— Но Хованский говорил, чтобы мы к прилету вертушки вопрос решили.
— Ох, Лунин, — усмехнулся полковник, — все твои беды от неуважительного отношения к руководству и старшим по званию. Если начальство тебе что-то сказало, это надо запоминать дословно. А дословно Дмитрий Романович сказал следующее: «Идеально будет, если к прилету вертушки вы эту проблему решите». Вот так вот. Идеально будет! Но идеально никогда ничего не бывает, так что к этому даже стремиться не стоит. Достаточно того, что мы предъявим ему Михальчук.
— И когда ты всю эту войсковую операцию провести хочешь? — почувствовав, как большой палец левой ноги лезет в расходящуюся дыру на носке, Илья придвинулся ближе к краю и спрятал ступни под кровать.
— Я так понимаю, после переноски тяжестей ты малость уморился, — полковник насмешливо взглянул на Лунина, — так и быть, отдохни полчасика. Можешь даже часок. А потом я за тобой зайду.
— Тогда уж лучше после обеда. Все будут сытые, размякшие. Меньше споров будет.
— Помнится, то же самое ты говорил про завтрак. Хорошо, пусть будет так, — Изотов вскочил на ноги, — а что касается споров, запомни, Лунин, эти граждане должны нас бояться, а не мы их. Я же тебе говорил, будет кто бузить, сразу стволом в лоб схлопочет.
— Интересно получается, — Илья задумчиво потер подбородок, — я, когда на тебя смотрю, понимаю, что с тобой разговариваю. А если не смотреть, кажется, будто передо мной Хованский.
— Я не понял, это ты меня сейчас так похвалил? — нахмурился было Изотов, но затем, очевидно придя к выводу, что сравнение с начальником управления не может нести отрицательного подтекста, благодушно улыбнулся. — Ну а чего ты хочешь? Мы с Романычем уже четверть века бок о бок службу несем. Тут не то что манера речи, на лицо близнецами станешь. Ты, главное, в управлении нас не перепутай! — Полковник самодовольно ухмыльнулся. — Смотри по погонам. Хованский все же генерал.
— Генерал, — оставшись один, пробормотал Лунин, — вот именно, Хованский все же генерал.
Он подумал, что генералам приходится гораздо проще, чем обладателям более скромных офицерских званий. Генералам не надо притворяться. Генерал может быть таким, какой он есть на самом деле. Хам, самодур, порой даже не самого большого ума человек. Все его недостатки с лихвой компенсируются массивными золотыми звездами на погонах. А вот полковникам, в частности, полковнику Изотову, все же иногда стоит немного напрячься, — для того, чтобы хотя бы выглядеть немного лучше, чем он есть на самом деле.
Решив с максимальной пользой употребить выделенное Изотовым время, Илья быстро разделся и забрался под одеяло. Он уже засыпал, когда в его голове почти незаметно проскользнула мысль, что и в этот раз, зайдя к нему в номер, полковник не захлопнул за собой дверь. «Ничего, — убаюкивающе шепнул кто-то в ответ, — скоро обед, а потом все разойдутся по комнатам и будут ждать, когда прилетит вертолет». «А когда он прилетит?» — робко полюбопытствовал кто-то третий. «Когда рассеется туман», — вновь послышался успокаивающий шепот. «А когда рассеется туман?» — не унимался третий.
Ответа Лунин уже не услышал.
Проснулся Илья от громкого, отчаянного крика. Не понимая, что происходит, он выскочил из-под одеяла и поспешно натянул на себя джинсы. Решив, что этого вполне достаточно, Лунин выскочил в коридор.
По всему этажу хлопали двери и слышались взволнованные голоса. Покрутив головой из стороны в сторону, Илья понял, что эпицентр происходящих событий находится где-то у лестницы. Надрывистое «Убили! Опять убили!» заставило Лунина поторопиться. Промчавшись по коридору, он чуть не врезался в чью-то спину, в последний момент сумев кое-как затормозить. Растолкав стоящих неподвижно людей, Илья пробился вперед и сам замер, ошеломленный.
— Убили, опять человека убили, — послышалось у него прямо под ухом.
Покосившись в сторону, Лунин увидел прижимающую к груди руки Сипягину. Лицо женщины, искаженное гримасой ужаса, побледнело, а губы медленно начали вытягиваться в трубочку, судя по всему готовясь издать очередной надрывный вопль.
— Тоня, хватит уже! — решительно обхватила ее за плечи Мария Александровна.
Звучащие в ее голосе властные интонации отчего-то подействовали на Лунина успокаивающе, словно на какие-то невидимые заклинившие, а быть может, даже и заржавевшие соединения упала капля масла, в одно мгновение оживившая, казалось бы, безнадежно испорченный механизм.
— Сделайте шаг назад. Отступите! — с непривычной для себя суровостью рявкнул Илья, опускаясь на колени перед Изотовым.
Пульс. Первым делом надо проверить пульс. Где же эта чертова артерия? Мысли лихорадочно мелькали в голове бессмысленным калейдоскопом, в то время как пальцы Ильи ощупывали шею полковника. Есть! Кажется, есть. Нет. Не кажется, точно есть. Легкое, едва различимое: «Тум», затем несколько секунд тишины и опять: «Тум»!
Должно быть, появившаяся на лице Лунина счастливая улыбка была красноречивее всяких слов. Гул вокруг усилился, но теперь это уже не был гул отчаяния.
