За ограждением начинался обитаемый туннель. Здесь ходили люди – Гончая разглядела на размокшей земле между шпал несколько смазанных отпечатков подошв, а вдали слышались человеческие голоса. И хотя электрические лампочки со стен исчезли, в этой части туннеля стало заметно светлее. Свет шел с той же стороны, откуда доносились голоса. Очевидно, там и располагалась станция.
Вскоре Стратег подвел своих спутников к опутанным колючей проволокой воротам, за которыми уже можно было разглядеть станционную платформу и свисающие с потолка кумачовые стяги. Как же без них?
У ворот располагался еще один пограничный пост, состоящий на этот раз из пятерки часовых, но жетон Стратега вновь сделал свое дело, и всех трех нежданных гостей тут же пропустили внутрь. Когда Гончая проходила через ворота, самый молодой из пограничников изумленно уставился на ее закованные руки, но после того, как она озорно подмигнула ему, сейчас же отвернулся.
– Мне бы чем-нибудь руки прикрыть, чтобы не смущать людей, – сказала Гончая Стратегу, когда они поднялись на платформу.
– Здесь люди привычные, – ответил он, но потом все же достал из глубокого кармана своих армейских брюк белую прямоугольную тряпицу, похожую на чистую портянку или полотенце, и протянул Гончей.
Глаза ее не подвели. Это оказалось самое настоящее вафельное полотенце! Очевидно чистюля Стратег, наслушавшись слухов о грязи и запустении на Красной Линии и неряшливости ее жителей, запасся средствами гигиены.
Гончая тут же вытерла этим полотенцем потное лицо. Не для того, чтобы досадить Стратегу, хотя это тоже оказалось приятно, а чтобы незаметно достать изо рта ключ от наручников. Прикрыв расправленным полотенцем скованные руки, она расстегнула замки наручников и зафиксировала браслеты в более свободном положении, после чего незаметно опустила ключ в карман брюк.
Можно было и вовсе избавиться от наручников, но что делать дальше? Вырубить Левшу и Стратега, забрать у последнего жетон, служащий универсальным пропуском, и бежать? Попробовать, конечно, можно – однажды ей это удалось, причем без всякого пропуска. Но тогда она просто бежала от смерти, а сейчас нужно спасти Майку. Где девочка – неизвестно, но Стратег обещал отвести к ней. Значит, с побегом придется повременить.
Приняв решение, Гончая сосредоточилась на станции и ее жителях. Людей на платформе было довольно много, но едва завидев приближающихся незнакомцев, они поспешно отводили взгляды, а то и вовсе старались укрыться в нишах станционных арок. Одноглазого, который и сам был с Красной ветки, такое поведение местных обитателей не удивляло, а Стратегу, похоже, было все равно.
– Что это за станция? – не выдержала Гончая.
– Эта… Как ее? Маркса. Ну, та, которая рядом с Театральной, – после продолжительной паузы ответил Стратег. Похоже, он до сих пор путался в новых названиях, закрепившихся за станциями после прокатившейся по Красной Линии волны переименований. Или режиссуры на все метро не хватило.
Проспект Маркса? Гончая недоверчиво осмотрелась. До переименования станции, когда та называлась Охотный Ряд, она часто здесь бывала. Но это было еще до того, как рухнул прежний мир. В обновленном облике тот Охотный Ряд, который помнила Гончая, уже невозможно было узнать. Прямоугольные опоры, поддерживающие арочный свод, облепили яркие транспаранты, все как один обещающие процветание Красной Линии и ее граждан. В некогда широких арках разместились какие-то конторы с совершенно бессмысленными и сложно выговариваемыми названиями. Гончая прочла только ОТКОМПРОС и больше читать не стала.
– Что за глупые сокращения?
– Ты про МАРКТВ? – усмехнулся Стратег. Оказывается, он тоже разглядывал вывески, только смотрел в другую сторону. – К телевидению, как можно было подумать, не имеет никакого отношения, а переводится как Марксистская теория видов.
– Теория видов? Наподобие провозглашенной фюрером теории генетической чистоты?
– Нет-нет, – замотал головой Стратег. – Никакой ксенофобии. Еще один взгляд на послевоенный животный мир, на этот раз через призму марксизма. Ученых умников хлебом, ну или грибами не корми, дай только разобраться, откуда взялись нынешние хищные звери и птицы. Красные не исключение, даже вон кружок из энтузиастов организовали.
Гончая мельком взглянула на Левшу: как тот отреагирует на обидные слова Стратега? Но одноглазый не изменил себе – остался равнодушен. Складывалось впечатление, что ему абсолютно все равно, о чем говорят его спутники.
Тем временем вьющаяся по застроенной платформе пешеходная дорожка привела к расположенному в центре зала переходу на смежную станцию, возможно, на ту же Театральную. Назвать его переходом можно было лишь условно. Эскалаторную лестницу, с которой начинался переход, перекрывали сварные железные двери, запертые на огромный навесной замок. А для пущей надежности командование станции еще и поставило возле дверей пару часовых. То, что красные не любят чужаков, было общеизвестно. Однако мало кто знал, что партийное руководство Красной Линии больше опасается не внешних угроз, а собственных перебежчиков, поэтому и возводит повсюду мощные пограничные укрепления, охраняемые вооруженными караулами.
