толок рухнул, стены тоже на них завалились.
— Даже пол? — Илья не смог сдержать удивления.
— Третий этаж был, — объяснила Наталья Сергеевна. — Все вниз ушло. Людей много погибло, и директор погиб. А эти двое уцелели, даже сами выбраться смогли, так плиты удачно сложились. Для них удачно. Грачье лишь ногу повредило в колене, на всю жизнь хромой остался. Но нога что? Это ж ерунда. Их бригада, кто новый дом строил, так вся полностью и погибла. Вместе с бригадиром.
— Новый дом, — растерянно пробормотал Лунин, — странно. Новый-то должен был выстоять.
— А так, — Корхмазян резко махнула рукой, словно выплескивая невидимую воду из невидимого кувшина, — я, конечно, во всем этом совсем мало что понимаю, но как Грачья объяснял, нельзя было в том районе панельные дома строить. Сложились они. Как сильно тряхнуло, так и сложились. Тот дом, в котором их родители квартиры получили, тоже рухнул.
Наталья Сергеевна замолчала, нервно сцепив пальцы рук. Лунин тоже молчал, понимая, что любые произнесенные сейчас слова будут лишены всякого смысла.
— Вы представляете, каково это — жить, зная, что твои родители погибли оттого, что дом, который ты сам строил, оказался ни на что не годен?
— Они же не могли знать, — попытался возразить Илья и тут же осекся под тяжелым взглядом собеседницы.
— Мне кажется, там все всё знали. И те, кто строили, и те, кто в этих домах жили. Просто пытались убедить сами себя, что ничего не случится. Это как пьяный, когда за руль садится. Он ведь тоже все знает, но только говорит себе: нет, ничего не будет. Если будет, то не со мной. Так и там, все хотели верить, что если раз в несколько сотен лет земля может из-под ног уйти, то непременно тряхнет не при их жизни.
Корхмазян вновь печально вздохнула.
— Через несколько месяцев, как Грачик окончательно поправился, вернее, как ясно стало, что лучше уже не будет, так они вместе оттуда уехали. Не могли там оставаться. Памусян вообще считал, что не надо город восстанавливать. Надо оставить как есть, в руинах. Как памятник глупости человеческой да самонадеянности.
— А как вы здесь оказались? — Илья обвел взглядом стены кухни. — В «Ковчеге»? Очень уж уединенное место.
— Ох, ну это все Грачик виноват, он меня заманил. — Наталья Сергеевна добродушно улыбнулась. Судя по всему, она сама была рада переключиться со слишком тяжелой темы разговора. — Его ведь постоянно тянуло, так чтоб поближе к горам и подальше от людей. Сюда, конечно, тоже люди добираются, но нет такой суеты, как в городе. Так что, как только ему эта идея в голову пришла, он Памусяну все уши прожужжал.
— Грачик? — удивлённо переспросил Лунин. — Так это он придумал «Ковчег» строить?
— Он и построить придумал, и как построить, и из чего строить, — подтвердила Наталья Сергеевна. — Видите, толщина бревен какая? А окна? Это все на тот случай, если вдруг со склона снег сойдет. Место тоже Грачик сам выбирал. Здание так стоит, что его скальный выступ защищает. Лавины, если и сходят, то всегда стороной. Но в любом случае эти иллюминаторы любое давление выдержат. Как на подводной лодке.
— Да уж, вложились серьезно, — признал Илья. — Неужели окупается?
— Если взять все деньги, что в это место Памусян вложил, наверное, не скоро окупится, — усмехнулась Наталья Сергеевна. — Он ведь сюда еще и электричество через перевал протянул. Двадцать километров линию сам построил. Вернее, строил Грачик, а деньги вкладывал Памусян.
— Результат, конечно, достойный. — Илья встал и потянулся, разминая поясницу. — Мне вот только, если честно, одно непонятно — зачем Памусяну все это нужно было? Он ведь, как мне сказали, большими проектами всегда занимался, с размахом. А здесь? Тут, конечно, красиво, спорить не буду, но, как мне кажется, не те деньги. Или я ошибаюсь, Наталья Сергеевна?
Корхмазян задумчиво пожала плечами.
— Знаете, хороший вопрос. Я его иногда сама себе задаю. Да что себе! Я и у Грачика спрашивала.
— И что? — Лунин, уже собиравшийся покинуть кухню, остановился.
— Ничего, — Наталья Сергеевна с улыбкой развела руками, — говорит, о том, что в голове у Памусяна, может знать только сам Памусян. Такой он, мол, человек удивительный.
— Ну да, — кивнул Илья, — я почему-то так и подумал.
Вернувшись в гостиную, Лунин обнаружил, что все постояльцы отеля по-прежнему сидят вокруг стола, явно не торопясь расходиться по номерам.
— Илья Олегович, наконец-то, — демонстративно всплеснул руками Сипягин, — мы вас уже все заждались. Надо ведь что-то решать, что-то делать!
— Что именно? — рассеянно уточнил Лунин, думая о том, что неплохо было бы выпить кофе, желательно в тишине и одиночестве.
— Так это вы нам скажите. — Сипягин еще более театрально развел руки в стороны. — Ведь что творится вокруг? Людей бьют, убивают. Причем не только людей, но и следователей. Вы понимаете, что нам страшно? Страшно вернуться в свои комнаты, потому что мы не знаем, на кого будет совершено следующее нападение.
