— Между прочим, по твоей вине, — возмутился Изотов.
— Это сейчас не важно. Совсем не важно. — Илья водрузил на стол трехлитровую банку с огурцами и, открыв крышку, попробовал рассол на вкус. — Ух! Важно другое. Второй раз за полгода утрата табельного оружия. Думаешь, Хованский на это никак не отреагирует?
— Как-то отреагирует, — признал Изотов. Полковник сунул руку в банку и кое-как кончиками пальцев исхитрился ухватить огурец. — Не отреагировать он не может.
— А то, что ты по эпизоду с Кожемякиным пойдешь потерпевшим, это он как, по-твоему, воспримет? А то, что тебя обезоружила и по голове огрела девица, которой едва восемнадцать исполнилось?
— Лунин, ты хочешь мне подробно обрисовать, в какой заднице я оказался? — возмущенно прочавкал Изотов. — Спасибо, я и так в курсе.
— Я хочу из этой задницы тебя вытащить, — заверил Илья, кладя на стол вилку. — Ты можешь даже представить, что никакой задницы и вовсе не было, а я с радостью возьмусь это подтвердить.
— То есть? — Челюсти полковника напряженно замерли.
— То есть оружие у тебя никто не похищал. Нападения на тебя не было. Ну и драки с Кожемякиным, само собой, тоже не было. Плюсом тебе то, что не будет никаких взысканий и никто в управлении не узнает, как ты, — извиняясь, Илья развел руками, — лопухнулся. Причем несколько раз. Минус то, что ты не сможешь посадить ни самого Кожемякина, ни его дочку. Во всяком случае, за это.
— Нет? — с тайной надеждой в голосе уточнил Изотов.
— Ну мы же не можем сажать людей за то, чего в принципе не было.
— Да ладно! Это у тебя еще опыта мало, — живо возразил полковник и тут же вновь вернулся к состоянию напряженной задумчивости.
Вновь опустошив стакан с водкой и проигнорировав лежащую перед ним вилку, Изотов выковырял из банки еще один огурец и энергично заработал челюстью.
— Есть одна проблема, — наконец мрачно изрек он, укоризненно взглянув на Илью, — и виноват в ней ты.
— Я, — Илья примирительно кивнул, — конечно, я. Кто же еще? А что за проблема?
— Выстрел, — поняв, что на этот раз Лунин подливать ему не намерен, полковник сам потянулся к бутылке, — ты произвел выстрел из моего пистолета. И как мы за это будем отчитываться?
— Нет, — взяв со стола вилку, Илья насадил на нее огурец и протянул Изотову, — все было не так. Мы вместе, конечно, под твоим руководством, произвели задержание гражданки Михальчук, подозреваемой в убийстве Зарецкого.
— Было дело, — согласился Изотов. — Именно так. Под моим руководством.
— Видя это, граждане, возмущенные гибелью своего товарища, а также частично находящиеся в состоянии опьянения.
— Частично — это как я сейчас? — уточнил Изотов.
— Частично — это значит, что часть из них была пьяная, а другие нет, — объяснил Лунин. — Так вот, эти частично пьяные и полностью возмущенные граждане были так пьяны и возмущены, что хотели было на месте растерзать убийцу их лучшего друга. Ты, не видя другой возможности предотвратить противоправные действия, произвел предупредительный выстрел, благодаря чему ситуация вновь стала контролируемой.
— Как ловко ты сейчас все это сказал, — с некоторым удивлением покачал головой Изотов, — надо будет, чтобы ты мне потом это все завтра повторил на свежую голову.
— Я могу записать, — тут же предложил Илья.
— Это лишнее. — Полковник вновь захрустел огурцом. — Ты, раз такой сообразительный вдруг сделался, объясни мне, почему я в стену выстрелил. Надо же вверх стрелять.
На мгновение Илья замешкался.
— Вверх ты не мог, — уверенно заявил он спустя мгновение, — на втором этаже могли быть люди, а толщина перекрытия тебе была неизвестна. Поэтому ты стрелял в стену. Во-первых, они деревянные, не отрикошетит. Во-вторых, толстые, насквозь не пробьет.
— А если пробьет?
— А в-третьих, — нисколько не смутился Лунин, — если пробьет, то за стеной никого нет, разве что волки.
— Здесь еще и волки водятся? — засомневался Изотов.
— Кажется, да, — не очень уверенно отозвался Лунин, но затем, вспомнив свою недавнюю прогулку с Рокси, добавил: — И еще рыси.
— Ладно, рыси нас сейчас не интересуют, — кое-как запихав пистолет в кобуру, Изотов поднялся на ноги, — сейчас нас интересует длительный непрерывный сон. Желательно, часиков десять. А вот завтра, когда я проснусь и буду чувствовать себя гораздо лучше, мы твое предложение еще раз обсудим и, может быть, даже утвердим. Правильно я говорю?
— Несомненно.
Лунин вскочил на ноги, собираясь проводить полковника до дверей номера, а при необходимости и уложить в постель. Утверждение Изотова о том, что утром он будет чувствовать себя гораздо лучше, казалось Илье совершенно самонадеянным, но расстраивать коллегу своими сомнениями он не решился.
Миновав в гордом молчании по-прежнему многолюдную гостиную, оба следователя медленно поднялись по лестнице и несколько секунд спустя достигли конечной точки своего маршрута. Еще минута ушла на поиски ключа от номера, который в конце концов все же обнаружился во внутреннем кармане пиджака Изотова. Попытку Ильи войти с ним в комнату полковник решительно пресек.
