— Это Крошка — тот, кто ищет Джона Косу. Помнишь меня?
— Помню, брат мой.
Несмотря на то что вечер только начинался, в «Желтой розе» уже было шумно.
— Слышал что-нибудь?
— Ничего. Ничегошеньки.
— Держи ухо у земли.
— Держу, все время.
Он встал и открыл платяной шкаф. Стопка чистого белья на верхней полке уменьшилась, количество грязного белья росло — носки, трусы, брюки, шорты, все разложено отдельно.
Он вынул из чемодана два ведерка стирального порошка и смягчающее средство для воды и принялся сортировать белье по цветам. Такой ритуал сложился у него двадцать лет назад, с тех времен, когда он жил в Европе и должен был обходиться одним чемоданом вещей. Тогда он обязан был постоянно находиться в состоянии боевой готовности. Для этого требуются собранность и организованность. Потому что ему в любое время могли позвонить и отдать приказ. Тогда Тобела превратил стирку в игру: раскладывал одежду по цвету и улыбался, потому что это был апартеид — белое здесь, черное там, смешанные цвета отдельно; каждая группа боится, что цвет другой ее испачкает. Он всегда сначала стирал темное, потому что «здесь черные идут первыми».
Так он поступил и сейчас — просто по привычке. Намыливал, тер, споласкивал — раз, другой, выжимал почти досуха, пока не заныли мышцы. Развесил. Дальше шли цветные вещи, а белые подождут до последнего.
Утром надо позвонить в обслуживание номеров и попросить гладильную доску и утюг. Тогда он займется тем, что ему нравится больше всего, — будет гладить рубашки и брюки шипящим горячим утюгом, а потом развешивать их на плечики в гардеробе, идеально наглаженные или заглаженные стрелками.
Повесив последнюю выстиранную белую рубашку сушиться на спинку стула, Тобела нерешительно замер посреди комнаты.
Он не может здесь оставаться.
Нужно где-то протянуть время до вечера. Вечером он постарается снова заснуть. А до тех пор необходимо решить вопрос с женщиной.
Он сунул в карман брюк бумажник, взял электронный ключ-карточку, захлопнул дверь номера, спустился по лестнице и вышел на улицу. Завернул за угол Док-роуд, по которой еще шли рабочие. Всем не терпится поскорее начать отдыхать. Он шагал за группкой из пяти цветных мужчин; со стороны могло бы показаться, что он — один из них. Следом за рабочими завернул на Кун Стейтлер. Он подслушивал их болтовню: разговор был ни о чем, постоянно перескакивал с одного на другое.
Андре Марэ не была виновата в том, что операция едва не закончилась провалом. Она искусно исполняла роль одинокой женщины средних лет, проявив смутный интерес, когда с ней заговорил мужчина между винным рядом и прилавком с полуфабрикатами.
Позже она призналась, что представляла его себе более пожилым. А тому, кто с ней заговорил, было едва за тридцать. Он был высокий, чуть полноватый, с трехдневной щетиной на подбородке. Одет он был странновато — старомодный клетчатый пиджак, зеленая рубашка, пожалуй слишком яркая, нечищеные коричневые туфли. Не будь Андре Марэ сержантом полиции, она бы назвала такого человека воплощением безобидности. Но она прекрасно понимала, что, когда речь идет о преступниках, на внешность полагаться нельзя.
Видимо, родным его языком был африкаанс, потому что по-английски он говорил с характерным акцентом. Он вежливо спросил, не знает ли она, где продается молотый кофе, и она ответила: кажется, вон там.
Со смущенной улыбкой он поведал ей, что обожает свежесваренный кофе. Андре Марэ ответила, что обычно покупает растворимый, потому что дорогой кофе ей не по карману. Незнакомец ответил, что не может жить без чашечки свежесваренного кофе по утрам — как будто извиняясь, как если бы любовь к кофе была грехом.
— Я люблю итальянский помол, — добавил он.
