Лицо только белое – не бледное, а именно белое! – глаза вытаращены и пена на губах.
– Врачам тело показывали? – спросила Гончая.
Шахтер кивнул.
– Показывали. И врачам, и этому, твоему, в мехах. Но тот и смотреть не стал. Как узнал, что девчонка пропала, тут же сбежал куда-то. Больше я его не видел.
Сталкер говорил спокойно и размеренно, без внутреннего напряжения, не частил и не путался в деталях. К тому же его рассказ подтверждался словами Стратега. Гончая готова была поверить Шахтеру и поверила бы, если бы не разница в числе погибших охранников и не загруженная баснословным богатством, которое досталось сталкерской команде дрезина.
– Повезло, значит, вам, – сказала она.
Тот недоуменно покосился на нее. Она специально смотрела вперед, но заметила его брошенный украдкой взгляд.
– В чем повезло?
– Ехать-то никуда не пришлось.
– Да, наверное, – он потер подбородок. – Хотя, я бы прокатился на дрезине с ветерком. Надоело уже на своих двоих по округе плюхать, а места здесь поганые: набережная, вокзал, опять же. Да и добра жалко.
– Какого добра?
Шахтер остановился, словно уперся в невидимую стену, а когда Гончая, сделав вид, что не заметила этого, шагнула дальше, крикнул ей в спину:
– Я тебе о чем толкую?! Вообще, что ли, ничего не помнишь из-за своей пропавшей дочери? Дрезину таким добром набили, что мне с парнями и не снилось! А пока мы девчонку по подвалам искали, механики загнали дрезину обратно в стойло и всю поклажу выгрузили.
– Куда выгрузили?
– А я знаю? – сталкер пожал плечами. Этот жест и небрежный тон выглядели очень убедительно. Похоже, мужик не врал. – На склад куда-то, в стратегический резерв. Это президентская заначка, если по-простому.
С остальными вопросами, а у Гончей их скопилось немало, пришлось повременить – они вышли на платформу и вновь окунулись в людскую суету.
– Я слышала, отсюда люди разбегаются, – сказала она, перехватив испуганный взгляд проходящей мимо женщины.
– Есть такое, – нехотя ответил Шахтер. Он уверенно пересек платформу и направился к служебным помещениям, где у входа маячил местный часовой.
– А почему?
– Потому что паникеры. Кто-то слух пустил, а они поверили и побежали, как крысы, – пробурчал сталкер.
Чувствовалось, что ему не хочется отвечать. Но Гончая отступать не привыкла.
– Какой слух?
– Да мало ли в метро слухов? – отмахнулся тот. – Только и слышишь: бу-бу-бу, бу-бу-бу! Что, теперь всему верить?
Он специально ускорил шаг и, подойдя к часовому, спросил:
– Не возвращались?
Солдат помотал головой.
– Вода ушла – значит, слив прочистили. А назад никто не вернулся: ни наши, ни ваши.
– Ладно, открывай, раз такое дело. Гляну, что там да как.
Шахтер старался казаться спокойным, даже беззаботным. Часового ему, пожалуй, удалось обмануть, но Гончая безошибочно определила, что на самом деле сталкеру не по себе.
Тем временем караульный, охраняющий вход в служебную зону, открыл крышку напольного люка, указал на уходящую вниз железную лестницу и, пока Шахтер светил туда своим фонарем, ехидно спросил:
– Это что за фифа с тобой?
– Стажер, – опередив сталкера, ответила Гончая. – Опыта набираюсь.
Шахтер только хмыкнул в ответ, но его терпения хватило ненадолго.
– Смотри портки не намочи, стажер, – сказал он, спускаясь по лестнице вниз.
Гончая с серьезным видом кивнула.
Шнурованные ботинки по щиколотку провалились в зловонную жижу.
– Это еще ерунда, – живо отреагировал Шахтер. – Дальше грязи по колено будет, а тебе вообще до… в общем, до того самого места, – закончил он и натужно рассмеялся, хотя смеяться ему, похоже, совсем не хотелось. Он просто взбадривал себя.
– Боишься? – прямо спросила Гончая у сталкера.
