. Существо сделало над нами круг и зависло прямо над моей головой.
Визжать оно перестало. Облегченно морщась, я посмотрела на него.
Существо напоминало женщину-призрака – какими их показывают в роликах фэнтези. Вся прозрачная, белая, облаченная в длинное струящееся рваное одеяние с длиннющими рукавами и изорванную в клочья вуаль. Под вуалью было хорошо видно лицо. Там, где полагалось быть глазам, зияли темные провалы. И эти темные провалы уставились прямо на меня.
Существо открыло рот и завизжало.
Я грянулась наземь, сама визжа от боли и обхватив руками голову. Но это не помогло – между пальцев у меня потекла кровь: вероятно, из ушей. Из носа тоже хлынула кровь. И боль…
Как будто в уши мне вбивали костыли для рельсов.
Как будто мой мозг горел огнем.
Как будто мои кости крошились.
Я ничего другого не слышала – только этот адский невыносимый визг, но и его я не то чтобы слышала – он уже поселился у меня внутри, и деться от него было некуда. От него нет спасения. Он меня убьет. Никто и ничто мне не поможет.
И вдруг вокруг меня что-то мягко сомкнулось. Точно какой-то великан легонько сжал меня в ладони. И к горлу подступила дурнота – как бывает, когда бацаешь. Боль утихла.
А потом я отключилась.
Очнулась я в военном санитарном винтокрыле. В машину набились все мои Гончие, и там было не протолкнуться. Даже притом, что алебрихе приняли компактное обличье. Сама я лежала пристегнутая к носилкам. И до меня дошло, что я ничего не слышу.
Я насмерть перепугалась. На меня накатывала боль, волна за волной, словно меня колошматили и колошматили, раскатывая в лепешку каждый кусочек моего тела. Я невольно раскрывала рот. Я, наверное, кричала или стонала – не знаю, я ведь ничего не слышала. Что бы я ни делала, получалось, видимо, довольно громко, потому что я привлекла внимание медика. Он вбрызнул мне в шею гипноспрей. Боль из острой превратилась в тупую. У медика в руках была доска для письма. И он быстро нацарапал на ней «Лежи смирно».
Я пошевелила губами:
– Ладно.
Медик стер с доски надпись и написал новую: «Банши. У тебя лопнули барабанные перепонки».
С банши я была знакома, но понаслышке, из ирландских легенд. Банши – это духи или призраки, которые предупреждают живых, что те должны умереть. Судя по всему, эта решила не ограничиваться предупреждением и само умерщвление тоже взять на себя.
Медик опять принялся писать: «Ночная смена на подходе. Военные на месте. Мы побеждаем».
Я пристально посмотрела на него: а вдруг он все придумал?
«Это правда. Их целью была ты. Ты бацнула, и Лучник сразу подстрелил банши».
Их целью была я? То есть банши получила приказ и описание внешности. И на свете есть лишь два пришлеца, способных внятно описать мою внешность. Один – тот Золотой пижон, Лэт-Как-Его-Там. А второй… Тирсион. И из них двоих Тирсион знает меня в лицо куда лучше.
Но сделать надлежащие выводы я не сумела. Потому что снова отключилась.
Я так и пролежала без сознания то время, пока все не вернулись в штаб. Хвала всем богам, великим и малым, никто не погиб, но в медчасти я очутилась не одна. Мне составили компанию Рейнд, Мей и Пожар. У Рейнда, как сказала мне Джесси, были сломаны обе руки. У Мей случилось неслабое сотрясение мозга; над ней все хлопотали, чтобы избежать отека. А Пожару досталось от мантикорьих когтей: у него на левой руке красовалась дырка в дюйм глубиной, и на спине тоже.
Ну и я со своими лопнувшими перепонками. Мозг мне тоже порядочно тряхнуло в черепе, так что и у меня, по сути, сотрясение мозга. Плюс микропереломы всех костей. И каждый дюйм кожи тоже пострадал. Вот такой эффект у вопля банши. Молот с Гвоздем небось сидят и голову ломают, как сделать Щит звуконепроницаемым.
Надеюсь, им есть что ломать.
Меня положили одну в небольшой палате без окон. Места тут были лишь для койки да медицинской аппаратуры. К счастью, меня пристегнули не ко всем этим штуковинам. И еще тут стоял стул для посетителя. К тыльной стороне моей руки прикрепили капельницу, а к голове что-то еще.
Меня по уши накачали самыми разными препаратами, но все равно все так болело, что в сон ни капли не тянуло. Потому Джесси, чтобы я не дергала ее каждую секунду и чтобы не писать мне на доске в подробностях все, что случилось, пристроила над моей кроватью видэкран. И подсунула пульт – я могла тыкать в него пальцами, не шевеля рукой.
Сперва я выстроила в определенном порядке эфиры, снятые нашими камерами во время битвы. Я прокрутила к тому месту, где появилась банши, чтобы удостовериться, что она и правда пришла по мою душу. И удостоверилась. Сомнений быть не могло: ее интересовала только я. А потом ко мне отважно подскочили Шиндже и Душана, Шиндже обволок меня щупальцами, а Душана бацнул с нами обоими за пределы города.
Со стороны вся сцена смотрелась как дикий сюр. Одно было ясно: Шиндже и Душана спасли мне жизнь. Они ринулись в самое средоточие вопля банши и вырвали меня оттуда. И не сделай они этого – у меня бы просто-напросто вытекли мозги.
