— О чем вы говорите? — нервно перебила его Вика. — Какие слова я вам должна говорить?
— Не мне. — Илья печально покачал головой. — Денису. Вы же в Дениса влюбились, если я правильно понимаю.
— Упс, — фыркнул Сипягин-младший.
— Что? — вскочил на ноги Кожемякин.
— Вика! — последовала примеру мужа Мария Александровна.
— Нет! — яростно выкрикнула Виктория, закрывая лицо руками. — Не смейте!
— Вот это поворот, — ехидно пробормотал Латынин.
— Садитесь, — решительным взмахом Илья вернул чету Кожемякиных на стулья, — у вас еще будет возможность пообщаться с дочерью наедине и прояснить все интересующие вас вопросы.
— А заодно выпороть как следует, чтобы она больше пистолеты в костер не подбрасывала, — все тем же ехидным тоном добавил Латынин, — хорошо, у полковника с собой гранат не было.
— Помолчите! — вновь махнул рукой Илья. — У вас тоже еще будет возможность наговориться. Сейчас нам всем надо послушать, что скажет Виктория.
Все взгляды вновь устремились на девушку. Закрыв лицо руками, она отчаянно мотала головой из стороны в сторону.
— Я не знаю, — глухо послышалось из-за стиснутых ладоней, — не знаю, как это сказать. Я не могу.
— Вика, — Илья вновь попытался представить, что говорит с Пашкой, на этот раз попытка далась ему гораздо легче, — я не буду ничего утверждать. Скажу честно, я не знаю. Но мое единственное предположение, почему вы могли решиться на столь, — он вздохнул, — столь решительные действия, — это влюбленность. Вы влюбились в Дениса, верно? Влюбились настолько сильно, что не могли представить, как это вы будете сидеть в своих комнатах взаперти, не имея возможности увидеться. А единственным способом помешать этому вам представлялось сделать так, чтобы полковник Изотов не мог запереть всех присутствующих по комнатам. Для этого надо было отобрать у него оружие. Вы подслушали наш разговор, верно?
— Верно, — кивнула Вика, наконец убирая от лица руки. На щеках и на лбу девушки остались яркие красные отпечатки прижатых ладоней. — Я слышала, как он сказал, что у него пистолет, что он всех загонит по клеткам.
— И вы не могли этого допустить, — мягко продолжил Лунин.
— Не могла, — всхлипнула Кожемякина.
— Вы так сильно хотели быть с этим молодым человеком? — Илья покосился на Дениса, с преувеличенным вниманием разглядывающего потухший камин. — Ваша любовь не могла подождать даже несколько дней?
— Не так! — Вика вдруг вскочила на ноги и замерла, стиснув кулаки. — Все не так, это не я не могла ждать. Это он, — она выставила вперед руку, указывая на младшего Сипягина, — он заставил меня!
— Дура, — болезненно поморщившись, простонал Денис, — дура конченая. У Лильки, поди, ума и то больше.
— Вы хотите сказать, — неторопливо поднявшись из-за стола, Илья подошел к Виктории, — что Денис Сипягин заставил вас совершить нападение на полковника Изотова?
— Чего? — Денис возмущенно вскочил с места.
Легким тычком в грудь Лунин отправил молодого человека обратно на диван.
— Итак, Виктория, я вас правильно понял?
Илья вновь повернулся к Кожемякиной. Они стояли друг от друга совсем близко, и ему хорошо были видны исказившиеся черты лица девушки. Покрасневшие от прилившей крови щеки, раздувающиеся при каждом выдохе ноздри, дрожащие губы, расширившиеся потемневшие зрачки. «Она боится», — отчего-то подумал Лунин. Кого, Дениса? Что он ей может сделать? Уже ничего. Тогда кого? Обернувшись, Илья бросил короткий взгляд на яростно сжимающего кулаки Станислава Андреевича, готового в любой момент ринуться на выручку дочери.
— Он сказал, что ему все эти игры с ухаживаниями не интересны, — послышался тихий голос. — Если я хочу, чтобы он проявил ко мне внимание, то не надо тянуть время. Или здесь и сейчас или никогда.
— Господи, Викуся, — вытянув руки вперед, Мария Александровна устремилась к дочери, — бедная моя.
— Он сказал, если я не приду к нему этой ночью, — уткнувшись в щеку матери, Вика зарыдала, — то уже ничего не будет. Никогда не будет, понимаете, никогда!
— Доча, маленькая моя, — Мария Александровна обхватила Викины дрожащие плечи и сильнее прижала к себе, — да что ж ты с собой делаешь? Ведь чуть человека жизни не лишила. Из-за мужика такие глупости воротить. Да вон их кругом мужиков сколько! Подрастешь, какой хочешь твоим будет.
— Подрасти, опять подрасти, — еще громче зарыдала Вика, — мне восемнадцать уже! Куда еще расти? Я у нас в классе одна такая осталась… все расту.
— Вот и хорошо, вот и хорошо, милая, — торопливо бормотала Мария Александровна. — Это ж что значит, раз одна? Значит, ты у нас самая лучшая. Значит, любить тебя сильнее всех будут. Ты подожди, подожди еще немножко. Совсем чуть-чуть! Успеешь еще налюбиться. Так успеешь, что потом знать не будешь, куда от этой любви деться.
Вспомнив про лежащий на столе пистолет, Илья вернулся к оставленному без присмотра оружию. Картина происшедшего представлялась ему вполне очевидной, единственное, пока было не очень понятно, что делать дальше, но и на эту тему в голове Лунина уже возникли некоторые идеи.
