В теории можно идти с кислородом все время, с самого низу. Только одна незадача — потребуется с полдюжины шерпов, чтобы затащить наверх нужное количество кислородных баллонов. Одного баллона хватает ненадолго.
Йоги и Яш вышли из лагеря около полудня. Спустя часа два из палатки вышел Запа — что твоя мумия из пирамиды. Три чашки горячего чая воскресили его... на чуть-чуть. Я упаковал его снаряжение и разбудил Сунджо. Тот выглядел куда лучше.
Мы вышли в Четвертый лагерь. На этот раз мне и Сунджо приходилось ждать Запу. На полпути он вынул кислородную маску и пустил газ. Ему сразу значительно полегчало. Я был весь зеленый от зависти.
Пятый и Шестой лагеря
МЫ ВЫШЛИ ПОЗДНО, и я почему-то подумал: это означает, что Четвертый лагерь очень близко. Ошибка: к ужасной стене, ведущей к нему, мы подошли сильно после заката.
— Мы будем лезть вверх в темноте? — в шоке спросил я.
Запа снял маску:
— Иначе нам никак не попасть в Четвертый лагерь незамеченными. А сейчас все спят.
В целом Запа прав: из палаток сейчас никто носу не высунет ни за какие коврижки. Ветер воет волком, плюс весь день шел снег. Но насчет сна, полагаю, он ошибался: мой недавний опыт подсказывал мне, что спать никто не будет. Если люди в лагере находятся примерно в том же состоянии, что и я, они не спят, а только ворочаются в спальниках, а мозги им сверлит одна и та же мысль: хватит ли в воздухе кислорода, чтобы продержаться еще одну ночь?
В прошлый раз мне потребовалось пять часов, чтобы взять стену, и то я на полпути почти сдался. Сейчас погода была много хуже, да еще тьма-тьмущая.
Йоги и Яш спустили веревку.
— Вам потребуются налобники, — сказал Запа.
— Черт, ага, — сказал я.
Сдвинь жумар вверх по веревке. Сделай шаг вверх. Вдохни. Сдвинь жумар. Сделай шаг. Подумай о смысле жизни. Посмотри в небо. Подумай о смысле жизни еще раз. Сделай шаг вверх. Отдохни. Отдохни. Отдохни. Обопрись о стену. Молись изо всех сил... То же, что в прошлый раз. Но по какой-то неведомой причине сегодня лезть было куда легче, и я совсем не так боялся, особенно с налобником. Узкий пучок света помог мне сосредоточиться на льду и скале передо мной. Я уж и не знал, где верх, а где низ, пока через край метрах в трех выше меня не перегнулся кто-то с другим фонарем. Это был Йоги; впрочем, его непросто было узнать, замотанного в шарфы. В этот раз я сумел перелезть через край без его помощи. Встав на колени, чтобы перевести дух и не сблевать, я посмотрел на часы. Выбежал из пяти часов!
Через четверть часа на краю появился Сунджо. Вид у него был такой, словно он вот прямо сейчас потеряет сознание. Я крикнул ему в ухо, что в этот раз он побил свой предыдущий рекорд на полчаса. Это его взбодрило, и он сам встал на ноги.
Запа пришел последним. Выглядел он откровенно чудовищно. Мы втроем еле сумели затащить его наверх, и двигаться он после этого не мог. Я проверил его кислородный баллон — пустой. Йоги срочно сбегал за свежим баллоном, с ним пришел и Яш. Они заменили баллон, включили газ и утащили Запу к себе в палатку. Час спустя Запа достаточно оправился, чтобы открыть глаза и попить. Попив чаю, он спросил у братьев, какие новости от Джоша.
Оказалось, китайские солдаты-альпинисты сегодня после полудня добрались до ПБЛ и планировали провести там день или два, а потом уж выдвигаться в Четвертый лагерь. Они проверили у всех документы и обыскали все палатки. По словам альпинистов из ПБЛ, гости в отличной форме и взошли по горе за рекордное время. Никто даже и не сомневался, что они попробуют взойти на вершину.
Хуже новостей было трудно себе представить, но Запа совершенно не выглядел обеспокоенным.
— Вы будете на день их опережать. Сегодня ночью и завтра днем мы отдыхаем. А на следующее утро вы выдвигаетесь в Пятый лагерь, до рассвета.
— А ты? — спросил Сунджо.
— Нет, в самом деле, ну подумай: кто будет обращать внимание на какого-то больного монаха? Если они в такой прекрасной форме, как нам докладывают, то, едва окажутся здесь, их мысли будет занимать только одно — вершина. Кто из них вызовется добровольцем спускать вниз больного старика? — Он закашлялся. — А когда они вернутся с вершины, меня уже и след простынет.
— А почему мы не можем выйти в Пятый лагерь сразу, как только рассветет? — спросил я. — Мы тогда будем обгонять солдат на два дня.
— Через пару часов начнется буря, — ответил Запа. — Ваше окно — послезавтрашнее утро.
БУРЯ, КАК ПО ЗАКАЗУ, НАЧАЛАСЬ РАННИМ УТРОМ. Если бы мы вышли, как я предлагал, буран накрыл бы нас на полпути к Пятому лагерю. И мы бы погибли — как погибли трое других альпинистов, которые в самом деле вышли этим утром. Никто из них не дошел до Пятого лагеря, и никто не вышел им на помощь — такая была погода.
Я пытался писать в блокноте, но понял, что не могу сосредоточиться. Промучившись немного, я бросил это дело и попробовал поспать, а рядом со мной заснул Сунджо. Больше нам делать было нечего — только лежать в палатке. Запа приказал нам поменьше шататься по лагерю — лишнее указание, так как у нас в любом случае не было на это сил, а буря была такая страшная, что никто и носа наружу не казал. Все ждали.