– С чего бы?!
Его грубость, очевидно, тоже являлась средством борьбы с собственным страхом.
Девушка пожала плечами.
– Как я поняла, люди пропали.
Шахтер скривился и сплюнул под ноги.
– Никто ни хрена не понял, а она поняла… Труба здесь проходит широченная для отвода грунтовых вод. Ее давно, еще когда станцию строили, проложили. Местные, чтобы с дерьмом не мучиться, туда все свои стоки вывели, а чтобы какая-нибудь нечисть снаружи на станцию не проникла, слив решеткой перегородили. Все бы ничего, только решетка постоянно забивается, и где-то раз в неделю слив приходится прочищать. Так и сегодня, снарядили двух говночистов, а те ушли – и с концами. Местные пуще прежнего всполошились, давай нам звонить, помощи требовать. Ну, отправил я пару своих ребят на разведку…
Сталкер внезапно замолчал, повернул голову к уходящему в темноту узкому бетонному жерлу туннеля и застыл в таком положении. Гончая тоже прислушалась, но, кроме звуков журчащей где-то вдалеке воды и неразборчивых голосов, доносящихся из люка над головой, больше ничего не услышала.
– Что? – спросила она.
– И ничего! – рассердился Шахтер, потом повернулся к спутнице и указал на ее дробовик. – Ты с этой дурой туда полезешь?
В общем-то, он был прав: громоздкое, тяжелое ружье не годилось для путешествий по канализационным трубам. Но с чего вдруг такая забота? Гончая поправила ремень висящего на плече дробовика.
– Ничего, как-нибудь проберусь.
– Как-нибудь, – передразнил ее сталкер, развернулся и зашагал в глубину туннеля, освещая себе путь фонарем.
Шахтер шагал широко и уверенно, не обращая внимания на хлюпающую под ногами грязь, Гончей с большим трудом удавалось выдерживать взятый им темп.
– В кого здесь стрелять? – внезапно спросил сталкер, когда она уже и думать забыла о его предыдущем вопросе. – На Киевскую сроду ни люди, ни твари не нападали.
«Кроме тех, кого похоронили на Парке Победы», – мысленно ответила Гончая.
Вооруженное противостояние соседних станций за давностью лет уже начало забываться. А вот про трагедию следующей за Киевской станции Парк Победы в метро знали многие, но вслух предпочитали об этом не говорить. То ли не хотели злить «киевлян», обваливших ведущие к Парку Победы туннели и тем самым обрекших жителей соседней станции на медленную, мучительную гибель, то ли боялись навлечь на себя гнев призраков, в которых, по слухам, превратились похороненные заживо обитатели Парка.
И хотя Гончая не верила байкам про мстительных привидений, вслух сказала другое:
– Ты поэтому таскаешь с собой револьвер?
– Да это так, чтобы в барах всякая пьяная шваль не вязалась. Ну, и для поверхности, понятно.
Для поверхности короткоствольный револьвер как раз не годился. Разве что в качестве оружия последнего шанса. И сталкеру это должно было быть известно как никому другому.
– Откуда погоняло – Шахтер? Необычно для сталкера.
– Не погоняло – профессия, – после паузы ответил тот. – Я после армии в Метрострой устроился, в бригаду проходчиков, туннели рыть. Полгода не успел отработать – бабах! – и абзац всему. С тех пор так и мыкаюсь.
– А в сталкеры как попал, романтики захотелось?
– Под землей сидеть надоело. Белый свет хотел снова увидеть.
– Увидел?
Гончая специально злила своего спутника, надеясь вывести его из себя. В таком состоянии гораздо сложнее контролировать речь, поэтому рассерженные люди часто выбалтывают даже самые сокровенные тайны. Но в этот раз ее уловка не сработала.
Шахтер поднял руку со сжатой в кулак ладонью – характерный сталкерский жест, означающий «внимание», – и остановился. Луч его фонаря скользнул по закругленным стенам туннеля, покрытым какой-то белесой слизью, напоминающей сопли, и опустился к полу, точнее – к грязевому ручью, текущему по дну туннеля. Грязь на дне тоже напоминала сопли, только бурые.