— Вы так уверены, что оно будет? — Илья понял, что в ближайшее время на одиночество может не рассчитывать, и теперь несколько раздраженно смотрел на стоящего по другую сторону стола адвоката.
— А для чего тогда он завладел оружием вашего коллеги? — иронично улыбнулся Сипягин.
— Или она, — добавил развалившийся в кресле Латынин.
— Или она, — с готовностью согласился Артур Львович, — гендерная принадлежность преступника нам не известна. В любом случае сейчас этот человек вооружен.
— И очень опасен, — фыркнул Денис. — Такое ощущение, что вы роли к фильму разучиваете. Осталось скомандовать: камера! Мотор! Кстати, кто-то знает, что за мотор там у них такой?
— Пожалуйста, не паясничай, — Сипягин-старший с упреком взглянул на сына, — ситуация гораздо хуже, чем тебе представляется.
— Я согласен! — Илья вскинул руки, требуя тишины. — С вами согласен, Артур Львович, и с вами, Михаил Леонидович. Кто-то из присутствующих в этом здании похитил табельное оружие сотрудника следственного комитета, причинив этому сотруднику травмы, к счастью, его жизни не угрожающие. Это само по себе весьма тяжкое преступление, но его последствия могут быть гораздо более тяжкими. Вооруженный преступник. — Лунин замешкался, полностью исчерпав неглубокие запасы своего красноречия. — В общем, нам надо найти пистолет. Думаю, это всем очевидно.
Выждав немного и убедившись, что желающих возразить действительно не нашлось, Илья удовлетворенно кивнул.
— В таком случае, предлагаю следующее. Мы все вместе, как говорится, коллегиально, произведем обыск этого здания. Сперва осмотрим все номера, а затем прочие помещения.
— Я не возражаю, — произнес Сипягин таким тоном, словно его мнение было решающим, — если хотите, можете даже начать с моего номера. Покажу, так сказать, пример доброй воли.
— О господи, опять этот эбьюз[5], — старшая дочь Кожемякина демонстративно закатила глаза под потолок и тут же получила от отца подзатыльник.
— Ты либо не выражайся, либо выражайся так, чтобы я понимал, — прошипел Станислав Андреевич.
— Ну а что, сколько это терпеть можно? — еще больше возмутилась Виктория. — Опять сейчас толпа мужиков будет в моих лифчиках ковыряться и трусы нюхать.
— Да чтоб тебя! — Кожемякин хотел было отвесить дочери еще один подзатыльник, но та ловко увернулась, и ладонь просвистела у нее над головой. — Кто воспитал это недоразумение?
— Если у меня найдется достаточное число помощников, то вполне можно сделать так, что женские номера будут осматривать только женщины, — вмешался в семейный диалог Лунин. Я буду стоять на входе и только контролировать процесс.
— Ну, это еще куда ни шло, — протянула Вика, — только, чур, я тоже буду в осмотрах участвовать. Ну а что, интересно же.
— В таком случае, прошу всех наверх.
Илья взмахнул рукой, указывая в сторону лестницы. На мгновение ему вдруг показалось, что висящий на стене деревянный Ной дружески помахал ему в ответ.
— Ну что же, — поднявшись по лестнице, Лунин оглядел собравшуюся в коридоре толпу, — пожалуй, начнем. А начнем мы, я так думаю, с этого номера.
Илья указал на ближайшую дверь, за которой, как он знал, находилась комната Дениса Сипягина.
— Подождите! — послышался голос Артура Львовича. — Хотелось бы предварительно кое-что уточнить.
— Что именно? — вздохнул не ожидавший появления новых препятствий Лунин.
— Вот этот предлагаемый вами коллективный обыск, — Сипягин-старший нервно поправил на носу очки, — хотелось бы понять, это вообще законно? И как вы себе это представляете? Одно дело, когда обыск ведут уполномоченные на это сотрудники правоохранительных органов. Но сотрудник у нас всего один — это вы. Ваш коллега, как я понимаю, на некоторое время выбыл из строя. Так ведь?
— Выбыл, на некоторое время выбыл, — Илья шутливо развел руками, — но он обещал непременно вернуться.
— Тогда получается, что право проводить обыск имеете только вы, — адвокат обличительно выставил вперед указательный палец, — максимум, на что могут претендовать остальные — это выступить в роли понятых. Но понятые не могут сами участвовать в обыске. И потом, что, если в обыске будет участвовать преступник? Он, или пусть даже она, будет иметь массу возможностей подкинуть оружие совершенно постороннему человеку. Я достаточно ясно формулирую?
— Пожалуй что да, — немного поколебавшись, признал Лунин. — Формулируете вы замечательно, я только не понимаю теперь, что надо делать. Или чего не надо. Вы хотите, чтобы я осматривал все помещения один? Это затянется на несколько часов.
— Тогда не осматривайте. — Сипягин шагнул вперед и оказался прямо напротив Лунина. Невысокий, щуплый, он, не отводя взгляда, смотрел снизу вверх на следователя. — На мой взгляд, можно попытаться вернуть пистолет, не прибегая ко всем этим хлопотам.
— Очень интересно. — Илья скептически наклонил голову набок. — Каким же образом? Или вы полагаете, что он найдется сам собой?