— Да, кстати, — сказал Джош, — заходил капитан Шек, спрашивал про какого-то мальчишку-шерпа. Говорит, он приехал на том же грузовике, что и ты.
— Да, был у нас такой, звали Сунджо, — сказал Запа. — Он уже несколько дней как уехал, ему скоро в школу пора. Он сюда заехал, чтобы на попутный грузовик попасть.
— Спасибо, я передам капитану.
* Плотность воздуха играет роль в эффективности работы двигателей внутреннего сгорания, но, как известно, самолеты летают и на большей высоте. В 2005 году французский пилот Дидье Дель-саль совершил первую и до настоящего времени единственную посадку вертолета (стандартная версия Eurocopter AS 350) на вершине Эвереста; по его словам, проблемы для вертолета заключаются вовсе не в плотности воздуха, а в шквальном ветре, для противостояния чему требуются двигатели большей мощности, чем обычно ставят на таких моделях вертолетов.
Этот обмен репликами был заранее срежиссирован специально для капитана Шека. Проблема была только в одном: если капитан теперь поймает Сунджо, Запе несдобровать.
— В остальном все в порядке? — спросил Джош.
— Да. Мы в порядке.
— Отлично, до связи.
Запа выключил радио, Джей-Эр навел камеру на Запу:
— Как думаешь, эти люди, ну, про которых вы говорили, зайдут на вершину?
— Может, и да, — сказал Запа. — Но вообще-то для штурма рановато. Если им удастся, за ними ринутся другие, и тогда кто-то точно расстанется с жизнью. На вершину Сагарматхи нет короткой дороги.
Вечером того же дня мы вошли в ПБЛ, насмерть уставшие, особенно Сунджо, который так еще до сих пор и не оправился от болезни. И в этот раз наши роли в ПБЛ поменялись: я готовил ужин, а он валялся в спальнике. Я бы хотел, чтобы мне было его жалко, но ничего подобного. Я все еще злился на него — тоже мне, сначала набился в попутчики, а теперь корми его!
Поужинав, я пошел погулять по лагерю. Носильщики и шерпы разбирали снаряжение, которое им назавтра надлежало нести в Пятый лагерь.
Запа объяснил мне, что выше ПБЛ яки могут пройти лишь незначительное расстояние. Поэтому в Четвертый, Пятый и Шестой лагеря шерпы заносят снаряжение на собственном горбу. Они же ставят лагеря выше, за несколько дней до того, как альпинисты выходят на вершину. Так будет и с нашей группой, а пара шерпов останется в ПБЛ — охранять наши вещи.
— Тут воруют? — удивился я.
— Такое бывало, — сказал Запа. — Видишь ли, не у всех экспедиций такое хорошее снаряжение — а равно и финансирование, — как у твоего отца. Кое-кто прибывает на гору только с тем, что может унести с собой, и такие люди «заимствуют» снарягу прямо на маршруте.
Наутро он приказал нам выгрузить из рюкзаков лишнее и взять с собой только то, что нам абсолютно необходимо на ночь в Четвертом лагере. Это была отличная идея, и мы поняли, почему, через три часа после выхода из ПБЛ, когда подошли к подножию Седловины (а седловина — это хребет, соединяющий две вершины).
Сразу стало понятно, почему выше Седловины якам хода нет. Стена, которую нужно было преодолеть, чтобы залезть на Седловину, была просто огромная и с подножия выглядела чрезвычайно непрочной. Половина стены была гладкая, отполированная сильными ветрами, облизанная, как мороженое. Другая половина состояла из жутких сераков (ледяных башен), похожих на гигантские зазубрины. Зрелище и страшное, и потрясающее. Я посмотрел на альтиметр: 7000 метров над уровнем моря.
Холли подошла ко мне, оперлась руками на колени, подняла голову, посмотрела на стену.
— Мама... ах-х-х-х-х-х-х!... родная, — сказала она. Я только покачал головой: так и есть.
Подошли Йоги и Яш: лица серьезные, тоже качают головой. Последними подошли Запа и Сунджо, Запа нес рюкзак внука. Сунджо выглядел откровенно плохо. Увидев стену, он побелел от страха. Мне почти что стало его жалко. А Запа сказал только:
— Ха! Это еще что. Вообразите теперь, как она выглядела пару дней назад, когда все таяло.
Это приподняло нам настроение — ведь мы знали, что до нас здесь в те дни прошли три группы. Значит, и в худших условиях забраться на Седловину можно.
Первый этап оказался самым трудным. Мы шли вверх по очень крутому склону из мягкого льда. Шерпы вырубили во льду ступени и натянули веревки, но лед был скользкий, да и веревки были все во льду — ведь мы в этот день поднимались первыми.
Началась тупая рутина, как в фильмах про фабрики эпохи ранней индустриализации. Сдвинь жумар вверх по веревке. (Жумар — это такое устройство с рукояткой, надевается на веревку и не сползает вниз, так что за него можно держаться, пока ты сам лезешь вверх). Сделай шаг вверх. Вдохни. Сдвинь жумар. Сделай шаг вверх. Вдохни... Через три часа такой тягомотины программа немного поменялась: Сдвинь жумар. Подумай о смысле жизни. Посмотри в небо. Подумай о смысле жизни еще раз. Сделай шаг вверх. Отдохни. Отдохни. Отдохни. Обопрись о стену. А теперь срочно слейся со стеной и молись изо всех сил — это мимо меня пролетел ледяной булыжник размером с бронетранспортер и с грохотом разбился внизу. После этого раздался хохот — веселились Йоги и Яш, наши лидеры. Нашли от чего смеяться, в самом деле. Это они уронили ледяную глыбу — расчищали нам путь и устраняли опасности. Если бы не они, она могла бы забрать с собой одного из нас.
