– Ты точно не передумала? – нервно спросила я, пока мы менялись одеждой.
Мы со Скарлет носили приблизительно одинаковый размер, и я заранее скопировала несколько ее Охотничьих нарядов – так что у нас была одежда, которая отличалась только цветом.
– Разумеется, не передумала, – с упреком отозвалась она. – Серьезно, Радка, хватит уже об этом. Ты мой товарищ по Элите и, что еще важнее, моя подруга. Какая еще нужна причина?
Я проглотила комок в горле. Он там появился, потому что, с одной стороны, я была растрогана, а с другой – очень боялась. Я все еще с трудом верила, что из всех людей на свете именно Скарлет вписалась в мой план. Причем ладно бы просто вписалась, а то ведь охотно и по доброй воле.
Случись у нас общий вызов – и все дело псу под хвост. Мы целиком и полностью завязаны на грозу – в первые послегрозовые двенадцать часов общих вызовов никогда не бывает.
Но зато конец томительному ожиданию.
Закончив переодеваться, мы со Скарлет обнялись и под прикрытием объятий обменялись перскомами. Теперь компьютер не знает о нашем обмене. В глазах системы Скарлет стала Радкой, а Радка – Скарлет.
Скарлет подмигнула мне и, отстранившись, надвинула на лицо капюшон. Ничего особенного – я все время так делаю, поэтому никто ничего не заподозрит. Потом Скарлет ушла – она отправилась ко мне ждать сигнала с моего перскома.
А я осталась сидеть у нее и ждать, когда подаст голос ее перском.
Спустя десять минут пришло сообщение от Кента: «Префект Чарм хочет обсудить наши наблюдения, пока у нас перерыв. Встречаемся на площадке».
Я набрала: «Так точно». Так ответила бы Скарлет, а сама я написала бы «Вас поняла». Я подняла капюшон на ее костюме и устремилась к посадочной площадке не своей обычной рысцой, а широким шагом Скарлет. Нет, если бы кто-то озадачился и проанализировал наши движения, нас бы мигом раскусили. Но в том-то и фокус: никому не придет в голову дотошно изучать походку Охотниц. Ведь с виду вроде все как всегда. Все эти пляски с бубнами вокруг переодеваний, может, и кажутся странноватыми и даже глупыми, но мы-то с дядей твердо уверены: я должна непосредственно участвовать в операции, иначе Джош способен заартачиться. Если Джош с нами честен, то я единственный человек, кому он будет доверять. А если нет, тогда он все равно захочет видеть меня рядом – чтобы я потом посильнее помучилась. Но про то, что мы поменялись одеждой со Скарлет, ему неизвестно.
Когда я влезла в винтокрыл, Кент и Ча кивнули мне, а транспорт взмыл вверх и унес нас на крышу административного здания, где располагался дядин офис. Ча выглядел отмытым; теперь на нем была настоящая одежда, а не то тряпье, которое он соорудил из своей шкуры.
Секретаря в приемной не оказалось: дядя отправил ей сообщение, что после бури можно не приходить. Опять-таки ничего необычного для грозового дня. Джош уже был в офисе – тоже нормально. И занимался самыми обыкновенными делами, разве только из-за грозы несколько часов не мог разъезжать по городу.
Мы с Кентом направились прямиком в дядин кабинет и проговорили там около часа. Кент нес какую-то неподдающуюся проверке пургу про повстанцев в Отстойнике: из-за возросшей активности пришлецов повстанцы будто бы несут большие потери. Ча по большей части кивал, но время от времени вставлял слово-другое. Потом Кент сообщил, что пришлецы во время нападений нацеливаются на продовольственные ресурсы. Я тоже кивала и иногда пожимала плечами. Тут присутствовала все же некая степень неопределенности: вдруг кто-то заметит, что Скарлет ведет себя не совсем как Скарлет? Вся надежда, что никто не обратит внимания.
Наконец Ча прокашлялся.
– Мне бы отлучиться ненадолго, сэр, – прохрипел он.
Я чуть не скривилась. Голос у него все-таки звучал не очень.
– Конечно. Мой помощник вас проводит, – сказал дядя, и Джош поднялся, чтобы проводить «Ала» в туалет.
А там, в единственном месте, где нет камер, Джош станет «Алом», а «Ал» – Джошем.
И главное – они поменяются перскомами.
Дядя снабдил Джоша накладной бородой – потому-то Ча и отрастил себе всю эту чащобу на лице. Это чтобы обмануть систему опознавания внешности: ни один девайс Джоша в бороде не узнает.
Когда Джош и Ча вернулись, Ча был просто вылитый Джош. Я прямо опешила. Его искусство перевоплощения выше всяких похвал.
В додисереевском фольклоре попадаются истории о созданиях, превращавшихся в людей – да так мастерски, что даже жены не отличали, где их мужья, а где самозванцы. Оборотни не всегда превращались из людей в животных – иногда они становились конкретными людьми. Надо бы поговорить об этом с Ча. Если пришлецы такое умеют… мамочки, да, может, они среди нас по улицам расхаживают!
Вообще-то это Псаймонам полагается следить за такими вещами, но Псаймонам нынче веры нет.
Под бородой Джоша пряталась еще одна штуковина: прибор, искажающий голос. Его очень хитро настроили: чтобы голос «Ала» система не зарегистрировала как искусственный, но в то же время, чтобы новый голос отличался от голоса Джоша.
