– Куда-то! Егеря не заметили. Там полно всяких ответвлений. Но я обыщу каждое из них! Никуда этот мутант от меня не денется!
Большей глупости Гончей слышать еще не приходилось. Только в безумном бреду можно решиться лазить по необжитым туннелям, в которых запросто нарвешься на неведомых чудовищ, метановые или другие смертельно опасные ловушки, ради того, чтобы найти и пристрелить какого-то дикаря, засветившего камнем в лоб. Но это был полезный бред, потому что открывал путь к бункеру, где Стратег спрятал Майку, а Гончая никогда не упускала подобные шансы.
– Я с вами, мой фюрер! – воскликнула она, вскакивая на ноги. Правая стопа отозвалась резкой болью, но Гончая была к этому готова и даже не поморщилась. Фюрер должен видеть, что она полностью здорова.
Вождь Рейха на какое-то время задумался. Он увидел не только стремительность движений и бравую улыбку на лице «любовницы», которые продемонстрировала ему Гончая, но и ее забинтованную грудь и живот, а бинты никак не соответствовали представлению о безупречном здоровье. Однако он помнил, что именно благодаря этой женщине остался жив, и желание иметь во время рискованного предприятия надежного, проверенного телохранителя рядом с собой, в конце концов, победило.
– Тогда собирайся. Через пару часов выезжаем.
В путь отправились на той же моторизованной дрезине, на которой фюрер выезжал на охоту, и в том же составе: он сам, четверо его охранников, управляющий дрезиной машинист и Валькирия. На этот раз все вооружились автоматами, включая Гончую и самого фюрера, сменившего свой роскошный карабин на простой и грубый, но практически безотказный многозарядный «калаш». Он вновь переоделся в гражданское, как делал почти всегда, выезжая за пределы Рейха. Гончей тоже пришлось сменить гардероб, так как после знакомства с когтями панцирного волка ее прежняя одежда превратилась в лохмотья.
Распугивая боязливо разбегающихся с путей и вскидывающих руки челноков, ощетинившаяся автоматами дрезина промчалась по туннелю через три станции и въехала на Пролетарскую. На охотничьем полигоне бригада строителей восстанавливала обрушившуюся галерею, но о скрывающемся в туннелях дикаре строители ничего не знали. Охранники фюрера отыскали одного из контролирующих строительные работы егерей, но и разговор с ним тоже ничего не дал.
– Нет, это не мы, – заявил зверолов, узнав, чем интересуются прибывшие гости. – Парни, которые Меченого видели, сейчас на Таганской. У них и спрашивайте.
– Почему Меченого? – уточнила Гончая.
– Так у него метка на лбу, – пояснил зверолов. Он хотел ткнуть женщину пальцем в лоб, но, перехватив ее взгляд, сообразил, что этого лучше не делать, и показал на себе. – Вот здесь. Натуральный меченый.
Если бы не нетерпение «любовника», Гончая расспросила егеря более подробно. Например, о том, куда ведут боковые ответвления из туннеля метро. Но фюрер так спешил встретиться с теми, кто видел сбежавшего с полигона дикаря, что ей пришлось поневоле закончить разговор.
На Таганской все говорили только о недавнем землетрясении на Пролетарской и разбежавшихся с охотничьего полигона мутантах. Известные немногим очевидцам реальные факты после пересказа дополнялись собственными выдумками очередного рассказчика и, будучи многократно повторенными, обрастали совершенно невероятными подробностями.
– Народу набилось видимо-невидимо, вот трибуны и не выдержали, – услышала Гончая, когда вместе с фюрером и двумя его телохранителями поднялась на платформу.
– В этот раз егеря здоровенного зверя поймали, да еще в панцире. Про объявленный сюрприз-то слышали? Он решетку выломал, из клетки вырвался, потом на полигон выбежал, да все опоры своим панцирем и посшибал, – неслось из-за запертой двери какой-то каморки.
– Народу порвали тьму! Вся платформа была в крови. А зверье по туннелям разбежалось. Так на Ганзе теперь все караваны солдаты с оружием охраняют, – шептала одна из двух проходящих навстречу женщин.
– А те, кого на стройку набрали, без всякой охраны ходят, – вторила ей другая.
Но фюрера не интересовали ни реальные, ни выдуманные подробности недавней трагедии. Не задерживаясь на платформе, он сразу направился к переходу, соединяющему радиальную и кольцевую станции. На Таганской-кольцевой располагалась главная егерская контора, однако это вовсе не означало, что видевшие дикаря звероловы сейчас находятся там.
– Мой фюрер, – остановила его Гончая. – Если позволите, я осмотрюсь пока.
– Здесь? – Вождь Рейха недоуменно уставился на свою «любовницу», но, вспомнив основной род ее занятий, утвердительно кивнул: – Хорошо, осмотрись, а я загляну к главному егерю. Встречаемся у перехода.
Валькирия смиренно улыбнулась и исчезла в толпе.
Ночью Майка почти не спала, зато нарисовала не два, не три, а целых восемь рисунков! Такого с ней еще не бывало. Она немного отдышалась, но едва взглянула на свои творения, с криком вскочила из-за стола и отчаянно заколотила в запертую дверь.