Я шел третьим после них, за мной — киношники, Холли, Сунджо и Запа. Тихим наше восхождение назвать было никак нельзя. Братья то и дело кричали: «Опасность! Лед!» — а Запа отвечал: «А ну пошевеливайтесь там!»
Четыре часа спустя после выхода из лагеря я долез до самого крутого участка. Пятнадцать метров. На той стадии это все равно что километров. Руки и ноги у меня уже почти не двигались, но хуже всего было с дыханием. Кислорода в воздухе почти не было — ну, по крайней мере, так казалось. Одного вдоха, казалось, хватит только какой-нибудь крошечной птичке, но не насмерть уставшему четырнадцатилетнему альпинисту. Доктор By точно что-то перепутал. Не тяну я.
Йоги и Яш уже были наверху. Один из них — я не видел кто — занимался веревками, а второй — так я надеялся — топил снег в Четвертом лагере. Нам всем пригодится чашка горячего чая, когда мы туда попадем. Если вообще попадем.
Холли, Сунджо и Запа сильно отстали, но Запу было отлично слышно — он все понукал их двигаться побыстрее.
Я уже был готов плюнуть и лезть вниз обратно, как вдруг со мной поравнялся Джей-Эр. Выглядел он ужасно, борода и очки все во льду. Как он вообще видит, куда идет?
— Спасибо, что подождал, — прохрипел он. — Мне нужно снять, как ты поднимаешься на Седло. Подожди еще немного, мне нужно достать камеру и подготовиться.
Сил говорить у меня не было, а не то я сказал бы ему, что и не думал никого ждать. Вместо этого я посмотрел на часы, и когда разобрал, сколько времени, Джей-Эр уже опережал меня на пару метров. Не успев даже задуматься, я припустил по стене за ним.
Час спустя я вышел наверх. Йоги перетащил меня через край стены за рюкзак. Не думаю, что это был кадр мечты для Джей-Эра. Я же вспомнил, как точно таким же способом меня затащил несколько недель назад на крышу небоскреба полицейский. Ну, в этот раз я забрался повыше — и мои легкие не преминули мне об этом напомнить. Я минут десять простоял на коленях, пытаясь отдышаться, потом сообразил, что на этой высоте отдышаться не получится — кислороду все равно нет. Я с трудом встал на ноги и заковылял к Яшу, который кипятил воду.
Четвертый лагерь был крошечный, плюс прямо под ним имелась гигантская трещина, которая, как я читал, с каждым годом делалась все шире. Иные полагали, что в один прекрасный день (надеюсь, не сегодня) вся площадка улетит к чертям вниз по склону, и альпинистам придется искать новый путь вверх по северной стене.
Я посмотрел на вершину, укутанную серым туманом. Несмотря на облачность, я отлично разглядел путь наверх по Северному ребру, траверс северной стены и подножие пирамиды. От места, где сидели мы с Яшем, идти и идти.
Я поверить не мог. Если те три группы, что прошли до нас, чувствуют себя так же, как я, им ни за что не дойти до вершины — у них просто сил не хватит. От каждого вдоха у меня жутко болели ребра. Я знал, что у Запы с собой минимум два баллона с кислородом на случай непредвиденных обстоятельств, и подозревал, что Йоги и Яш тоже прихватили с собой парочку — шерпы никогда не идут наверх без груза, это для них пустая трата ходки. Я подумал было попросить у Яша глоток кислорода, но пересилил себя: если сейчас дышать из баллона, какой смысл было лезть? Мы же здесь ради акклиматизации. Поэтому я принялся ставить палатку, и на это мне потребовалось намного больше сил и времени, чем вчера в ПБЛ.
Следующими через край перебрались Джек и Уилл. Уилл упал на четвереньки, и минут десять его тошнило. (Джей-Эр не стал это снимать.)
Через три четверти часа Йоги вытянул наверх Холли, а я все еще трудился над палаткой. Вскоре появились Сунджо и Запа.
Запа качал головой и недовольно бурчал:
— Слишком медленно, слишком медленно, слишком медленно!!! Если вы с такой скоростью лезете тут, про вершину можете забыть!!!
Холли и Сунджо были в таком виде, что, кажется, не понимали ни одного его слова. Я же подумал: он несправедлив — Холли не тренировалась до восхождения, а Сунджо и вовсе болел.
Запа подошел ко мне. Я все еще возился с палаткой и думал получить от него очередной нагоняй. Вместо этого он похлопал меня по плечу:
— Отлично показал себя, у тебя есть шанс.
Это было лучше, чем если бы мне выдали целый баллон кислорода! Может, он все-таки не собирается не дать мне покорить гору.
И внезапно у меня в глазах просветлело — я понял, где у палатки что, куда вставлять стойки, как что складывается и так далее. Не прошло и пяти минут, как палатка стояла. Я вынул из рюкзака все вещи, постелил коврики и спальники и принялся ставить палатку Холли. Она и Сунджо смотрели на меня как обкуренные, заплывшими глазами.
Но я недолго радовался: в эн