«Позже сочтемся», – решила Гончая и принялась распутывать стягивающие запястья провода.
Тот, кто связал ее, не имел в этом деле опыта и необходимых навыков, Гончая сразу это поняла. Тем не менее избавиться от пут оказалось непросто, лишь после того, как Гончая ослабила зубами узлы, дело пошло быстрее. Она успела освободить руки и взяться за провода на лодыжках, когда в мозгу раздался пронзительный Майкин окрик: Берегись!
Гончая не стала анализировать, как и почему она слышит запертую в бункере девочку, а вместо этого упала на бок и откатилась в сторону. Воздух над тем местом, где она только что сидела, рассек клинок, направляемый юношеской, но уже твердой рукой, рукой убийцы.
Следующий выпад дикаря Гончая блокировала вскинутыми ногами – лезвие скользнуло по подошве, рассекло рант ботинка, лишь чудом не распоров ей ногу. Но и Гончей не удалось ни выбить у противника нож, ни сломать ему руку.
Дикарь не владел приемами ножевого боя, но компенсировал их незнание поразительной быстротой и ловкостью. Клинок мелькал перед глазами, Гончая вертелась на земле, уклоняясь от его ударов. Несколько раз он вскользь все же достал ее. Раны оказались поверхностными, Гончая это чувствовала, но порезы сразу стали обильно кровоточить. Если бы у нее тоже был нож или палка, да хотя бы камень. Но ничего полезного под руку не попадалось.
Не подпускай его! – кричала у нее в мозгу Майка и еще что-то непонятное. – Огонь, костер, полено!
О чем это она? Улучив момент, Гончая обернулась к костру и сразу поняла, что девчонка имела в виду. Когда противник снова бросился на нее, она выхватила из костра горящую головню и ударила его по вооруженной руке. Дикарь не выронил нож, это было бы уж слишком большой удачей, но он рефлекторно отдернул обожженную руку и на мгновение отвел оружие в сторону. Но именно мгновение чаще всего решает исход схватки. Гончая опрокинула противника наземь ударом под колени и для острастки еще ткнула пылающей головней в лицо. Потом вырвала из руки нож, когда он катался по земле и корчился от боли, и прижала лезвие к горлу.
– Одно движение – и тебе конец.
Парнишка оказался сообразительным, понял, что она не шутит, и затих.
– Три дня здесь шаришься, – продолжала Гончая. – Рассказывай, что видел, кого встречал.
Молчание. Дикарь лишь недоуменно хлопал своими выпученными глазами.
– Ну! – она слегка шевельнула рукой. Из-под прижатого к горлу лезвия одна за другой выкатились две капли крови.
– Люди машин. Много. Ходят туда-сюда. Громко стучат, – зачастил распластанный на земле дикарь.
– Строители, – сообразила Гончая. – Еще кого видел?
– Плохой человек, один, большой, сапоги, штаны, куртка, много мяса. Хотел убить, есть – не успел. Плохой за дверь. Крепко, не открыть.
– Человек, которого ты хотел убить, скрылся за дверью? – перевела его лепет Гончая. – Что за дверь? Отвечай.
– Дверь – железо, толстое, не открыть. Стена – камень, не разбить.
«Бетонная стена и бронированная дверь – бункер!»
– Где ты это видел? Как туда попасть?
Молчание.
– Знаешь, как пройти к этой двери?! – сорвалась на крик Гончая. – Если проведешь меня туда, отпущу!
– Знаю. Проведу, – последовал ответ.
«Вот и молодец, – Гончая облегченно выдохнула. – Только нужно тебя стреножить, чтобы не сбежал». За годы охоты за скрывающимися людьми она научилась связывать пленников множеством разных способов. Во всем метро, наверное, никто не умел проделать это лучше.
Гончая улыбнулась поверженному противнику, убрала с его горла нож и расчетливо ударила рукояткой в висок. Сильный удар разбивал височную кость, вызывая мгновенную смерть, более слабый гарантировал потерю сознания. Гончая владела техникой обоих ударов.
Шли друг за другом, людоед впереди, Гончая за ним. Медленно шли, потому что ноги дикаря были стреножены на уровне щиколоток, из-за этого он мог делать только короткие шажки. Другой отрезок провода связывал ему запястья. Хорошо связывал, надежно, Гончая об этом позаботилась. Руки за спиной, а от них тянется петля, накинутая пленнику на шею. Взмахнет руками, сделает резкое движение или попробует освободиться, и сам себя задушит. Парнишка об этом знает – он уже проверил, один раз попробовал, чуть не задохнулся и больше не глупит. Это не означает, что ему можно доверять. Гончая и не доверяла, поэтому конец второй петли на шее людоеда крепко держала в руке. Второй рукой освещала путь самодельным факелом. Без него ничего вокруг не видно, хотя дикарь как-то ориентировался и в темноте: уверенно прет вперед, вовремя замечает все повороты и выступы и еще ни разу не споткнулся.
Гончая тоже не спотыкалась, шла осторожно. Ей ни в коем случае нельзя было падать, потому что можно и не подняться. Она ослабела от потери крови, хотя и перевязала полученные в схватке раны распоротыми на полосы штанинами своего пленника. Хорошо, что удалось остановить кровотечение. Плохо, что нет оружия, только ножи: трофейный Тевтона и собственный Гончей. Лишь ножи и забрал людоед, обыскав труп штурмовика и оглушенную пленницу, а фонари, пистолеты и автоматы выбросил. Идиот!
