Это был мой брат, черт меня побери! Он так сильно изменился с тех пор, как ушел от нас с дедом, что я еле его узнал. На нем была круглая шапка с пуговочкой посередине, на подбородке торчали редкие клочья волос, сам он был длинный и худой, как щепка, и вообще вид у него был какой-то помятый. Увидев меня, он засмеялся и, смеясь, подошел к кровати, чтобы меня обнять и заглянуть мне в глаза.
— Вот он какой, — пробормотал брат.
Он сказал это просто так, себе под нос, а не для того, чтобы кто-то услышал. И улыбнулся, и я улыбнулся ему в ответ, а сказать от удивления ничего не сказал. Но вы-то понимаете, как я удивился — аж сел в кровати.
Ребята хихикали, а бедная тетя Гастония очень нервничала, и суетилась, и то и дело оглядывалась — нет ли на дороге к дому дяди Сима, который не любил моего брата так же, как меня, уж не знаю почему.
— Послушай-ка, Джон, где же ты был и зачем пришел? — спросила тетя Гастония.
— Привет, — сказал мой брат, подпрыгнул и забегал на месте, ужасно забавно шаркая подошвами. Смешнее я в жизни ничего не видел. Я засмеялся, и все дети тоже. Тут встрял старик Джелки.
— Почему все смеются? — спрашивает.
— Я пришел, чтобы забрать мистера Пика, посадить его на ковер-самолет НОРД-1 и доставить в Нью-Йорк, ваша светлость, — сказал мой брат и, сняв шапку, отвесил ужасно смешной поклон. Ребята захохотали, и я, конечно, тоже. И вы ничего смешнее в жизни своей не видели, точно вам говорю!
— Кто это сказал? — крикнул старик Джелки. — Почему все смеются?
Но ему никто не ответил.
— Ты зачем сюда пришел? — опять спросила тетя Гастония, и мой брат, сунув свою смешную шапку под мышку, ответил:
— Как это зачем? Чтобы забрать брата — вот зачем.
И перестал валять дурака. Дети вставали на цыпочки и даже подпрыгивали, потому что им хотелось еще посмеяться, а эти взрослые вдруг посерьезнели.
Как же чудесно начинался день! Я вскочил и стал прыгать на кровати, и, хотя быстро запыхался, мне было хорошо. Опля!
— Ты этого не сделаешь, — отчеканила тетя Гастония.
— Еще как сделаю. А почему вы сомневаетесь?
— Почему? — переспросила она. — Да потому, что это говорит раздолбай, который явился невесть откуда и хочет забрать бедного больного мальчика из дома, где у него есть крыша над головой.
— Не его эта крыша, тетя Гастония.
Тут тетя как подскочит к моему брату, как заверещит:
— Считай, что я тебе никакая не тетя! Не я одна — здесь все знают, что ты раздолбай! Умеешь только пить да шляться по округе каждый божий вечер, а в один прекрасный день вообще взял и ушел! Когда как раз очень был нужен матери и деду. Убирайся! Проваливай отсюда!
— Кто пришел в наш дом? — завопил старик Джелки, вскочил и, держась за свой стул, принялся вертеть головой во все стороны.
Тут уж, сами понимаете, и мне, и другим ребятам смеяться расхотелось.
— Вы чего несете? — не выдержал мой брат, и тетя Гастония завизжала:
— Ты как со мной разговариваешь?! Не вздумай больше сюда приходить и не пытайся отнять у меня мальчика! Чему ты можешь его научить? Только тому дурному, чего успел поднабраться от своего папаши! Да-да! — не унималась тетя Гастония. — Знай: ты ничуть не лучше, чем твой папаша, а он был позором для всех Джексонов!
Вот тут я еще многое узнал о своей жизни.
— Кто пришел в наш дом? — не унимался Джелки.
Никогда еще не видел, чтобы этот слепой старик так бушевал, спятил совсем, что ли? Он схватил свою палку и замахнулся ею, но тут появился дядя Сим. Как только он, еще с крыльца, завидел в своем доме моего брата, глаза у него выпучились и стали похожи на куриные яйца — такие же большие, белые и как будто твердые.
— Тебя никто сюда не звал, парень, и ты это прекрасно знаешь, — сказал дядя Сим почему-то спокойно и тихо. Потом, не поворачиваясь, взял стоящую за дверью лопату. — Пошел вон.
Тетя Гастония втянула голову в плечи и уже открыла было рот, чтобы заорать, но не произнесла ни звука. Все ждали, что будет дальше.
5. Что было дальше
Как вы понимаете, мой брат не так уж и испугался дядю Сима с его лопатой.
— Я пришел не для того, чтобы переломать вам кости вот этим вот стулом или поубивать вас всех, — сказал он. — Я пришел сюда с миром. Но буду держать этот стул наготове до тех пор, пока у вас в руках будет лопата, мистер Джелки.
И брат поднял стул, как человек, на которого напал лев. Глаза у него налились кровью, ему явно переставало здесь нравиться. Дядя Сим посмотрел на него, потом на тетю Гастонию и спросил:
— Что этот парень здесь делает, а?! Рассказывай!
И она ему рассказала.
— А теперь помолчи, женщина, — сказал дядя Сим и, повернувшись к моему брату, приказал: — Проваливай отсюда. Да поскорее. — И показал на дверь.
— Врежь ему, Сим! — заорал старик Джелки, снова вскочил со стула и схватился за свою палку. — Дай ему этой палкой по башке, сынок!