— Живой, — прогудел Илье на ухо пробившийся вперед Кожемякин, — ему бы спиртику сейчас. Мигом очнется! Я сейчас.
Отпихнув кого-то с дороги, Станислав Андреевич с грохотом помчался вниз по лестнице, а через минуту, издавая еще больше шума, проделал тот же путь в обратном направлении.
— Сейчас, — он бухнулся на колени с другой стороны от лежащего неподвижно полковника, — сейчас-то мы его быстро в люди вернем.
Несколько раз Илье доводилось видеть подобную процедуру. На комочек ваты выливалось несколько капель нашатырного спирта, после чего вату подносили к носу потерявшего сознание человека. Однако действия Кожемякина в данную схему совершенно не укладывались. Ловким стремительным движением крутанув крышку, так что она улетела куда-то в сторону, Станислав Андреевич сунул бутылку виски в рот Изотову и перевернул вверх дном. Илье показалось, что он услышал, как лязгнули о стекло зубы, но, скорее всего, это было всего лишь последствием грубых манипуляций Кожемякина. Сам полковник никаких признаков жизни по-прежнему не подавал.
Некоторое время виски беспрепятственно вливался Изотову прямо в горло, затем, должно быть, попал в дыхательные пути и проник в легкие. В один миг лицо полковника побагровело, глаза его широко распахнулись, в них промелькнул ужас человека, понимающего, что его пытаются убить, и по большому счету попытка уже удалась.
— Я же говорил! — торжествующе провозгласил Кожемякин, выдергивая бутылку изо рта несчастного полковника.
Изотов попытался приподнять голову, и в это же мгновение виски, смешанный с прочим содержимым желудка, вырвался у него изо рта, прямо на улыбающееся лицо Станислава Андреевича.
— Это, я так понимаю, ты мне спасибо сказал. — Кожемякин беззлобно стер локтем со лба еще не переварившиеся ошметки тирольских колбасок. — Пойду я, пожалуй. Умоюсь.
— Здесь вообще, что? — Ощупав разбитый затылок, полковник с выражением брезгливого отвращения уставился на окровавленную ладонь.
Должно быть, Изотов хотел узнать, что именно с ним случилось, но, поскольку очевидцев произошедшего не было, а если таковые и были, то явно не горели желанием в данном обстоятельстве признаться, ответом полковнику стало лишь всеобщее дружное молчание.
— Кто меня так?
Шансов моментально получить ответ на этот вопрос было еще меньше. Должно быть, полковник понял это, поскольку не стал дожидаться ответа, а перевалился на левый бок и принялся правой рукой беспорядочно похлопывать себя по пиджаку. Добравшись, наконец, до левой подмышки, Изотов судорожно дернулся и обмяк. Тихий стон вырвался из его груди, и лишь находившийся ближе всех Лунин смог разобрать еле слышное:
— Опять.
Немного подавшись вперед, Илья осторожно потянул в сторону лацкан пиджака. Он уже догадался, что именно увидит, вернее, чего именно увидеть не сможет.
— Слушай, Миша, я не пойму, ты мне сейчас зачем позвонил? — Хованский нетерпеливо покосился в сторону приоткрытой двери в спальню, за которой его ждала Хомочка. — Я что должен сделать, все бросить и бежать телевизор смотреть? Мне и так Сергиевич все утро взбаламутил, теперь ты в ту же степь подался.
— Сергиевич? — моментально насторожился Локотков, в котором за годы работы в должности начальника областного управления внутренних дел развилось необыкновенное умение впиваться клещом в собеседника, выведывая чужие тайны, особенно тайны, связанные с руководителями тех или иных областных структур. — А что, у губера какие-то проблемы?
— А что, ты знаешь губеров, у которых проблем нет? — огрызнулся Хованский. — К тебе они в данном случае отношения не имеют, во всяком случае, пока.
— Но если вдруг что-то изменится, ты ведь не забудешь мне намекнуть? — елейным тоном проворковал Локотков. — Оно ведь как, Дима, губернаторы избираются или не избираются, а мы-то с тобой завсегда остаемся. Мы-то, так сказать, и есть столпы власти.
— Слушай, столб, или кто ты теперь, — из спальни послышался призывный вздох, и Хованский занервничал еще больше, — я так понимаю, ты там малость покосился. Говори коротко, чего от меня хочешь, и я отключаюсь. Через полчаса постараюсь перезвонить, но не раньше.
— Хорошо, — заторопился Михаил Андреевич, — как раз через сорок минут будут новости на областном канале. Включи. Посмотри. Потом набери меня.
— Сюжет, я так понимаю, по поводу Ушанкина? — на всякий случай уточнил Дмитрий Романович.
— Его, — вздохнул Локотков, — его, засранца. Посмотри, потом набери меня, скажешь свое мнение. Вроде неплохо все обставили.
— Если дерьмо ромашками обложить, а затем людям показывать, знаешь, Миша, что они скажут? — Хованский снисходительно улыбнулся, понимая, что без его помощи Локотков вряд ли сам выкрутится из сложившейся ситуации. — Они спросят, зачем ты им под нос дерьмо суешь. Ромашки твои никто не заметит, как ты ими ни обкладывайся.
— Ты все же посмотри телевизор, — в голосе Локоткова, совсем негромком, послышались стальные упрямые нотки, — а потом набери меня. Обсудим.