Должно быть, какие-то мысли начали появляться и в голове все еще остававшегося на своем месте Кожемякина. С силой обрушив кулаки на деревянную столешницу, Станислав Андреевич вскочил на ноги. Издав нечленораздельный угрожающий вопль, он ринулся к дивану, на котором сидел Денис. Молодой человек, проявив поистине восхитительные чудеса ловкости и реакции, ухитрился в последний момент выскользнуть из-под нависших над головой кулаков и помчался вокруг стола.
— Убью гада, — сметая все на своем пути, ринулся в погоню Кожемякин.
Пробегая мимо Лунина, Денис, очевидно, сообразил, что более надежного и крупногабаритного защитника в гостиной ему не найти. В последний момент он резко изменил направление движения, шмыгнув следователю за спину.
— Ничего же еще не было! — жалобно выкрикнул он из-за плеча Лунина.
— Сейчас будет, — заверил его Кожемякин, — сейчас я тебе здоровье-то малость подрасшатаю.
На взгляд Ильи, сложившаяся ситуация удивительным образом напоминала мультфильм, который он видел еще в далеком детстве. Обезумевший от страха заяц пытался укрыться от разъяренного медведя за стволом огромного, но оказавшегося совершенно трухлявым дерева. Правда, в конце концов в мультфильме, после того как дерево было вырвано с корнем, все заканчивалось примирением, но сейчас такой финал казался совершенно невероятным.
В последний момент на выручку Денису, а заодно и растерявшемуся Лунину пришла Сипягина. Антонина Владимировна набросилась на Кожемякина со всей яростью матери, защищающей единственного ребенка.
— А что, что он тебе сделал, что ты руки распускаешь? — выкрикивала она, пытаясь впиться ногтями Кожемякину в лицо. — Твоя девка нас чуть всех здесь не поубивала, и мы ничего, сидим терпим, а он, вишь ты, обиделся! Кого ты убить собрался? — Сделав особенно удачный выпад, она оставила наконец на левой щеке Станислава Андреевича две ярко-алые полосы. — Сына моего? Тогда меня сначала убей. Убей, попробуй, пока я тебя самого не убила.
— Все. Все! — вскинув руки, Кожемякин отступил на несколько шагов. — Вот семейка у тебя, — бросил он вскочившему на ноги, но все же оставшемуся в стороне от конфликта Артуру Львовичу, — чертенок и ведьма. Смотри, как бы они тебя в водяного не обратили.
— Непременно.
Должно быть, Сипягин понял, что ситуация стала менее опасной. Подойдя к жене, он одной рукой обхватил ее за плечи, а другой потянулся к высунувшемуся из-за спины Лунина Денису, однако тот раздраженно стряхнул отцовскую ладонь.
— Ну все, успокойтесь. Все уже кончилось.
— Кончилось все у них, — раздраженно прогудел Кожемякин, доставая из кармана смартфон. Переключив телефон в режим фронтальной съемки, Станислав Андреевич несколько мгновений мрачно вглядывался в экран, рассматривая полученные ранения, затем ожесточенно сплюнул. — Подвернитесь мне только под руку.
Поняв, что накал страстей спал, Илья, прихватив с собой завернутый в тряпку пистолет, двинулся к барной стойке. Заглянув в холодильник, он разочарованно обернулся:
— Наталья Сергеевна, а что, нарзан уже кончился?
— Как, разве здесь нет? — Корхмазян тут же подбежала к холодильнику. — И точно, весь выпили. Когда только успели? Сейчас я вам вынесу, у меня в подсобке еще ящик стоит.
— Не надо. — Лунин вяло махнул рукой. — Пойдемте лучше на кухню, нальете мне стаканчик, а я в тишине посижу. Что-то от этого шума у меня в ушах гудеть начинает.
— И то верно, — тут же согласилась Корхмазян, — это ж ужас, что творится, я еще в жизни не видела, чтобы люди друг на друга так бросались.
Оказавшись на кухне, Илья уже привычным движением выдвинул из-под стола табуретку и сел, прислонившись затылком к стене. Мысли гудящими, растревоженными пчелами метались по черепной коробке, время от времени пытаясь ужалить стенки своего собственного улья. Глупость! Какая глупость! Убивать она не хотела. А если бы удар получился чуть сильнее? Или в висок? Что тогда? Убийство ради любви, это же надо такое придумать! Да и не ради любви. На самом деле ради секса. Это секс ради любви. Во всяком случае, так у нее в голове все сложилось. Она ведь не Изотова по голове била, она таким образом себя приносила в жертву. Думала, после этого «Он» уж точно не устоит. А что в итоге? Ни любви, ни секса, и папа в ярости. Хотя, какие у нее могут быть претензии? Пусть скажет спасибо, что Денис, узнав о лежащем в камине пистолете, не вышел один подышать свежим воздухом. Проявил галантность. Или гуманность? Правда, на всех остальных эта гуманность не распространилась, даже на собственных родителей. Да и у нее то же самое. Отец, мать, сестра. Постоим, воздухом подышим. А что потом? Кто знает, как на самом деле взрываются эти патроны. Как бы потом ей дышалось над телом матери? Или сестры?
Лунин представил Станислава Андреевича, лежащим на полу с дыркой во лбу, из которой вытекает тоненькая струйка темной крови. Увиденная картина ему отчего-то понравилась, понравилась до такой степени, что даже стало немного стыдно. Шумный он все же, этот Кожемякин, успокоить бы его немного. Илья мечтательно улыбнулся.