Теперь «Ал» принимал активное участие в разговоре. Я даже впечатлилась, насколько бойко Джош сечет в теме. Понятия не имею, откуда он раскопал все эти сведения. На его месте я бы точно не была такой речистой. Но не исключено, что дядя предоставил Джошу доступ к какой-нибудь закрытой информации о повстанцах, и Джош на ее основе состряпал свой так называемый рапорт.
Так мы беседовали, и пока это выглядело правдоподобным. В какой-то момент мне стало казаться, что мы уже затянули и как бы чего не вышло. И тут сработали наши перскомы – то есть мой и Кента. Не вызов, но требование прочесать вместе с Гончими какой-то там участок в Отстойнике, поскольку все остальные Охотники на смене и больше некому.
– Вот вы меня там и высадите, – сказал «Ал». – А я сам домой доберусь.
– Без оружия? – В дядином голосе звучало ну совершенно неподдельное беспокойство.
«Ал» рассмеялся:
– Я по этому Отстойнику двадцать лет ползаю. Мне что с оружием, что без – одна малина.
И мы все трое направились на крышу, где нас подобрал винтокрыл. Он доставил нас в часть Отстойника, знакомую мне лишь по карте. Именно там Кент и устроил то самое убежище для Джоша. Мы для порядка изобразили зачистку территории, но на самом деле всего-то шуганули парочку гоблинов.
Кент нырнул в развалины казенного с виду здания. Там лежали отколовшиеся от фасада каменные обломки с резными буквами «По» и «амт». Наверное, когда-то здесь был почтамт. Мы начали долгий спуск по растрескавшимся и заросшим цементным ступеням. Пахло сыростью и лишайниками. Кент кивнул на древний перском Джоша, потом на дверной замок: дескать, прикладывай. Джош послушался. Считыватель опознал его, и замок, щелкнув, открылся.
Дверь оказалась толстенная. И стены тоже. Кент зажег светодиодную палочку, и мы вошли.
Внутри Кент обнаружил переносную лампу. Он включил ее и прикрыл дверь. Мы стояли на площадке, ведущей ко второй массивной двери, на этот раз открытой. Стена была в добрый фут толщиной. А за второй дверью нас ждала огромная пустая комната.
– Ух ты! – восхитился Джош, стаскивая бороду. – Я думал, тут потеснее.
– Это правительственный бункер времен холодной войны, – пояснил Кент. Джош смотрел на него непонимающе. – Ладно, не суть. Это помещение, возможно, строили вместе со зданием. А здание возвели за несколько десятилетий до Дисерея. Укрытие рассчитано на пару сотен человек. Эта комната, вероятно, вроде гостиной, здесь проводят время, когда не спят.
Мы прошлись по убежищу: тут было намного чище, чем я ожидала. Здесь имелась передняя и один большой зал в центре. По одну сторону от зала располагалась ванная: в продолговатом помещении стояли раковины, душевые кабины и унитазы. По другую сторону было три небольших помещения, включая кухню и еще одну комнату в глубине: там обнаружились каркасы двухъярусных коек. Правда, пользы от этих коек нынче мало: их когда-то прикрутили к полу, видимо, чтобы не опрокинулись при взрыве, но со временем они проржавели, погнулись и превратились в кучу опасного металлолома. Как ни удивительно, ванная была в рабочем состоянии: наверное, цистерны, откуда поступала вода, наполнялись во время дождя. Хотя пить такую воду я бы не стала. А вот кухня пришла в негодность: массивные плиты превратились в здоровенные ржавые обломки, а двери холодильника безвольно болтались на расплавленных петлях. Но все-таки оставались еще две небольшие комнатки – их можно было привести в порядок и в одной устроить кладовую, а в другой жить.
И воздух здесь циркулировал, хотя и слабо. Система для фильтрации радиоактивных осадков, понятное дело, давным-давно вышла из строя, но свежий воздух все равно откуда-то проникал в бункер. Наверное, когда эти убежища расчищали и загружали припасами, открыли заодно вентиляционную систему. Пахло сыростью и холодным бетоном, но никакой тухлятины в воздухе не ощущалось и плесенью в ноздри не било.
Я оценила, насколько грамотно это место упаковали припасами. Здесь стояли ящики с пайковым печеньем – хватит примерно на год, – и множество канистр с питьевой водой, и еще куча всего, чего я даже не опознала. В жилой зоне были поролоновые матрасы и спальные мешки, педальный генератор, упаковки с батареями, простая винтовка, пистолет и много боеприпасов. А еще книжный шкаф, полный книг, фонари и коробки со стандартной одеждой – вроде той, что была сейчас на Джоше, – на теплую и холодную погоду.
– Если запрешь дверь в кухню, то перекроешь доступ ко всем трем комнатам, – пояснил Кент. – Советую так и поступить, если услышишь, что кто-то ломится снаружи. Погаси свет и сиди тихо: а то мало ли – вдруг у них найдется, чем жахнуть по взрывостойкой двери. И не разбрасывай тут особо, пусть будет незаметно, что здесь кто-то живет. – Оружейник развел руками. – А в остальном развлекайся как умеешь. Я бы на твоем месте поставил в большой комнате мишени и пострелял.
Это оружейник таким деликатным манером сказал Джошу: стрелок-то из тебя, парень, скорее всего, никудышный, ты бы потренировался в целях самообороны. Джош кивнул.