Гончая улыбнулась.
– Это старая песня. Из одного доброго фильма. В детстве, когда мне было грустно, мне пела ее моя мама.
– А что там дальше?
– Дальше?
То ли от радости, что Майка наконец очнулась, то ли от воспоминаний детства в горле образовался комок, но Гончая все же проглотила его и допела последний куплет. Потом озорно подмигнула Майке в расчете на ее ответную улыбку, но вместо этого девочка нахмурилась.
– Глупая принцесса. Как можно забыть того, кого любишь?
Вопрос привел Гончую в замешательство. К счастью, Майка не потребовала от нее ответа. Она обвела взглядом скудную обстановку солдатской каморки и спросила:
– Где мы?
Это «мы» Гончей понравилось, а вот ее слабый голос – нет.
– В доме пограничника. Помнишь дядю пограничника?
– Который хотел… помять тебя?
– Помять? – переспросила Гончая и, сообразив, что Майка имеет в виду, рассмеялась. – Он самый.
Майка снова покрутила головой по сторонам.
– А где он?
– На службу вызвали. На вот, поешь. Или, может быть, пить хочешь?
Но Майка не взглянула ни на миску приправленной топленым жиром грибной каши, которую Гончая протянула ей, ни на накрытую блюдцем алюминиевую кружку со свежезаваренным чаем, стоящую на колченогом столе. Вместо этого она вопросительно уставилась на Гончую, но уже через секунду сомнения исчезли с лица девочки, словно она прочитала ответ в ее голове. Гончей невольно стало не по себе от проницательного взгляда.
– Поешь, – повторила она. – Тебе нужны силы. Помнишь, что я тебе говорила?
Майка кивнула, взяла в руки миску с кашей, вполне приличной кашей, надо признать, и начала есть, но, проглотив пару ложек, остановилась.
– А ты?
– Я уже ела, – ответила Гончая и, так как девочка недоверчиво посмотрела на нее, добавила: – Правда, ела.
После довольно продолжительной паузы Майка снова принялась за кашу и на этот раз ела, уже не отвлекаясь. Гончая сидела рядом на краю деревянного топчана, служившего пограничнику кроватью, и молча наблюдала за ней. До этого момента она и не подозревала, что можно получать удовольствие, просто наблюдая за тем, как ест другой человек. Вслед за этим открытием пришла внезапная мысль, что эта девочка, сосредоточенно уминающая грибную кашу, единственный в метро (во всем мире!) человек, который ей небезразличен. Мысль оказалась настолько неожиданной, что не ведающая жалости Гончая в первый миг даже растерялась.
Когда ложка заскребла по дну, Майка вернула ей миску и сыто отрыгнула. Гончая улыбнулась, а девочка испуганно прикрыла рот рукой.
– Ой, я нечаянно.
– Все нормально, – успокоила ее Гончая, протягивая кружку с чаем. – Попей.
Майка отпила половину и вернула кружку обратно.
– Вкусно? Это нормальный чай, а не та бурда, которую нам подали на Белорусской.
Майка кивнула, но никакого удовольствия на ее лице Гончая не заметила.
– Это все того солдата, да? – спросила она и, когда Гончая не ответила на очевидный вопрос, добавила: – Но ведь ты не собираешься с ним расплачиваться за эту еду?
В голосе девочки отчетливо слышалась надежда. Гончая подумала, что в возрасте Майки никогда не задала бы такого вопроса. Он даже не пришел бы ей в голову. Но дети в метро взрослеют быстро.
– Расплачиваться с ним? Много чести, – она усмехнулась. – Он же видел меня голой, хватит с него. Не бери в голову. Лучше расскажи, что с тобой случилось на платформе.
Майка покачала головой.
– Я не помню.
– Совсем ничего не помнишь?
Девочка долго молчала, потом осторожно, словно пробуя слова на ощупь, заговорила.
– Я снова была в туннеле, где обвалился потолок. А потом провалилась под землю. Было страшно. Я закричала.
– Помнишь, что ты кричала?
Майка снова покачала головой. Она не помнила.
– Ладно, проехали.
Гончая улыбнулась, но малышка не ответила на ее улыбку. Детские пальчики снова впились в ее руку.
– Нет, скажи!
Обратить все в шутку? Но Майке почему-то важно знать правду.
– Ты кричала: не ходите туда, там смерть! – призналась Гончая.
– А кому я это кричала?
– Не знаю. Но люди, которые тебя слышали, здорово перепугались. Мой ухажер пытался их успокоить, сказал, что у тебя жар. Ты и вправду вся горела, а потом упала в обморок.
– И ты принесла меня сюда?
– Принесла. Парень пытался возражать, но я его убедила.
– Он скоро вернется?
Гончая пожала плечами.
– Даже не знаю. Обстановка на станции довольно напряженная: туннели так и не открыли, люди напуганы. Многие из тех, кто хотел отсюда уйти, через переход отправились на Баррикадную. По-другому сейчас с Краснопресненской не выбраться. А Шерифа все нет.
– Не беспокойся о нем, он вернется.
Брови Гончей изумленно взлетели вверх.
– С чего ты взяла, что я о нем беспокоюсь?
Майка недоверчиво прищурилась.
– А разве это не так?
– Глупости! Очень надо мне о нем переживать! Я о тебе беспокоюсь. У тебя жар, хотя и не такой сильный, как в тот момент, когда ты потеряла сознание. Похоже, ты простудилась. А у меня ни лекарств, ни патронов, чтобы их купить. Да и задерживаться здесь не стоит, прав Шериф, это опасно.