Как она позднее объясняла Грисселу, в тот миг он ей даже понравился. В нем чувствовалась какая-то хрупкость, ранимость, которая легко находила отклик в женской душе.
Их тележки стояли рядом. В тележке Андре лежало десять-двенадцать покупок, его тележка была пуста.
— Неужели? — рассеянно откликнулась она, почти уверенная в том, что он — не тот, кого они ищут. Ей хотелось поскорее избавиться от него.
— Да, итальянский кофе очень крепкий, — сказал он. — Благодаря ему мне не хочется спать во время ночных дежурств. Я ведь служу в полиции — отряд особого назначения.
В голове у сержанта Марэ зазвенел сигнал тревоги. Она точно знала, что он лжет. Она сама служит в полиции и своего коллегу вычислила бы за километр, а новый знакомый совершенно точно полицейским не был.
— Вы полицейский? — спросила она, притворяясь, будто страшно поражена.
— Капитан Йохан Рейнеке, — представился он, протягивая довольно женственную руку и обнажая в улыбке лошадиные зубы. — А вас как зовут?
— Андре, — сказала она, чувствуя, как сердце забилось чаще.
Капитан? В отряде особого назначения нет капитанов! Интересно, почему он лжет?
— Андре, — повторил он, словно пытаясь запомнить.
— Мама хотела назвать ребенка в честь отца, но рожала только девочек.
Сержант Марэ уже привыкла к тому, что все удивляются ее имени. Правда, новый знакомый ни о чем ее не спрашивал. Ей с трудом удавалось сохранять спокойствие.
— Красивое имя. Мне нравится. Очень интересно. Чем вы занимаетесь, Андре?
— Да так, работаю в одной конторе… Ничего интересного.
— А ваш муж?
Она посмотрела ему в глаза и солгала:
— Я разведена.
При этом она опустила голову, как будто признавалась в чем-то постыдном.
— Ничего страшного, — сказал новый знакомый. — Я тоже разведен. Мои дети живут в Йоханнесбурге.
Она собиралась сказать, что ее дети уже выросли и живут отдельно — по легенде, которую составили они с Грисселом, но вдруг сзади послышался голос — довольно пронзительный женский голос:
— Андре!
Она обернулась через плечо и узнала женщину, Молли… фамилию забыла. Мать одноклассника одного из сыновей, такая вечно занятая, активная мамаша. Господи, подумала Андре, только ее здесь недоставало!
— Привет, — сказала Андре Марэ; заметив, что Рейнеке прищурился, она скорчила гримасу, пытаясь дать ему понять, что ей жаль, что их перебили.
— Как ты, Андре? Что ты здесь делаешь? Какое совпадение! — Молли подошла к ней с корзинкой в руке, не успев понять, что две тележки, стоящие рядом, что-то да значат. Потом она разглядела жесты стоящих рядом мужчины и женщины, и наконец до нее дошло. — Ах, извините, надеюсь, я вам не помешала?
Андре понимала, что должна избавиться от знакомой. Рейнеке стиснул кулаки; ему явно не по себе. Она была на волосок от провала, и ей очень хотелось сказать: «Да, ты очень мешаешь, уйди» или просто «Убирайся!». Но прежде чем она успела подобрать нужные слова, лицо Молли разгладилось и она воскликнула:
— Ой, вы, наверное, вместе работаете — вы тоже служите в полиции? — и протянула руку Рейнеке. — Я Молли Грин. Вы сейчас что, на задании?
Для Андре Марэ время словно застыло. Она видела протянутую руку, которую Рейнеке проигнорировал. Он медленно переводил взгляд с одной женщины на другую; она явственно услышала, как скрипят шарики у него в голове. Вдруг он с силой толкнул к ней тележку и что-то закричал. Тележка врезалась в Андре, сбив ее с ног.
Дико вскрикнула Молли.
