Итак, решено — новая жизнь! Юрка вскочил на ноги и, переполняемый энергией, заметался кругами по комнате. Теперь все будет иначе. Все! Абсолютно все!
— А начнем мы, пожалуй, вот с этого. — Подбежав к стене, Юрка дернул уже начавший отслаиваться кусок обоев. — Вот так!
Как гласили древние, почти первобытные легенды, когда-то стены предварительно оклеивали газетами и только после этого накладывали обои. Высохнув, вся эта конструкция держалась за стену мертвой хваткой, и, чтобы отодрать ее, порой приходилось использовать шпатель и значительный объем нецензурных выражений. Во всяком случае, так уверял отец, а отцу, если только речь не шла о деньгах и алкоголе, в принципе можно было верить.
К счастью, обои в маленькой, но все же двухкомнатной квартире на окраине Среднегорска клеили гораздо позже, в те времена, когда газеты уже перестали не только читать, но даже оклеивать ими стены. Одна полоса флизелина, весело шурша, легко отходила от стены, через мгновение за ней следовала другая. Квартира была съемной, и как отнесется к планируемым новшествам владелица, Юрка не знал, но отчего-то был совершенно уверен, что обновление ей придется по вкусу.
— Свежачок, — радостно выкрикивал Юрка, оголяя очередной кусок стены, — все у нас будет свежачок теперь.
Мозг, за годы работы айтишником поднаторевший в общении со схемами и алгоритмами, уверенно находил логику в грядущих переменах. Новая жизнь, новое окружение. А что человека окружает изо дня в день? Правильно, обои. Их и следует заменить первыми. Остальное затем подтянется само собой. Новая работа, наверняка получше прежней. Новая девушка, тоже несомненно красивее, а главное, лучше понимающая его, Юркины, потребности. Новое окружение, этим потребностям удовлетворяющее. Новая жизнь. Даже не так. Новый уровень жизни. Новый этап, более высокий, качественно лучший.
И всему этому старт будет дан уже сегодня. Вернее, он уже был дан в тот самый момент, когда первый оторванный от стены кусок рухнул на пол, словно поверженный в ожесточенной схватке противник.
Юрка торопливо оделся, схватил со стола кошелек и выбежал в прихожую.
— Да мы никак проснулись, — из кухни, держа в руке ароматно дымящуюся чашку кофе, появился отец. — И куда это так рванули? Ты бы хоть позавтракал. Я уже и яичницу сделал. Со шкварками!
— Потом, — нервно отмахнулся Юрка, торопливо затягивая шнурки на ботинках. — Сейчас вернусь, начну новую жизнь, и тогда будем с тобой кофе пить. Хоть целый день.
— Целый день я, пожалуй, не выдержу. — Дмитрий Александрович шумно отхлебнул из чашки и хитро прищурился: — Я вот что подумал, давай-ка я у тебя еще на денек задержусь. Вечерком с тобой вместе по городу прогуляемся. Какой-никакой, а областной центр. Как, в твою концепцию новой жизни это предложение вписывается?
— Еще как, — засмеялся Юрка, хотел обнять отца, но испугавшись, что тот прольет кофе, только кивнул и выскочил из квартиры.
«Я буду жить теперь по-новому, мы будем жить теперь по-новому», — бесконечно крутился в голове мотив идиотской песенки, услышанной еще когда-то в детстве. Выбежав из подъезда, Юрка на мгновение замер, пытаясь определить нужное направление. Конечно, можно было бы рвануть в строительный гипермаркет, говорят, там ниже цены. Хотя, наверняка врут, да и тащиться тогда придется на другой конец города. А надо торопиться. Новая жизнь ждать не будет. Мало ли, вдруг к ней кто-то другой своими грязными лапами прикоснется, и все, не такая она уже и новая. Юрка решительно зашагал в сторону местного строительного рынка, расположенного в паре кварталов от его дома. При каждом шаге он размахивал руками, словно лыжник, задавшийся целью опередить всех, ушедших со старта раньше его, а иногда, особенно остро чувствуя приближение новой жизни, пытался напевать: «Я буду жить теперь по-новому…», отчего шедшие по тротуару редкие прохожие осуждающе косились в его сторону.
Их взглядов, взглядов глупых людей, не верящих в его почти начинающееся светлое будущее, Юрка не замечал. Он не чувствовал мороза, проскользнувшего под воротник наполовину расстегнутой куртки. Не видел, как развязались и теперь при каждом шаге метались из стороны в сторону шнурки на левом ботинке. Когда перед человеком появляется по-настоящему большая цель, мелочи перестают его интересовать.
Павильон обоев внезапно возник прямо перед Юркой, маня призывно горящими за витринным стеклом неоновыми буквами.
— О-бо-и, — по слогам произнес Юрка почти шепотом, а затем повторил. Громко, счастливо, как человек, рывший всю ночь в поисках клада и наконец под утро услышавший, как лязгнул металл под острием лопаты. — Обои!
Вбежав внутрь, он огляделся по сторонам. Отдел был довольно просторным, примерно десять на десять метров. На кассе одиноко скучала полная женщина средних лет, а покупателям предоставлялась возможность самим выбрать товар, подходящий по цене и расцветке, а затем оплатить перед выходом.