Его ненависть к жителям метро, которых он называл «люди машин», относилась заодно и ко всем механизмам, включая электрические фонари и огнестрельное оружие. Кто только его надоумил? Не сам же он до такого додумался. И судя по его рассказам, он не единственный. Где-то в метро находилось место, которое он называл домом, где обитают другие такие же людоеды, ненавидящие остальных жителей метро и считающие своим родителем какого-то Великого червя.
«А если он как раз и ведет меня в свое логово?!» – полыхнула в мозгу внезапная мысль, бросившая Гончую в жар. Что мешает дикарю привести ее к своим сородичам, ведь она понятия не имеет, куда он направляется?!
Она в растерянности остановилась. Не заметивший этого пленник сделал следующий шаг и захрипел, когда скрученная из провода петля врезалась ему в горло.
– Далеко еще? – спросила Гончая, ослабив натяжение петли.
– Пришли… дверь… там, там… – залепетал задыхающийся пленник и закивал головой в глубину напоминающего бетонную кишку узкого коридора.
Гончая вгляделась в темноту перед собой, никакой двери, естественно, не заметила, но в коридоре стало будто бы светлее. Она опустила факел, потом воткнула его в трещину на полу и прошла несколько шагов вперед. Так и есть! В глубине коридора мерцал очень слабый, едва различимый свет, и глазастый парнишка разглядел его.
– Шагай вперед, и без глупостей, – приказала пленнику Гончая.
Вряд ли он понял ее предупреждение, но послушно двинулся вперед. Гончая последовала за ним, а вместо оставленного факела взяла в руку собственный нож. Он казался надежнее трофейного клинка Тевтона, все-таки сама выбирала.
Примерно через двадцать шагов Гончая поняла, что свет электрический, а еще через десяток разглядела впереди и тускло горящую лампу, защищенную круглым стеклянным колпаком. Фонарь был установлен не на потолке, а на стене, под ним располагалась массивная железная дверь, такая же непробиваемая и прочная, как гермозатворы.
Снова вышло так, как когда Майка впервые потеряла сознание. Только что она наблюдала, как женщина-кошка и ее пленник друг за другом идут по какому-то коридору, и вдруг взгляд провалился под землю.
Перед глазами все быстрее и быстрее замелькали каменные пласты. Они крошились, раскалывались на части, потом на отдельные глыбы и, обрушившись вниз, исчезали в… колодце? Дымящемся жерле? Или чьей-то бездонной глотке?!
Огромные камни стремительно летели в пропасть, но Майка падала быстрее, обгоняя их, пока не оказалась в самой глубине, за бурлящей пеленой ядовитых испарений, взбиваемых в пену движениями десятков, сотен, тысяч суставчатых лап.
Нет! Их было намного больше. Майка даже не знала такого числа. Но повсюду, насколько хватало глаз, она видела одно и то же – жуткие лапы без шерсти, мяса и кожи. Лапы, состоящие из одних голых костей и заканчивающиеся единственным когтем. И все эти тысячи тысяч лап безостановочно двигались. Они вонзались в стены уходящего в бездну круглого жерла, вгрызались в камень и выталкивали наружу что-то необъятное, невообразимо огромное. Что и было одной бездонной глоткой.
– Это та дверь, о которой ты говорил? – на всякий случай спросила Гончая.
Проводник энергично закивал, но она и сама уже поняла – дверь та самая! Над дверью заброшенного бункера не горел бы свет, а если он горит, значит, бункер используется, и за дверью кто-то есть. Кто? Стратег с охраной или только Майка? Или это вообще не тот бункер, а Майкин находится в другом месте? Пока не попадешь внутрь, не узнаешь. А как попасть, если на двери ни запирающего штурвала, ни ручки, ни замочной скважины? Ничего, кроме панорамного глазка, да и тот, скорее всего, бронирован.
Гончая прикоснулась ладонью к стальной плите. Холодная. Как же она открывается? Надо полагать, изнутри. Там-то наверняка есть и ручки, и запоры, и все что положено. Что ж, придется подождать. Рано или поздно кто-нибудь да откроет.
Дикарь, который все то время, пока она осматривала дверь, смирно стоял рядом, теперь нетерпеливо топтался на месте и закрутил головой. Валить собрался, сообразила Гончая. Помнит о ее обещании. Может, и правда отпустить? Что с ним еще делать?
– Уйти хочешь? Снова на людей охотиться, мясо жрать?
Она издевалась, но молодой людоед этого не понял. Очевидно, ирония была ему недоступна.
– Идет! Близко! Здесь скоро, – понизив голос, испуганно зашептал он.
– Кто идет? – спросила Гончая.
Но прежде чем дикарь успел ответить, бетонный пол у нее под ногами содрогнулся. Запертая дверь затряслась и угрожающе загудела. А может, и не дверь! Воздух наполнился цементной пылью. А горящий сверху фонарь мигнул и погас.
Рисунки подготовили ее к ужасу, который сейчас воочию предстал перед глазами. Только поэтому Майка не потеряла сознание.