Теперь надо выяснить, кто же из Князей рулил парадом. Я принялась прокручивать ролик по кадрам, и от напряжения у меня разболелась голова, даже лекарства не помогали. Но я же Рада Чарм, собственной персоной, упрямая, как стадо ослов. Уж кадр за кадром я доберусь до этого треклятого Жителя, даже если у меня из ушей снова польется кровь.
Но в этом месте явилась Джесси, отвернула от меня видэкран, отобрала пульт и сделала мне укол. А дальше я ничего не помню.
Когда я очнулась во второй раз, я уже худо-бедно могла слышать. Звук получался не то чтобы приглушенный, а скорее искаженный. В моей палате свет был пригашен – значит, наверное, сейчас ночь. Только какая по счету? Я пошевелила правой рукой и попыталась ее рассмотреть. Синяки приобрели неприятный зелено-крапчатый оттенок. Получается, с последнего моего пробуждения миновала пара дней.
Мой желудок отчаянно взвыл.
Ой, мамочки, а больно-то как.
Хорошо хоть голова перестала раскалываться.
Желудок опять взвыл. И без всякого вызова на пороге возникла Джесси с подносом:
– Лежи смирно.
Голос ее звучал словно за миллион миль отсюда. Хотя наверняка она говорила очень громко.
– Да, мэм, – откликнулась я.
Джесси отрегулировала спинку кровати, чтобы я могла сесть, поставила поднос на кроватные боковины, чтобы он меня не задевал, и закрепила.
– Мне тебя покормить? – невозмутимо осведомилась она.
Попроси я – она бы и покормила. Но я опасливо качнула головой. Больше всего на свете меня занимал один вопрос:
– А где мои Гончие?
Я ведь их домой не отсылала. А отослать стаю домой может либо сам Охотник, либо кто-то к нему очень-очень близкий (как Молот и Гвоздь, например), либо Учитель. Но мою стаю отправить в Потусторонье некому. Учителей тут нет.
– Они у тебя сидят, – ответила Джесси. – Другие Охотники их берут на Охоту. Целый винтокрыл только твоим дают.
Ну, значит, все в порядке. Гончие сыты, и им есть где жить. Я взяла ложку и медленно принялась за содержимое миски. Это была кукурузная каша, чуть солоноватая на вкус – наверное, из концентрата. И еще на подносе стоял стакан с питьем – густым, холодным, с привкусом меда – тоже, видимо, концентрат. Но как бы то ни было, желудок утихомирился. Джесси отдала мне пульт, развернула видэкран к кровати и вышла, унеся поднос с пустыми миской и стаканом.
И я еще раз посмотрела все эфиры того штурма, стараясь тщательно анализировать все увиденное. Вскоре я дошла до эпизода с банши, но не стала останавливаться, а посмотрела, что было дальше. В общем, когда Гончие умыкнули меня прямо у нее из-под носа, она опешила и растерялась. И дальше действовала наобум. Лучник воспользовался ее замешательством и уложил ее.
Прежде чем мантикоры опомнились, Элита разрядила в них все, что держала в руках. Моя стая оставалась со всеми, и, поскольку здания кругом были бетонные, мои огнедышащие Гончие без удержу поливали мантикор пламенем.
– Вот умнички, – выдохнула я.
Вот в чем штука-то: эти паршивки до смерти боятся огня! Огнем мы мантикор прежде не укладывали, потому что сталкивались с ними в таких местах, где было много чего горючего.
После этого на сцену вышли армейские Маги, и зачистка городка завершилась на раз-два. Мои Гончие уселись рядом со мной в санитарный винтокрыл, и все закончилось.
Я не стала выяснять, сколько детей пропало. Решила, что не желаю этого знать. Мне и так плохо, а от этого станет еще хуже.
Мне не просто плохо, а ужасно плохо. И самочувствие тут ни при чем.
В каком-то смысле без разницы, кто из Князей командовал в той битве – Тирсион или тот, другой. Я в любом случае должна была рассказать. Если это Тирсион, то мне полагалось доложить о нем еще несколько недель назад. А если другой – то я еще раньше могла по его глазам догадаться, что он затеял недоброе. И тоже доложить. Но хуже всего то, что у меня же есть ценные сведения про Золотого от Тирсиона. А я ни с кем не поделилась! Я же знала, что Золотой целенаправленно похищает людей. И что мое лицо ему знакомо. И легко могла бы сложить два и два и по одному его взгляду понять, что я у него в черном списке.
Я просмотрела каждый кадр в каждом эфире – нигде не обнаружилось даже намека на Жителя-Князя. Интересно, а Житель может пользоваться чем-то вроде камеры? В легендах и преданиях говорится о магических кристаллах и волшебных шарах, с помощью которых можно видеть на расстоянии, как через камеру. Если это был Тирсион, то ему, понятное дело, не с руки светиться, а то все увидят, как он заигрывает со мной. А если наше Золотко… Что ж, мы с ним уже дважды встречались, и я буду не я, если в третий раз не всажу в него пулю.
Я сидела и переживала из-за Жителей, но тут пришла Джесси. Она отвернула видэкран, забрала пульт и положила конец моим страданиям, вколов мне очередной укол.
– Скверные пошли дела, – сказал Кент.
Он сидел на стуле возле моей кровати. Мы вместе прокручивали ролик в поисках Жителя-Князя. Наконец я предположила, что тот действовал на расстоянии. Оружейник пожал плечами: мол, а почему бы и нет.