– Это твои слова и твой голос. Выкручивайся как знаешь, – сказала я. – Так принимаешь ли ты мой вызов?
Вместо ответа он обеими руками швырнул в меня лихожгун, и тот расплескался, коснувшись моего Щита.
– Будем считать ответ утвердительным. – И я кинула в него вонючкой.
Вот этого Лэтренир ожидал меньше всего. Он задохнулся, закашлялся, глаза его заслезились, и он, спотыкаясь, шарахнулся прочь от столь пикантного аромата. Наконец он выпустил волну холода, и смрад иссяк.
У меня на этот поединок был особый расчет. Помните, я же говорила, что мне главное – выиграть время. Мне надо выставить Лэтренира в нелепом виде. Здесь не было других Жителей, перед которыми он мог бы выделываться, но все равно: если над ним глумиться, это сильнее заденет его за живое. Он рассвирепеет и потеряет голову.
А еще важно, что, приняв мой вызов, он вынужден будет худо-бедно играть по правилам. Хотя бы поначалу. Потом-то пусть жульничает себе на здоровье – ко мне уже прибудет мое подкрепление.
Надеюсь – очень-очень надеюсь, – что мой план сработает. А то ведь для меня это вопрос жизни и смерти.
Внешне я была само спокойствие.
Зато внутри сходила с ума от ужаса.
В поединке с Асом я крутила Щит волчком – так я не блокировала удары, а отражала их. И здесь я прибегла к тому же фокусу. Догадается Лэтренир, в чем суть приема или нет, – это не важно. Важно то, что он сколько влезет может сыпать на меня заклинаниями – они будут отскакивать от вертящегося Щита. Вращение Щита – это примерно как в айкидо: удар не уходит в Щит и, соответственно, не вредит ему. Вместо этого вся ударная мощь отражается в сторону нападающего.
Но Лэтренир, как я и подозревала, ни о чем не догадался. Даже не задумался, что это я такое делаю. Знай себе бомбил меня стрелами-молниями. Молнии, подгоняемые вращением Щита, со свистом разлетались во все стороны и попадали в окруживших нас мантикор. А мне требовалась вся сила воли, чтобы не дрогнуть под градом стрел, летящих мне прямо в лицо.
Мантикоры так и стояли столбом. Они образовали вокруг нас почти идеальное кольцо и неотрывно пялились на нас. Даже когда их ранили хозяйские стрелы-молнии, они не двигались.
Это Дрейф, осенило меня. Дрейф рулит мантикорами! Лэтрениру сейчас не до того.
– Вы только поглядите, – поддела я его, – это что же творится, о всемогущий наш? Небось уже и гулянку в честь победы приготовил? Не рановато?
Чем злее он станет, тем неистовее будут его атаки, тем больше силы он вложит в удары. Я обескровлю его магически, и он потеряет Щит.
Сердце у меня колотилось, ладони похолодели, и я про себя радовалась, что из-за шума сражения не слышно, как у меня дрожит голос. Я закономерно теряла энергию, но почему-то мне хватало сил вести поединок. Словно мои Гончие были где-то рядом и подпитывали меня. Словно у меня появился неиссякаемый источник магического могущества.
А у Лэтренира такого источника не было. И это давало мне шанс выжить. Пожалуйста, ну пожалуйста, пускай я выживу…
Я не выходила из глухой обороны; удары наносила точечно, чтобы подразнить, вывести из равновесия, чтобы Житель думал, будто я с ним играю. Я подожгла поле с наветренной для него стороны – и он кашлял, пока не передвинулся, а там уж я подсунула ему под ноги мини-каток.
– А где же твои присные, о всемогущий князь? – издевалась я, пока Лэтренир неловко скользил по льду. Наконец он растопил лед, но тут же оказался по щиколотку в грязи. – Ну разумеется. Они тебя покинули. Узнали, что ты с помощью предательницы из людского рода задумал отнять их владения. Ты теперь один. – Ага, совсем один – как и я. – На самом деле тебе, считай, повезло, если они еще не захватили твои владения. Но особо на это не рассчитывай. Наверняка уже все захапали и поделили. А что будет с безземельным голоштанником вроде тебя? Пойдешь на службу наниматься? Будешь кому-то полы языком вылизывать?
По мне, так я его еще мало приложила. Но что-то в моих словах, очевидно, задело его за живое – он со всей мочи жахнул по мне всеми заклинаниями, какие знал.
Ощущения были примерно как в эпицентре взрыва «Геенны» – если к «Геенне» прибавить еще несколько артиллерийских снарядов и заполировать из гранатомета.
Я съежилась и, насколько сумела, укрепила и уплотнила Щит. Мне оставалось сидеть тихо как мышка и вращать Щит, отбрасывая все, что на меня сыпалось. Мощные удары изрыхлили всю землю вокруг Щита, стрелы-молнии сверкали во все стороны. И наконец прямо надо мной прокатилась волна пламени.
Ну вот и все, подумала я. Пора прощаться с жизнью.
Щит мог дать трещину в любую минуту. Могучая разрушительная сила пригвоздила меня к земле. «Ужас» – это очень мягко сказано про мои ощущения.
Но я не сдалась. А кое-кто сдался.
Внезапно мантикоры ожили и взревели. Даже они поняли, откуда в них летят стрелы-молнии. Раненым мантикорам было больно. Хозяин их предал. Лютым рыком они высказали хозяину – видимо, уже бывшему – все, что думают по этому поводу. И умчались прочь.