– Разве мы не подождем Маэстро, тетю Глори и дядю Баяна? – воскликнула Майка. Одна мысль, что придется расстаться со своими новыми друзьями, расстроила ее до слез.
Гончая озабоченно вздохнула. Она уже много раз задавала себе этот вопрос. Конечно, проще всего добраться до Октябрьской, доехав туда по Кольцу вместе с цирковой труппой. Но, во-первых, им с Майкой нужно дальше, на Таганскую. А от Октябрьской до Таганской еще три перегона. Во-вторых, неизвестно, когда циркачи доберутся до Краснопресненской. Свой багаж им в руках не унести, значит, придется ждать восстановления железнодорожного сообщения, а на расчистку обрушившегося туннеля и восстановление путей может уйти несколько дней. Но главная проблема даже не в этом. Как везти с собой больную девочку? Вдруг ей станет хуже? Без лекарств наверняка станет, и неизвестно даже, какие нужны лекарства. Вдруг у Майки не обычная простуда? Тогда ей понадобится серьезное лечение – лазарет, врач и уход. Где все это взять в дороге?
Сколько ни думала Гончая, на ум приходило только одно место, где Майку могли гарантированно поставить на ноги. Идти туда не хотелось. Но разве у нее есть выбор?
– Мы с ними обязательно встретимся, – приняв решение, сказала Гончая. – Но сначала тебе нужно показаться доктору. А он живет на другой станции.
– На другой? – разочарованно спросила Майка.
– Увы, в рухнувшем мире доктора большая редкость.
Девочка понимающе кивнула.
– У нас на Маяковской не было доктора. А где он живет?
– На Пушкинской. Всего один переход отсюда.
– На Пушкинской?! – испуганно воскликнула Майка. – Там же живут злые люди, которые травят других собаками!
– Злых людей везде хватает. Но доктор, который там живет, хороший доктор! К тому же он мне кое-чем обязан.
Для Майки, делящей людей на плохих и хороших, такого объяснения оказалось достаточно. Гончая не стала уточнять, что имела в виду профессиональные, а отнюдь не человеческие качества доктора из Рейха. Впрочем, человек, которого он убил с ее помощью, был еще хуже.
– Идти недалеко. Сейчас по переходу на Баррикадную, а оттуда один перегон до Пушкинской. Быстро дойдем, а если устанешь, я тебя понесу, – наставляла Гончая Майку, когда они покинули каморку пограничника и выбрались на платформу.
Хозяина нигде не было видно, но Гончая не переживала из-за того, что ушла не попрощавшись с ним, куда больше ее беспокоило самочувствие Майки. Девочка старалась не показывать своей слабости, но Гончая видела, что шагает она с трудом. Майка даже не смотрела по сторонам, что для любопытной девочки было уж совсем непривычно. В отличие от нее Гончая профессионально фиксировала окружающую обстановку.
Транзитники, видимо, убедились в тщетности преодолеть пограничные посты на входе в туннели, и сейчас там было пусто. Зато довольно много людей толпилось у края платформы. Присмотревшись к ним более внимательно, Гончая заметила, что собрались они у стоящей на путях знакомой ручной дрезины. Значит, Шериф с ремонтной бригадой уже вернулись?
Сменив направление, она приблизилась к толпе. Первые же услышанные слова заставили ее насторожиться.
– Все как есть под землю провалились, – шепотом рассказывала одна женщина другой. – Еле выбрались.
– Раньше наши предки так на крупного зверя охотились. Выроют яму, а сверху ветками прикроют, да еще землей забросают. Зверь вступит и провалится, – вспомнил какой-то умник.
– Так там не только земля, а еще тюбинги, кольца бетонные, – напомнил ему собеседник, парень лет двадцати.
– Вот вместе с бетоном все в яму и ухнуло, – пояснил знаток древней охоты.
– А яму-то кто вырыл? – не унимался парень.
– Да никто! Из-за обвала сама образовалась, – оборвал его хмурый мужчина в распахнутой кожанке.
– Раненого-то куда, в лазарет? Не знаете? – обратилась к нему растрепанная женщина.
– Да какой он раненый?! – осадил ее мужчина в кожанке. – Так ободрался немного, даже не переломал ничего. Вот если бы его Шериф за руку не поймал, когда он в щель рухнул, тогда плохо дело.
– Кранты бы парню. Точно, кранты, – присоединился к разговору еще один мужчина, распространяющий вокруг себя запах перегара.
В обсуждение включались все новые и новые люди, голоса звучали с разных сторон, и Гончая уже не могла уследить за тем, кто и что говорит.
– Одного так и не достали.
– Пропасть бездонная! Они и светили, и фонарь на веревке спускали, но дна так и не увидели.
– Шериф-то сам что говорит?
– Да он сразу начальству побежал докладывать.
Услышав последнюю фразу, Гончая перевела взгляд на отгороженную металлическими барьерами часть платформы, где располагались служебные помещения станционной администрации. Проход в служебную зону охранялся вооруженными часовыми, суровый вид которых начисто отбивал у всех желание задавать им какие-либо вопросы. Но тут приоткрылась центральная дверь с надписью «НАЧАЛЬНИК СТАНЦИИ», и оттуда вышел Шериф. Его недавно чистый и опрят