– Профессор Даниф, – холодно констатировала Вукович. – Все ясно. Вставай, пойдем.
Мара что-то проворчала, но не родился еще человек, способный переспорить завуча Линдхольма. Хорватка обогнула домик, поднялась по узкому торцевому крылечку и пропустила девочку в свое обиталище: безликая армейская обстановка, словно комнату готовили к сдаче в аренду, и только черно-белая фотография полковника Вуковича и стопка бумаг говорили о том, что здесь кто-то живет.
– Садись, – мисс Вукович кивком указала на стул и потянулась к верхней полке.
Вытащила большой жестяной короб, отперла замочек, сняла крышку. Лекарства. Баночки и пузырки, расставленные стройными рядами, каждый – с номерной наклейкой на крышечке. И список расшифровок.
– Так… – хорватка провела пальцем по записям. – Пятьдесят семь. Отлично.
Налила воды, протянула Маре желтоватую прозрачную капсулу и стакан воды.
– Вот, – удовлетворенно произнесла завуч, когда ее подопечная послушно проглотила лекарство. – А теперь верни облик, будь любезна.
Мара послушалась, прикрыла глаза для обратной трансформации… И ее прошиб холодный пот: все тело безвольно обмякло, и каждую конечность охватила такая жуткая слабость, что даже на сидеть на стуле стало невероятно трудно.
– И как можно было… – проворчала Вукович и обеспокоенно тронула лоб Мары. – Приляг. Я поговорю с ним, больше таких вещей не делай.
– Да трансформация тут ни при чем! – устало возразила Мара, но язык ворочался с трудом. Она поднялась и перекинула тело на застеленную кушетку. Растянулась во весь рост, пытаясь унять внезапное головокружение. – Просто упала, нога болит… Не надо ему ничего говорить!
– Почему? Тебе ведь было плохо!
– Ничего такого… Просто… Я не хочу опять быть главным лузером курса. Это всего-то частичная трансформация.
– Не всего-то, а… – Вукович сверилась с наручными часами. – У вас ведь практика была последним уроком? Пять часов. Пять часов в неестественном состоянии. Это серьезная перегрузка. И профессор Даниф не имеет права давать подобные задания без одобрения руководства.
– Он сказал, что это новый подход… – Мара медленно выдохнула, сдерживая внезапно подступившие слезы. Ее эмоционально швыряло из стороны в сторону, а прослыть плаксой она не хотела. – Сказал, что я могу достичь гармонии с собой. Чтобы трансформации перестали быть стрессом. Что это дар…
– Все, можешь больше ничего не говорить, – Вукович опустилась на стул и обреченно потерла виски. – А я ведь просила Ларса повременить… Так и знала, что будут проблемы…
– Вы о чем?
– Профессор Даниф, – голос хорватки изменился. – Я подозревала, что у него зависимость, но…
– Зависимость?! – от удивления Мара забыла про слабость и приподнялась на локтях. – От чего?
Вукович смерила ее взглядом, полным сомнений. Явно взвешивала про себя, стоит ли рассказывать, но Мару знала не первый день и понимала: та все равно сунет нос и вызнает все, что нужно. И даже больше. Поэтому вздохнула и, отвернувшись, задумчиво поправила стопку с бумагами.
– Профессор Даниф не первый, кто пытался изменить подход к зимним трансформациям. И эти гипнотические методики были популярны в шестидесятых. Все эти глупости про «принять себя», внутреннюю гармонию… Очень скоро выяснилось, что при таких трансформациях высок риск побочки. Перепады настроения, нервозность, плохое самочувствие…
– И чем это отличается от обычных превращений?
– Зависимостью, – отрезала Вукович. – Чем чаще менять облик, чтобы улучшить себя, чтобы стать красивее, тем сильнее потребность в трансформациях. Появляется эйфория. Начинаешь чувствовать себя все менее и менее привлекательным в нормальном теле. И с каждым разом меняешь все больше. Возрастает нагрузка. Организм изнашивается. Официально это не запрещено, и твой отец думает, что я преувеличиваю, но… Он летний. И не может до конца понять психологию зимних. А я знаю, как это опасно…
– Вы тоже когда-то пробовали?
– Я?! – возмутилась Вукович. – Ни за что. Но я видела тех, чью жизнь разрушило это пристрастие. Красота вызывает зависимость, Мара.
– Так вот, откуда у него такая куча витаминов!
– Что? В каком смысле? Ты что, копалась в его вещах?!
– Да нет же! Случайно увидела. Дверь была приоткрыта и… У него целая коробка красных капсул! – Мара показала руками размеры своей находки.