Она просто не могла находиться в своей комнате в одиночестве. После того, что увидела, не могла. Страх душил ее, и чтобы вырваться из его когтей, нужно было рассказать о своих видениях, кому угодно рассказать. Лучше всего женщине-кошке, она одна понимала Майку. Но женщина-кошка была далеко, и Майка принялась выкрикивать имя Стратега.
Она в кровь разбила свои кулачки, когда в двери наконец щелкнул замок, и на пороге возникла монументальная фигура Стратега.
– Что за шум? – недовольно спросил он. – Опять кошмар приснился? С кем на этот раз?
Вместо ответа Майка сгребла со стола рисунки и торопливо, чтобы не надышаться веющим от них ужасом, сунула в руки Стратега.
Он небрежно перебрал их, нахмурился, попытался расположиться за Майкиным столом, но там ему показалось тесно – колени уперлись в столешницу, а спинка низкого стульчика врезалась в поясницу, и он пересел на кровать, а рисунки разложил перед собой на полу. Майка молча наблюдала за ним – ждала.
Стратег тоже молчал, потом выбрал из восьми разложенных перед ним листов тот, на котором Майка изобразила беседу двух людей, и щелкнул ногтем по портрету молодого мужчины слева.
– Это ведь тот тип, который проводил вас с Краснопресненской на Баррикадную?
Майка кивнула.
– Его зовут Шериф. Вы потом ругали его за то, что он нас отпустил.
– Запомни, девочка, – поморщился Стратег. – Я никого не ругаю. Мне это не нужно. Но те, кто меня огорчает, потом очень сильно жалеют об этом. Поэтому постарайся меня не огорчать.
Майка не поняла, как он может говорить о какой-то ерунде после того, что только что увидел, но на всякий случай снова кивнула.
– Кто второй? – отполированный ноготь Стратега переместился на портрет другого мужчины.
– Я не знаю, как его зовут, но у него вот здесь нарисована раскрытая книга, – ответила Майка, дотронувшись пальцем до своего виска.
– Понятно, брамин из Полиса. И о чем они говорят?
– Об этом. – Майка указала взглядом на лежащие на полу рисунки, которые заставили ее в ужасе сорваться с места и изо всех сил колотить в дверь.
Хотя они отличались в деталях, на всех было изображено одно и то же – рушащиеся станции и гибнущие люди. Десятки, сотни людей, падающих в пропасть, на дне которой их заглатывала гигантская воронка, образовавшаяся из клубов черного дыма.
– И об этом. – Майка протянула Стратегу папку с предыдущими набросками и рисунком, где сквозь дым проглядывало что-то, похожее на суставчатую лапу.
– Что это? Что ты здесь нарисовала? – недоуменно спросил он, заглянув в папку.
– Я не знаю, – призналась Майка. – Но вот он, – она показала на портрет человека, которого Стратег назвал брамином, – знает.
Несмотря на ганзейскую прописку, бригады звероловов кочевали по всему метро, совершая вылазки на поверхность с разных станций. Поэтому на Таганской-радиальной их могли интересовать только три вещи: во-первых, оружие, патроны и охотничье снаряжение; во-вторых, еда и выпивка; в-третьих, шлюхи. И Гончая прекрасно знала, где все это можно найти.
Свои поиски она начала с оружейки, но скудость оружейных развалов удивила. В продаже имелось лишь несколько моделей пистолетов, включая примитивную самоделку, у которой нужно было через специальную прорезь поджигать засыпанный в ствол порох, чтобы произвести выстрел. Автоматы были представлены единственным ржавым «калашом», возможно, вовсе не пригодным для стрельбы. Дробовиков не оказалось совсем. Либо жители станции, напуганные слухами о разбежавшихся с охотничьего полигона монстрах, раскупили самое убойное оружие, либо торговцы-оружейники по той же причине опасались везти на Таганскую свой товар. На всякий случай, Гончая поинтересовалась у продавца, не заходили ли к нему недавно ганзейские егеря, и, получив отрицательный ответ, отправилась дальше.
Следующим пунктом в ее воображаемом списке значился местный бар. Чтобы попасть туда, Гончей пришлось пробираться сквозь небольшую, но довольно шумную толпу молодых людей, обступивших солидного мужчину начальственного вида.
– Еще раз повторяю: ни грузчики, ни разнорабочие больше не нужны! – слегка охрипшим голосом громко объявил он. – Нужны плотники, перекрытия делать!
– А каменщики?! – раздался в ответ звонкий голос из толпы.
Вопрос задал щуплый паренек отнюдь не богатырского телосложения, одетый в старый, протертый на локтях свитер и широкие, безразмерные штаны с заплатами. Скорее всего, он врал насчет своей профессии, но его самоуверенное заявление и то, как он держался, заинтересовали Гончую. Она даже остановилась.
– А ты что, каменщик? – недоверчиво спросил чиновник, разглядывая задавшего вопрос паренька.
– Каменщик, – не моргнув глазом ответил тот.
– Где работал?
– Да везде! – выпятил грудь паренек. – В Китай-городе, здесь. Даже на Ганзе! Я и кладку могу ложить, и раствор…
– Ложить, – передразнил самозванца чиновник. – Ладно, топай сюда.