— Нет, Лунин, не до такой степени, — покачнувшись, Изотов ухватился рукой за стену, — не до такой степени возросли к тебе мои симпатии. Спасибо, конечно, за вот это все, — полковник помахал кобурой у Ильи перед носом, — но сегодня я сплю один.
После того как дверь захлопнулась, Илья постоял еще немного, дожидаясь щелчка дверного замка, затем удовлетворенно кивнул и направился к лестнице. Он не успел сделать и пары шагов, как громкой трелью напомнила о себе лежавшая в кармане трубка спутникового телефона. Поднеся трубку к уху, Илья несколько раз кивнул, несколько раз сказал: «Спасибо», а закончил общение, очевидно, не самой удачной фразой: «Не знаю, может быть, и пригодится», во всяком случае, собеседник Ильи в ответ разразился краткой, но весьма энергичной репликой, после чего прервал разговор.
Спрятав телефон обратно в карман, Илья спустился на полпролета вниз и негромко кашлянул. Этого оказалось достаточно, чтобы взгляды всех собравшихся на первом этаже отеля немедленно обратились к нему. Сперва Лунин хотел спуститься в саму гостиную, но затем решил остаться на площадке между двумя этажами.
— Если вы думаете, что сейчас я скажу что-то важное, то вы ошибаетесь. — Виновато улыбнувшись, он взглянул на сидящего за столом и подпирающего подбородок кулаками Кожемякина: — Вам, Станислав Андреевич, мне и вовсе сказать нечего, поскольку ничего, напрямую касающегося вашей персоны, сегодня не происходило.
— Так а. — Кожемякин вскинул голову и застыл, не окончив фразу.
— Ничего не было, — покачал головой Илья. — Ничего.
Несколько мгновений Станислав Андреевич напряженно вглядывался в лицо Лунина, затем молча кивнул и откинулся на спинку стула.
— Спасибо, — произнес он одними губами и тут же, смущенно прокашлявшись, повторил: — Спасибо!
— Что касается вашей дочери, — проигнорировал благодарность Илья, — все несколько сложнее.
Разжавшиеся было пальцы Кожемякина тут же вновь обратились в напряженно стиснутые кулаки.
— Собственно говоря, — продолжил Лунин, — ей мне тоже сказать нечего, за исключением того, что полковник Изотов очень надеется на то, что Виктория больше никогда в жизни никого по голове бить не будет. Последствия подобных действий могут быть гораздо печальнее, чем это случилось сегодня.
— Ну слава богу, — всхлипнула сидящая в обнимку с дочерью Мария Александровна, — я ведь думала, все, потеряла дочь.
— Вот как раз об этом вам с Викторией и стоит поговорить. — Нахмурившись, Илья коснулся лба кончиками пальцев, словно пытаясь нащупать нужную ему мысль, прячущуюся где-то в закоулках сознания. — Нападение на полковника Изотова — это не самое плохое, что совершила сегодня ваша дочь. Отнюдь. Сегодня в результате ее действий могли погибнуть многие. Я понимаю, когда она прятала пистолет в камин, то не представляла возможных последствий. Но ведь потом Денис ей все объяснил.
Илья выбил пальцами о перила незатейливую барабанную дробь и взглянул на сидевшего к нему боком Сипягина-младшего. Молодой человек явно чувствовал себя не в своей тарелке, он замер, скрючившись, почти уткнувшись лицом в колени, не глядя ни на кого из присутствующих.
— Все! — повторил Лунин. — Вика и Денис вместе с нею вышли на крыльцо потому, что боялись. Боялись погибнуть от случайных разрывов патронов. Вот только боялись они исключительно сами за себя. О том, что здесь остаются другие люди, они подумать не пожелали. Я понимаю, конечно, я или Наталья Сергеевна. Мы для вас совершенно посторонние люди. Но ведь здесь, в комнате, остались ваши родители. Твоя, Вика, сестра. И что? Они так бы и сидели у камина, ни о чем не подозревая?
Илья немного помедлил, допуская возможность, что кто-то из адресатов его речи захочет ответить. Поняв, что этого не произойдет, он продолжил:
— Как вы сказали, Мария Александровна? Думали, что потеряли дочь? Даже не знаю, что вам ответить. Может быть, правильно думали?
«Слишком патетично, — прошептал Илье кто-то из глубины подсознания, — сейчас надо либо пустить слезу, либо заканчивать».
— Я рад, что сегодня не случилось ничего непоправимого, — Илья поморщился, прогоняя незваного советчика, — но, как мне кажется, вам всем есть о чем поговорить со своими детьми. Так что не буду мешать.
Поднявшись на несколько ступеней, Лунин обернулся:
— Очень надеюсь, что эта ночь пройдет спокойно. Пожалуйста, запирайте двери и без крайней нужды не выходите из комнат. Хотелось бы утром избежать неприятных сюрпризов.
Вновь поднявшись на второй этаж, Илья выкрутил вмонтированный в потолок светодиодный светильник, освещавший дальнюю часть коридора, в которой располагался его собственный номер, а заодно номер полковника Изотова. Решив, что вряд ли кто-то станет жаловаться на слабую освещенность, Лунин зашел к себе в комнату, разделся и лег в кровать, предварительно выставив будильник на полночь.