С дальнего края платформы внезапно раздался ритмичный металлический стук, похожий на однообразный колокольный звон, и почти все, кто находился на платформе, немедленно устремились туда.
– Куда это они? – удивился Стратег.
Ему никто не ответил. Гончая, потому что не знала, а Левша в силу своей неизменной привычки. Стратег пожал плечами и двинулся дальше. Для него это было лишь очередное любопытное событие, а Гончей отчего-то стало не по себе. Спустя несколько тревожных мгновений она поняла причину своего беспокойства. А потом и похолодела от ужаса, когда представила, что червь под землей тоже может услышать этот стук.
«Он такой огромный! Вдруг он слышит все звуки, которые производят жители метро?!»
Внезапная мысль привела Гончую в такое смятение, что она даже не заметила, как Стратег внезапно свернул, и поняла это, только когда он схватил ее за руку.
– Эй, нам сюда.
Вслед за ним Гончая прошла в решетчатую дверь под кумачовым навесом и оказалась на краю платформы, где уже стояли брамин все в той же полученной от красных телогрейке и маячивший за его спиной Палач.
– Что происходит? – озабоченно спросил у него Стратег, указав на спешащих по платформе жителей станции: мужчин, женщин, детей.
– Обед, – последовал ленивый ответ Палача.
Стратег облегченно выдохнул, а Гончей, наоборот, стало дурно. Если она права насчет червя, то когда-нибудь звон станционного колокола станет сигналом к такому обеду, где едят не жители Проспекта Маркса, а нечто из-под земли – их самих.
Недалек тот день, когда Земля выпустит из своего чрева такого монстра, который сметет всю их оборону и окончательно покончит с остатками человечества.
Эти слова Гончая услышала, когда вместе с Майкой сидела в клетке в фашистском концлагере. Хотя она так и не поняла, кто разговаривал с ней, эти слова врезались в память.
«Надо выбираться отсюда, – подумала она. – И как можно скорее».
– Я собрал, что вы велели, – обратился к Стратегу брамин и выставил перед собой потертый портфель, который держал в руках. – Даже попытался сделать кое-какие расчеты.
Но Стратег, не дослушав фразу до конца, отмахнулся от брамина – не до тебя, подошел к краю платформы и уставился в темноту туннеля. Гончая поняла, что она не единственная, кому не терпится убраться с Проспекта Маркса.
Прошло несколько томительных минут, в течение которых никто не произнес ни слова. Смущенный брамин больше не пытался заговорить, даже не поздоровался со старой знакомой, ограничившись приветственным кивком. Наручников на ее запястьях он, похоже, не заметил. Зато Палач так и впился взглядом в руки пленницы. Как только не прожег глазами полотенце?
Потом из туннеля донесся скрип рычагов, и оттуда медленно, словно нехотя выкатилась механическая дрезина, которой управляли двое механиков или машинистов, перемазанных смазкой с ног до головы. Глядя на них, Гончая подумала, что Стратег, пожалуй, верно поступил, запасшись чистым полотенцем. Еще она подумала, как они все разместятся на дрезине, если придется куда-то ехать? На узкой платформе было всего два пассажирских сиденья.
Вопрос разрешился самым неожиданным образом. Затормозив у перрона, водители дрезины – так Гончая обозвала мужичков в заляпанных комбинезонах – о чем-то пошептались с Палачом, после чего тут же убрались восвояси. Стало ясно, что дальше они не поедут. Вместо них к рычагам стали Палач с Левшой, Стратег с брамином расположились на сиденьях, Гончая – рядом с ними на полу. Как и положено собаке – у ног хозяина. Брамин, правда, попытался уступить ей свое место, но Стратег ему запретил. Тот начал возражать, даже попытался напомнить Стратегу о вежливости и порядочности, но тут заметил на спутнице наручники и замолчал.
– Ничего, я привычная, – сказала ему Гончая.
Брамин уставился на нее с изумленным видом, а наблюдающий эту сцену Палач плотоядно оскалился. Наверное, представил ее распятую на дыбе или себя, срезающего с нее кожу специальным ножом, похожим на серп жнеца. Этот нож он не раз демонстрировал ей во время пыток, водил им по лицу, по шее, по голой груди. Гончая запомнила каждое прикосновение заточенного изогнутого лезвия.
Какое-то время брамин осмысливал увиденное, но, когда въехали в туннель и дрезину со всех сторон окружила темнота, не выдержал:
– Послушайте, я согласился помогать вам, потому что считаю это необходимым. Но я не давал своего согласия издеваться над женщиной! – заявил он Стратегу и, так как тот никак на это не отреагировал, воскликнул: – Вы что, не слышите?! Я требую объяснений!
– Объяснений? – Стратег повернулся к нему. – Извольте. Вы не дали своего согласия, потому что я об этом не спрашивал.
– Вы что, издеваетесь?! – Что бы ни вообразил себе бывший геофизик, такого ответа он не ожидал. – Немедленно снимите с нее наручники!