— Усадите кто-нибудь старого, — сказал дядя Сим, но тетя Гастония запричитала, не отходя от меня, потому что очень не хотела, чтобы я ушел с братом:
— Нет, Сим, нет, мальчик болен, он умрет от голода или воспаления легких, с ним может случиться все что угодно. С этим парнем он пойдет по плохой дорожке, а Господь возложит грех на мою душу, и на твою душу тоже, и на всю нашу семью, и обречет на вечные муки, и гореть нам в аду на сковородке…
Тетя специально для меня выпалила все это ужасно слезно и жалобно, а потом сгребла меня в охапку, отгородив от всех, и исцеловала с головы до ног. Оох!
— Одевайся, Пик, — сказал мне брат.
Дядя Сим опустил лопату, мой брат — стул, а тетя Гастония, заливаясь слезами, обняла меня так крепко, что я не мог пошевелиться. Бедная, мне было очень жаль, что все вышло так нескладно и скверно. Но тут дядя Сим подошел и оттащил от меня тетю, брат отыскал мою рубашку и надел ее на меня, а тетя Гастония как завизжит. О Господи! Я нашел свои ботинки и шапку и готов был идти. Брат усадил меня к себе на закорки, и мы направились к двери.
И что, вы думаете, тут случилось? Прямо к дому на полной скорости подкатил автомобиль мистера Отиса. Он вылез из машины, постучался в дверь, еще с порога оглядел нас всех, сдвинул шляпу на затылок и спросил:
— Что здесь происходит?
И все стали наперебой рассказывать. Тетя Гастония с пеной у рта что-то объясняла и доказывала, да так громко, что всех заглушала, и мистер Отис слушал ее одну, а на остальных молча поглядывал. Брат поставил меня на пол, потому что ему тяжело было держать меня на плечах среди общего ора. Мистер Отис взял мою руку и пощупал, затем наклонился и заглянул мне под веки (точно так же он осматривал бедного деда), а потом встал и внимательно оглядел меня с ног до головы.
— Сдается мне, Пик в добром здравии. Может быть, кто-нибудь объяснит, наконец, что здесь происходит?
И тетя Гастония все объяснила.
— Да уж, — протянул мистер Отис, качая головой, — да уж… Мне бы не хотелось вмешиваться, но, кажется, я был прав, когда советовал вам, мэм, не брать мальчика в этот дом. Более того, я был уверен, что он здесь долго не продержится.
Говоря это, мистер Отис поглядывал на дядю Сима, и тот не выдержал:
— Я, мистер Отис, с самого начала знал, что он только беду нам принесет.
Мистер Отис подошел к старику Джелки поздороваться.
— Чертовски рад снова слышать ваш голос, мистер Отис, — отозвался Джелки, разулыбавшись от уха до уха — так был рад, что мистер Отис к ним заглянул.
— Чувствую, мой долг перед дедом этого малыша присмотреть, чтобы о нем как следует позаботились, — сказал мистер Отис. И, повернувшись к моему брату, добавил, опять покачав головой: — Боюсь, и ты с этим не справишься. — Тут я подумал, что мистер Отис, как и все здесь, ненавидит моего брата. — Там, на севере, у тебя есть работа?
— Так точно, сэр, — ответил брат, посмотрев ему прямо в глаза, и снова сунул шапку под мышку.
Но мистер Отис не спешил прекращать расспросы:
— А никакой другой одежды у тебя с собой нету?
И все уставились на моего брата, который и вправду был одет не ахти как.
— Все, что у тебя есть — это армейская куртка, дырявые штаны, которые вытянулись на коленях и волочатся по земле — кажется, ты вот-вот их потеряешь, — красная рубашка, которую давно не стирали, стоптанные армейские ботинки и этот нелепый берет. Думаешь, я поверю, что у тебя есть работа, раз ты приехал домой в таком виде?
— Что ж, сэр, сейчас в Нью-Йорке такая мода.
Но такой ответ не устроил мистера Отиса, и он спросил:
— А эта козлиная бороденка — тоже мода? Послушай-ка меня. Я сам только что вернулся из Нью-Йорка. Не постыжусь сказать, это была моя первая туда поездка, но я не сомневаюсь, что там невозможно жить, будь ты белый или цветной. Не вижу ничего дурного в том, если ты вернешься домой и станешь тут присматривать за братом, благо дом твоего деда все еще стоит, да и работу здесь можно подыскать не хуже, чем в любом другом месте.
— Дело в том, сэр, что в Нью-Йорке у меня жена.
— Она работает? — тут же спросил мистер Отис.
И мой брат, на секунду запнувшись, ответил:
— Да, работает.
— А кто же будет присматривать за малышом днем, пока вас нет дома?
Глаза у моего брата опять стали наливаться кровью, потому что он больше не мог придумать, что ответить.
Знаете, я с самого начала скрестил пальцы на счастье и ужасно обрадовался, когда мы с братом пошли было к двери, а сейчас получалось, что мы снова застряли в этом чертовом доме, и я от страха прямо похолодел.
— Днем он будет ходить в школу, — сказал брат и посмотрел на мистера Отиса так устало и удивленно, что тот усмехнулся и ответил:
— Не смею сомневаться в ваших намерениях, но все-таки: кто будет забирать мальчика из школы и вести домой по улицам этого бессердечного города с диким движением? Кто будет переводить его через дорогу, чтобы он, не приведи Господь, не угодил под грузовик? И еще. Где мальчик будет дышать свежим воздухом? И как ему найти друзей, которые в свои четырнадцать еще не ходят с ножами и пистолетами? Отроду ничего подобного не встречал. Я не желаю этому мальчику такой жизни и думаю, его дед в свои последние дни меня бы поддержал. Я забочусь о мальчонке из чувства долга перед моим старым другом, который учил меня ловить рыбу