— Катманду же в Непале, — не понял я.
— Верно, — сказал Джош. — Но мы полезем не с юга, с непальской стороны, а с севера, из Тибета. Непальцы не разрешают включать в пермит* людей младше шестнадцати лет, поэтому непальская сторона для нас закрыта. А китайцам плевать: тебе может быть хоть два года, только деньги плати. Ну и плюс у меня там двадцать пять клиентов, которые ждут не дождутся...
— Погоди. Ты хочешь сказать, я иду на Эверест? В таком шоке я не был еще никогда в жизни.
— Ну, не знаю, сможешь ли ты взойти на вершину, — сказал он. — Но если ты попадешь туда до дня рождения, когда тебе исполнится пятнадцать, то станешь самым молодым человеком в мире, который сумел забраться выше восьми тысяч восьмисот сорока метров.
Джош получил посадочные талоны и направился к гейту.
Я шел за ним как сомнамбула. Джош не спросил, согласен я или нет, но в этом не было никакой нужды. Любой
* Пермит (англ. permit) — официальное разрешение властей на восхождение на вершину. Каждая экспедиция в Гималаях обязана предоставить заявку на восхождение — список участников — и внести взнос за каждого (10-25 тысяч долларов).
альпинист мечтает подняться на вершину Эвереста, ну, по крайней мере мечтает попробовать.
Войдя в салон, Джош пропустил меня к окну, а сам сел рядом. Самолет медленно откатился от посадочного рукава.
— Мама знает? — спросил я.
— Э-э, м-м-м-м... нет, но я ей позвоню, все объясню. Все путем, не беспокойся.
Отель «На вершине»
НОВОСТЬ О МОЕМ АРЕСТЕ застала Джоша в Тибете, по дороге в базовый лагерь на северном склоне Эвереста. С ним были двадцать пять клиентов, пятнадцать шерпов и человек пятьдесят носильщиков с яками.
Двенадцать клиентов собирались идти на вершину, остальные тринадцать — дойти до одного из высотных лагерей. Чем выше хочешь зайти, тем больше надо платить.
— Я нашел попутку обратно в Катманду, а остальных отправил в базовый лагерь, — объяснил Джош. — Поэтому-то я так и торопился. Я ведь уже акклиматизировался, а если задерживаться, то организму опять придется перестраиваться, да еще плюс клиенты. Они, надо сказать, не были рады, что я их бросил по дороге на гору.
— Еще раз спасибо, что вынул меня из тюрьмы.
— Да ладно тебе, — сказал Джош, откидываясь на кресле и надевая маску для сна. Не прошло и минуты, как он уже сладко храпел.
Почему все-таки он решил меня спасти? Этот вопрос не давал покоя моему сонному мозгу. Он мне, конечно, папа, но это скорее мелкая техническая подробность, чем обстоятельство, способное влиять на поступки Джоша.
Я ему написал не менее двух десятков писем за прошедшие семь лет, но в ответ не получил ни строчки, ни даже открытки. Мама говорила, что писатель писем из Джоша никакой, да плюс к тому, может, он и не получил ни одно из моих — в тех местах, где он обычно обретается, не всегда есть почта.
Так почему же, после всех этих лет, он взял да и появился откуда ни возьмись, как чертик из коробочки? Совесть замучила? Едва ли. Это просто не в его репертуаре. Мама мне однажды сказала: мол, Джош потому всегда спал как младенец, что у него нет совести, которая бы будила его по ночам. Насчет сна младенца мама права — вот прямо сейчас Джош мне эту свою способность и демонстрирует, храпя в соседнем кресле на пути в Катманду.
«СТОЛИЦА НЕПАЛА — КАТМАНДУ». Это название всегда звучало таинственно, обещало приключения и неожиданности.
Контраст фантазии с реальностью поражал: Катманду — город шумный, грязный, засаленный, загазованный. Едва мы вышли из здания аэропорта, у меня сразу стали слезиться глаза и запершило в горле.
— М-да, такой вот тут воздух. Поначалу тяжело, но потом привыкаешь, — сказал Джош, усаживая меня в такси. — Жить ты будешь в отеле «На вершине».
— А ты?
— Мне нужно срочно в базовый лагерь, пока там не начался бунт. Я тебя оставляю одного всего на пару дней. Увы, у меня нет времени ждать, пока ты акклиматизируешься, это процесс медленный. Да ты сам знаешь.
Еще бы я не знал. Я прочитал десяток-другой книг про восхождения на восьмитысячники, включая те, что написал сам папа. Таких пиков во всем мире всего четырнадцать*.
Чтобы зайти на Эверест, высотой 8850 метров над уровнем моря, требуется минимум два месяца. Казалось бы, девять без малого километров — это не так много, но в том-то все и дело, что идти их приходится вверх.
Основную часть времени альпинист проводит не на маршруте, а в шести лагерях, расположенных на горе, один выше другого, и занимается он там тем, что ничего не делает, а просто находится. Для чего это? Для того, чтобы организм привык к недостатку кислорода: чем выше поднимаешься, тем ниже плотность воздуха, и тем меньше там кислорода. Если подниматься слишком быстро, начинаешь страдать от горной болезни, «горняшки», тяжелая форма которой называется «высотный отек легких». Высотный отек легких — это когда легкие наполняются водой, ты перестаешь дышать, впадаешь в кому, а затем умираешь.