Дрейф покинула своего союзника, спасая собственную шкуру. Твари тоже его покинули. Лэтренир один в чистом поле – ни Псаймонов, ни войска. Он явно рассчитывал напустить на меня мантикор, но Дрейф изменила свои планы у него за спиной. То ли она с самого начала замышляла его предать, то ли сбежала со страху. Да и какая разница?
Я победила. Невероятно. Но я победила!
Лэтренир вдруг прекратил атаку. Я поднялась под Щитом – невредимая. Мы смотрели друг на друга, разделенные полоской изрытой горелой земли. Глаза у Лэтренира округлились – сначала от изумления. Потом от страха. И я перешла в наступление.
Я смотрела на это существо – и видела лица моих друзей, которые погибли из-за него. Но меня вела в бой не слепая ярость, нет, а горе – неукротимое, как гнев. Меня захлестнула гигантская волна горя – слишком сильного, слишком глубокого, чтобы быть излитым в слезах. И горю требовался выход.
Пока Лэтренир стоял и тупо таращился, я собрала в кулак весь свой ум, силу и магию. И прошептала:
– Друзья, это за вас. – И врезала Жителю приемчиком «хрясь-Щит» – в точности, как поступил бы Марк, будь он рядом.
Щит Лэтренира, естественно, не был закреплен. Я думала, что повалю его вместе со Щитом, как Аса в Битве у Барьера.
А вместо этого… удар вышел такой силы, что все защиты Жителя разлетелись в прах. Между мной и Лэтрениром был один лишь воздух. И Житель уставился на меня в неподдельном ужасе.
А потом он взял и бацнул.
До этого самого момента я и думать не думала, что знаю столько бранных слов. И вдруг из-за моей спины повалили толпой Гончие во главе с великаном-алебрихе. Они гнали перед собой кое-как сбившихся в кучу пришлецов. Кто-то из Гончих метнулся ко мне, кто-то проскочил мимо. А я оглашала воздух страшными проклятиями. Твари, ошалев от страха, метались вокруг меня, стукались о мой Щит. И я не перестала ругаться, даже когда меня окружила моя преданная, моя любимая стая и выжидательно уставилась на меня.
И все мои бурные эмоции разом угасли. Адреналин, питавший мое буйство, иссяк, и мои силы тоже. Я опустила Щит, и мои Гончие – мои верные товарищи, мои лучшие друзья – столпились вокруг меня. И тогда я принялась крепко-крепко обнимать их всех, нахваливая вслух, пока не охрипла.
Мы вместе двинулись в путь – оказалось, до Барьера всего какие-то полмили. И по дороге нам ни разу не попались пришлецы. Даже ни рожек ни ножек от них не попалось.
Когда мы добрались до нашего поля боя, обнаружилось, что из людей там никого – зато все бессчетное воинство Гончих было там. Гончие чего-то ждали и смотрели на меня. Мой вконец одуревший мозг кое-как сумел сложить два и два. Ну конечно: они ждут, пока я отворю им Путь! Они хотят домой!
«Нет, погоди, – раздался у меня в голове голос Ча. – А, вот и он. Гляди-ка!»
Нам навстречу шагал великан-алебрихе. И весь его облик выражал глубокое удовлетворение. Вожак шагал медленно, и, когда он приблизился, я увидела, что он держит что-то в пасти.
Нет, не что-то. Кого-то.
Князя Лэтренира.
Житель, похоже, был без чувств. Или под действием то ли заклинания, то ли яда. Или его как-то обездвижили. А может, он вообще притворялся. Исполинский алебрихе нагнул шею, и оленья голова оказалась вровень с моей. Алебрихе не выпускал из пасти свою бездыханную добычу. А я смотрела в громадный глаз, и мне полагалось бояться, но я не боялась. Вместо этого я положила ладонь на мягкую щеку – удивительно, невероятно мягкую, как настоящая оленья шерсть, – и прошептала:
– Спасибо вам. Вы спасли нас. В мире нет столько благодарности, чтобы воздать вам по заслугам.
«Вот потому, маленькая Сестра, ты и достойна призвать Великую Охоту. – Его безмолвный голос произнес эти слова с теплотой и приязнью. Но потом в его тоне зазвучало предупреждение. – Однако не думай…»
– Нет-нет, я никогда-никогда не сделаю этого снова, – поспешно ответила я голосом, дрожащим от избытка чувств. И от почтительной боязни тоже. – Разве только Ча скажет мне, что можно.
Теплота и приязнь вернулись в его голос: «И поэтому тоже ты достойна призвать Великую Охоту. Однако я должен просить тебя кое о чем».
– Проси о чем угодно, проси от меня любой услуги – и того будет мало, чтобы отблагодарить тебя, – пылко отозвалась я.
«Вот это… – Алебрихе легонько тряхнул головой. Руки и ноги Лэтренира безжизненно мотнулись. – Это по праву твоя добыча. Однако он много задолжал моему роду».
Я задумалась. Сначала о правосудии. И о возмездии. А потом я долго-долго размышляла о Марке.
Наверное, они – Гончие – больше понимают в правосудии и возмездии, чем я. Ведь кто я такая, чтобы вершить правосудие? А возмездие, как правило, приносит куда меньше радости, чем ожидалось.
– Возьми его. Он твой, – ответила я. – Если так я смогу отдать хоть десятую часть своего долга…
«Твой долг уплачен, – с безграничной убежденностью произнес алебрихе. Страшно представить, какие бедствия, должно быть, причинил этот Житель Гончим, если их вожак так говорит. Но расспрашивать я не стану. Гончие рассказывают нам что хотят и когда хотят. И никак иначе. – Сделай милость, отвори нам Путь, и мы уйдем домой».