Юрка неторопливо двинулся вдоль стоек с образцами. Спешить было уже некуда, да и незачем. Теперь главное было не ошибиться. Это ведь действительно очень важно, подумал Юрка, не ошибиться, подбирая себе окружение. С цветочками отметаем сразу, в полоску тем более. Что за люди вообще покупают обои в полоску? Газетный принт, это уже интереснее. Что-то мелкими буквами по-английски, можно, конечно, попробовать перевести, но зачем? Лучше уж дома, в спокойной обстановке. Хотя, нет. Вдруг текст ему не понравится, и что тогда? Да и вообще, зачем ему на стене газета, пусть даже иностранная? Может, взять однотонные? Тогда ничего раздражать не будет. А какой цвет подобрать? Яркий надоест через пару недель, а серый… вокруг и так сплошная серость. Зачем же еще плодить эту гадость?
Вот! Юрка замер, почувствовав, как внутри него начали стремительно надуваться, а затем лопаться пузырьки счастья, наполняя организм пьянящим ощущением восторга и радости. Вот оно!
Почти минуту Юрка рассматривал рекламную стойку, на которой была изображена комната, оклеенная комбинацией двух видов обоев. Большая часть однотонная, кремовая, другая кофейного цвета с принтом. Крупные белые буквы словно кричали с ним в унисон: I want! I can! I’ve done![3]
— О, да, — выдохнул Юрка и подошел ближе, чтобы взглянуть на ценник. На ярко-желтом кусочке картона крупными буквами было напечатано: «АКЦИЯ», а ниже черным маркером от руки написаны цифры.
Уточнив на этикетке, сколько квадратных метров в одном рулоне и быстро прикинув в уме площадь стен, Юрка полез в карман за кошельком. Денег хватало впритык. Конечно, стоило перед выходом прихватить с собой еще несколько тысяч из заначки, что была припрятана в матрасе на черный день, но он слишком торопился, слишком спешил быстрее запрыгнуть на новую, появившуюся буквально из ниоткуда ступеньку, встав на которую можно будет почувствовать себя по-настоящему счастливым человеком. Ну ничего, впритык, не впритык, какая разница? Главное, что хватает, даже на две пачки клея, а больше ему сейчас ничего и не требуется.
Найдя на нижней полке рулоны с нужной этикеткой, Юрка вытащил шесть штук, убедился, что среди них есть самый главный, с надписями, и двинулся к кассе.
— Вот, — он гордо вывалил обои на прилавок, — беру!
Глава 6,в которой наступает вечер, а с ним и возможность как следует выпить
В дверь позвонили в тот самый момент, когда Ирина, достав из кухонного шкафа штопор, собиралась откупорить бутылку.
Все же пришел. Хотя, почему «все же»? Она ведь была уверена, что он придет. Во всяком случае, с утра. Даже специально подольше не вставала с постели, представляя, как выйдет к двери в одной только полупрозрачной ночной сорочке, а он, усыпав ее цветами и извинениями, подхватит на руки и понесет обратно в полумрак спальни. Провалявшись почти до одиннадцати, она все же встала, уменьшив измеряемый в процентах индекс собственной уверенности процентов на двадцать, а то и все двадцать пять. Ближе к обеду он снизился примерно до шестидесяти, а к пяти часам вечера не превышал и тридцати. Ждать того момента, когда скользящая вниз переменная сравняется с крепостью подаренного ей на работе итальянского кьянти, не имело никакого смысла.
И все же… все же он здесь. Стоит у порога и ждет, когда она откроет. Может, не открывать? Пусть немного потопчется перед дверью, а затем, опустив плечи и громко шоркая подошвами по полу, потащится к лифту. Ах да, цветы. Букет он наверняка оставит у двери, на коврике. К завтрашнему утру, если только их не заберут соседи, цветы совершенно завянут и потеряют былое очарование, и тогда их можно будет без особого сожаления запихать в шахту мусоропровода.
И все же… все же цветы будет жалко. Она с усилием потянула в сторону туго открывающуюся задвижку и распахнула дверь.
— Это для самообороны? — Корнилов с интересом разглядывал зажатый в ее руке штопор.
— Вы? — Ирина почувствовала заливающую лицо горячую волну смущения. — Вы здесь зачем?
— Хороший такой вопрос, — иронично улыбнувшись, одобрил Игорь, — по существу, прямо в лоб. А то ведь спрашивают порой всякие глупости. Вот к примеру: «Вы откуда?» Какой смысл у этого вопроса, есть ли вообще у него смысл? Какая, собственно говоря, разница, откуда? А вот «зачем?» — это очень правильная формулировка. Но, может, вы все же скажете, для чего вам штопор? Надеюсь, вы не собираетесь им тыкать мне в лицо? Оно, знаете ли, у меня с детства необыкновенно красивое, и очень хочется, чтобы ситуация принципиально не менялась как можно дольше.
— Вы первый. — Ирина убрала за спину руку со штопором, но не спешила впускать незваного гостя в квартиру.
— Я первый, это хорошо, — кивнул, улыбаясь еще шире, Корнилов. — Осталось только разобраться, в каком смысле я у вас первый.
— Вы первый ответите на мой вопрос, — не оценила его остроумие Шестакова, — а уже после этого я решу, стоит ли мне отвечать на ваши. Итак, зачем вы здесь?
— Ну, это же очевидно, — пожал плечами Игорь, — в пятницу мы расстались с вами не то чтобы некрасиво, но на какой-то неправильной ноте. А неправильная нота, если она последняя, начисто смывает впечатление от всего, что было до нее. Что же делать? Вывод кажется очевидным, надо сделать так, чтобы эта неправильная нота оказалась не последней. И вот я здесь, у меня даже с собой…