К восьми вечера буря внезапно прекратилась. В один миг вокруг нас роился снег, и мы боялись, как бы нашу палатку не снесло в пропасть; в следующий миг наступила полная тишина. Я вылез из палатки, как и все остальные в лагере, и увидел чистое, безоблачное небо, усыпанное яркими звездами.
Яш вышел в Пятый лагерь за три часа до нас, чтобы подготовить место. Йоги залез к нам за час до выхода и щелкнул пальцами — пора паковаться. Мы не собирались нести с собой много вещей. Большая часть того, что нам нужно, уже в Пятом лагере — Йоги и Яш занесли наше снаряжение туда в прошлый визит в Четвертый лагерь.
Перед выходом мы зашли к Запе. Он сидел и пил чай. Ему больше не требовался лишний кислород, лицо его приобрело обычный цвет, но выглядел он все равно очень ослабевшим.
— Теперь все дело в скорости. Если задержитесь в зоне смерти слишком долго — погибнете. Если вы не выходите на вершину в тринадцать часов тридцать пять минут в день, когда покинете Шестой лагерь, вы поворачиваете назад — с вами будут Йоги и Яш, так что выбора у вас не будет, я их предупредил. Лучше попасть в лапы к китайцам, чем навсегда остаться на горе.
Это, казалось бы, противоречило его плану спустить Сунджо на юг, но он был прав. Выйдя из Шестого лагеря, альпинист должен подняться на вершину и вернуться примерно за восемнадцать часов. Не важно, идешь ты с кислородом или без — выше Шестого лагеря нельзя выжить больше определенного времени. Если мы выходим на вершину, то должны спуститься в самый верхний лагерь на противоположной стороне так, чтобы всего наш поход длился не более восемнадцати часов*.
— Йоги и Яш уже бывали на вершине? — спросил я.
Я хотел это узнать с того дня, когда Запа сказал, что сам на вершину не пойдет.
— Разумеется, — сказал Запа, — трижды.
— Отлично, — сказал я. — Джош знает, что ты не идешь с нами?
Запа отрицательно покачал головой, благословил нас по-буддийски и сказал:
— Встретимся в Катманду. Вам пора.
Когда мы вышли из лагеря, было темно. Ясное небо, ужасно холодно. Наш путь лежал по северному ребру к вершине. Возбуждение небывалое: оставались всего-то ночь в Пятом лагере, ночь в Шестом лагере, а там — вершина мира.
ПОХОД К ПЯТОМУ ЛАГЕРЮ был больше похож на забег, чем на обычное восхождение. Мы пользовались установленными ранее веревками. Первым шел Йоги, и мы должны были за ним поспевать. Сначала я шел так: двенадцать шагов, минута, чтобы перевести дух, еще двенадцать шагов. Через час число шагов упало до восьми, а число минут на перевести дух я уже не помню. Было невозможно поверить, что иные альпинисты заходят на вершину без кислорода. А Джош был как раз одним из них. Впрочем, подозреваю, в этот сезон он шел с кислородом — хотя бы для того, чтобы быть в ясном уме на случай, если что-то пойдет не так с клиентами.
* Разные альпинисты могут проводить на вершине Эвереста разное время. Рекорд — около суток нахождения на вершине (без учета времени на подъем и спуск) — поставлен в 1999 году и принадлежит (покойному) Бабу Чихри Шерпе.
Взошло солнце, и мы увидели пирамиду Эвереста — такой мы ее еще ни разу не видели. Она была огромная. Сверху падали не снежинки, а кристаллы чистого льда. Невероятной красоты картина напомнила моим плохо соображающим мозгам, что у меня есть камера. Я крикнул Сунджо, чтобы он меня подождал; он был только рад. Я вынул камеру, добрался до него, включил ее. Как там говорил Джей-Эр?
— Ну, скажи, что ты сейчас чувствуешь? — спросил я. — Тебе остается меньше двух километров до высшей точки планеты.
Кадр был отличный — Сунджо прямо на фоне вершины.
— Мне страшно, — сказал Сунджо. — И одновременно я полон надежды, что взойду наверх. И мне боязно за деда. Я представить себе не мог, как трудно здесь будет.
Больше мои пальцы без внешних рукавиц выдержать не могли.
— Хочешь, я тебя теперь поснимаю, — предложил Сунджо.
— Да не, нормально. Нам надо пошевеливаться. Через полчаса мы набрели на первый труп. Его — её, это была женщина — заметил Сунджо, остановился и застыл, смотря вниз. Я нагнал его. Йоги пробежал мимо нас, словно ничего не заметил, только я уверен, что он заметил. Метрах в пятнадцати лежало еще одно тело, но ничком, поэтому я не мог понять, кто это.
Я никогда раньше не видел мертвого человека, не говоря уже о ком-то, кто замерз насмерть. Погибшая была больше похожа на восковую фигуру, чем на человека, который когда-то жил и дышал. Это почему-то было особенно неприятно. Она пролежала здесь порядочно, судя по истрепанной одежде. Похоже, умерла она сидя, а потом ветер повалил ее на бок. Ей оставалось каких-то пару часов дойти до палатки в Четвертом лагере. Не знаю, сколько мы там простояли, и, наверное, стояли бы и дальше, если бы Йоги не крикнул нам: мол, пора двигаться. Я начал считать тела погибших. Насчитав пять, я бросил это занятие и больше не смотрел по сторонам.