* Следует учитывать, что когда говорят о 14 восьмитысячниках, имеют в виду лишь главные вершины соответствующих гор (в Гималаях: Эверест, Канченджанга, Лхоцзе, Макалу, Чо-Ойу, Дхаулагири, Манаслу, Нанга-Парбат, Аннапурна, Шиша-Пангма;
в Каракоруме: К2 (он же Чогори), Гашербрум-1 (он же Хидден-Пик или К5), Броуд-Пик (или КЗ), Гашербрум-2 (или К4)). У некоторых из них, однако, имеются второстепенные вершины, которые, как и главные, имеют высоту выше восьми тысяч метров: так, при Лхоцзе Главной имеются Лхоцзе Средняя и Лхоцзе Шар, при Шиша-Пангме Главной имеется Шиша-Пангма Центральная, и так далее, включая четыре дополнительных вершины на Эвересте и три на Канченджанге. Общее число восьмитысячников с учетом второстепенных вершин составляет таким образом не 14, а 33. После первовосхождения на Лхоцзе Среднюю в 2001 году (российская команда), непокоренной остается только вершина на северо-восточном ребре Эвереста.
Единственный способ вылечиться от отека легких — спуститься пониже, туда, где больше кислорода. И тут не важно, в какой ты физической форме. Если ты лезешь наверх быстрее, чем твой организм приспосабливается к недостатку кислорода, то в обязательном порядке наступает отек легких — а это значит конец восхождению (а может, и вообще конец). Поэтому единственный способ зайти на вершину Эвереста, да и любого другого восьмитысячника, — это играть по правилам, и первое из них такое: «Залезай как можно выше, ночуй как можно ниже». Такое вот вверх-вниз позволяет организму привыкнуть к местным условиям; только после такой высотной акклиматизации можно попробовать зайти на вершину, иначе не хватит сил. Короче говоря, нужно сделать так, чтобы легкие поспевали за ногами; если легкие отстали, тебе крышка.
Но кроме собственно высоты на Эвересте есть и еще одна сложность — погода. Каждый год у альпинистов есть от силы две недели, когда погода достаточно приличная, чтобы можно было зайти наверх. А в иные годы погодное «окно» составляет не более двух дней! Это значит, чтобы попасть на вершину, нужно оказаться в нужном месте в нужное время и в нужном физическом состоянии. Иначе — провал.
Поскольку Джош почти всю жизнь провел, тренируясь и лазая в высоких горах, он мог зайти в базовый лагерь — на высоте 5500 метров над уровнем моря — пешочком, вприпрыжку. Ну, на самом деле, конечно, нет, но он точно мог зайти туда, потратив вдвое меньше времени, чем нужно мне, который провел последние семь лет в Нью-Йорке, то есть на уровне моря. Без меня Джош окажется в базовом лагере за четыре-пять дней. Если же он станет ждать, пока мои легкие придут в то же состояние, что и его, то в базовый лагерь он попадет только дней через десять, а то и через все две недели.
Единственное, чего Джош пока не объяснил, — это как я буду передвигаться по Тибету в одиночку. Да и сейчас шанса объяснить мне это не выпало: едва мы вышли из такси у дверей отеля «На вершине», как нас окружила небольшая толпа хохочущих улыбчивых непальцев.
— Это персонал отеля, — сказал Джош.
Все они явно ожидали приезда Джоша и были ужасно рады его видеть. Папа что-то сказал им, показав на меня. Я не понимаю непальский, поэтому не знаю, кем он меня представил — сыном или младшим братом. Так или иначе, судя по выражению лиц встречающих, они были ужасно рады со мной познакомиться.
Они принялись разгружать снаряжение, а мы прошли в фойе, где нас ждала еще большая толпа, настоящее столпотворение. Это уже были постояльцы: женщины, мужчины, горные туристы, альпинисты, стар и млад — все ринулись к Джошу, словно к рок-звезде. Джош принялся раздавать автографы и отвечать на вопросы, пока консьерж вежливо, но непреклонно не попросил фанатов разойтись.
— Пожалуйста, будьте добры... мистеру Вуду нужно отдохнуть после долгого путешествия.
Впрочем, как раз таки отдыхать мистер Вуд решительно не собирался. В номере он сразу стал разбирать снаряжение, паковать нужное себе в рюкзак.
— Ты уезжаешь прямо сейчас? — спросил я, надеясь, что Джош не подумает, будто я хнычу.
— Что делать, мне пора.
Последними он запихнул в рюкзак несколько коробок шоколадных батончиков.
Я хотел было спросить: «А как же я?», но не придумал, как сказать это достаточно мужественным тоном, поэтому просто уставился на Джоша.
— В базовый лагерь тебя доставит Запа, — сказал он. — Он единственный, кому я могу это доверить. Он все о тебе знает.
— Кто такой Запа? И откуда он все обо мне знает? Папа присел на край кровати.
— Запа был сирдаром. Ты знаешь, что это значит?
— Сирдар — это главный шерп.
Шерпы — горный народ, живущий на склонах Гималаев. Без них, без их навыков скалолазания никто никогда не поднялся бы на вершину Эвереста.
— Верно, — сказал Джош. — Запа завел меня на вершину Аннапурны в день, когда ты родился. Он был там со мной, когда позвонила Тери и сообщила радостную новость. С тех пор он расспрашивал меня о тебе всякий раз, когда мы виделись. Уж он мне и надоел этим своим брюзжанием... все время повторял: мол, негоже отцу забывать сына.