Андре ударилась о полку с винами; бутылки упали и со звоном разбились об пол. Она села на пол, размахивая руками и пытаясь обрести равновесие, потом схватила сумочку и вытащила оттуда служебный пистолет. В голове крутилась мысль: надо предупредить Гриссела. Свободной рукой она поднесла ко рту маленький микрофон и прокричала:
— Это он, это он!
Рейнеке подбежал к ней откуда-то сзади; он выхватил пистолет у нее из руки. Андре попыталась встать, но поскользнулась в винной луже и снова упала, порезав локоть об осколок. Ее пронзила острая боль. Выгнув шею, она успела заметить, куда побежал преступник.
— Главный вход! — закричала она, потом поняла, что коллеги ее не слышат, и схватила микрофон. — Главный вход, остановите его! — кричала она. — У него мой пистолет! — Вдруг она увидела, что из предплечья у нее мощной струей хлещет кровь. Когда она подняла руку и осмотрела ее, то увидела, что порез глубокий — до кости.
Едва услышав крики Молли Грин, Гриссел и Клиффи вскочили и рванули с места. Клиффи не вписался в поворот и врезался в столик, за которым двое мужчин поедали суши.
— Извините, извините, — сказал Клиффи.
Он увидел, что Гриссел уже выхватил табельное оружие — Z-88. Прохожие испуганно расступались. Послышались крики. Они неслись ко входу в магазин. В наушниках послышался голос сержанта Марэ:
— Главный вход, остановите его!
Гриссел ворвался в магазин и, остановившись у входа, принялся оглядываться. Клиффи, пытаясь затормозить, поскользнулся на гладком полу. Перед самым столкновением с напарником Клиффи увидел подозреваемого в мешковатом пиджаке и с большим пистолетом в руках. Он остановился в десяти шагах от них и тоже замахал руками, пытаясь не упасть.
Но Клиффи и Гриссел уже столкнулись и повалились на землю. Прогремел выстрел; где-то прожужжала пуля.
Клиффи услышал, как выругался Гриссел, услышал чьи-то громкие, пронзительные крики.
— Извини, Бенни, извини.
Он оглянулся и увидел, что подозреваемый уже повернулся кругом и несется по направлению к эскалатору. Купидон и Кейтер с пистолетами в руках спускались по другому эскалатору, но они вскочили на тот, который шел вверх. На секунду ему стало очень смешно, как будто он видел сцену из старого фильма с Чарли Чаплином: двое полицейских изо всех сил бегут по ступенькам, но не двигаются с места. На их лицах странная смесь досады, серьезности, сосредоточенности — и полной уверенности, что они выставляют себя полными идиотами.
Гриссел уже вскочил на ноги и пустился вдогонку за подозреваемым. Клиффи тоже встал и побежал за ним, вверх по эскалатору, перескакивая длинными ногами через две-три ступеньки. Гриссел тем временем повернул направо и увидел, что беглец направляется к выходу на втором уровне. Услышав крики «Стой!», беглец обернулся. Его лицо было искажено гримасой страха. Он остановился и прицелился в инспектора. Прогремел выстрел, и Клиффи сбило с ног. Он влетел в витрину отдела мужской одежды и упал, запутавшись в брюках и пиджаках. Ему показалось, что пуля попала в грудь; опустив голову, он увидел дыру у самого сердца. Нет, он не может умереть сейчас. Гриссел обязательно придет на помощь. Клиффи перекатился на спину. Тело стало непослушным, голова кружилась. Правой рукой он отодвинул вешалку с костюмами; левая была неподвижна. Он увидел, как Гриссел хватает беглеца. Мужской манекен в плавках зашатался и рухнул. Красивой дугой пролетела в воздухе яркая летняя шляпка; откатилась в сторону вешалка с футболками. Клиффи наблюдал за тем, как Гриссел методично поднимает правую руку и опускает ее. Он догадался: инспектор избивает подозреваемого пистолетом. Брызнула кровь. Рука Гриссела методи