– Кто еще знает? – Вукович резко выпрямилась.
– Никто… Я как раз оттуда, и…
– Ты точно никому не говорила? Ни Бриндис, ни Фернанду?
– Да точно! Клянусь!
– Хорошо. Завтра я все выясню. Но держи, пожалуйста, язык за зубами. Еще один скандал мне сейчас не нужен.
– Окей.
Да, она и вправду собиралась держать язык за зубами. Но сообщения можно писать и с закрытым ртом, поэтому, едва вернувшись в спальню, Мара выложила в чат с Брин, Джо и Нанду все, что удалось узнать. Что за капсулу дала Вукович, было неизвестно, но Мара чувствовала себя, как после десяти чашек кофе.
Казалось, мысли обрели необыкновенную ясность, и она отчётливо поняла: Даниф не шпион. Просто не может им быть. Слабовольный, зависимый человек. С пристрастиями и перепадами настроения... Если он каждый день находится в том состоянии, что чуть не угробило Мару полчаса назад, доверять ему нельзя. И уж Союз или Совет, – кто там охотился на Густава, – проверили бы наемника. И на сто метров не подпустили бы к важным поручениям. Мара чуяла: след ложный, и написала об этом остальным.
"Ты не понимаешь!"– тут же ответила Брин, и рядом с ее именем замигало многоточие. "Теперь точно надо торопиться! Э. и В. будут разбираться с проблемами Д. Он поймет, что за ним следили. Закроется или вообще сбежит. И мы ничего не узнаем! Надо действовать срочно. Утром Д. вызовут к Э. Пока его не будет, надо обыскать комнату. Найти доказательства. Подождем, пока он уйдет, проверим все сами. Иначе будет слишком поздно! А вдруг В. решит его уволить? Дамы тогда его больше никогда не увидим!"
Мара выругалась и крепче сжала телефон. Упрямее нее на Линдхольме был только один человек – Бриндис Ревюрсдоттир. Отговаривать ее было бесполезным занятием, помогать – безумием. Конечно, и Мара, и Джо, и даже Нанду пытались возражать. Но Брин ушла в молчание, а это навевало дурные предчувствия. Уж лучше бы, как обычно, спорила до полной разрядки аккумулятора! "Мы завтра ждём обеда и идём к Кошке" – написала Мара. Брин так и не ответила, и пришлось созваниваться с Джо и Нанду. Договорились завтра ни на минуту не оставлять упертую исландку одну, даже составили нечто, похожее на график дежурств. Она бы точно оценила.
Наутро Мара в семь утра уже переминалась с ноги на ногу у домика летних, прихлебывая горячий кофе. После вчерашней трансформации и капсулы состояние было какое-то мутное, и хотелось встряхнуть себя за шкирку. Брин, судя по всему, ещё мирно спала. Остров, спеленутый морским туманом, безмолвствовал, и только вдалеке, в море, темнела новая яхта. Сэм вышел на рыбалку.
В такую рань можно было и не вставать – Брин, сонная и растрепанная, вылезла из домика последней. Мара успела раз десять ответить на вопрос "Что ты тут делаешь?', прежде чем дождалась подругу.
Путь до столовой, завтрак в компании с Нанду и Джо – все шло, как по нотам. На уроке права вахту взял Маквайан, бразилец перехватил на первой перемене. Бринвела себя тихо и даже задумчиво, поэтому к концу первого занятия Мара немного расслабилась. Напрасно.
Накладка вышла, когда ее меньше всего ждали: на общей биологии. Любимый предмет Брин! Да в страшном сне никто не мог представить, чтобы она пропустила хоть пять минут. Наоборот, всегда сидела до последнего, выклянчивая дополнительную домашку и переспрашивая про какой-то там спорный пункт какого-то параграфа, чем даже биологичку доводила до белого каления. А тут пять минут, десять с начала урока – а место перед учительским столом пустовало.
– Нанду! – прошипела Мара. – Где Брин?
– Она сказала, что пошла к тебе...
– Миссис Ибис! – Мара вытянула руку, наверное, впервые за весь семестр, чем страшно удивила пожилую медлительную профессоршу в больших очках с толстыми линзами. – А вы не знаете, где Брин?
– У нас занятие, моя дорогая. Бриндис отпросилась заранее, и на будущее: если ты хочешь спросить о том, что не касается темы нашего сегодняшнего занятия, используй для этого перемену. Итак, хордовые...
– Миссис Ибис! – снова выпалила Мара. – У меня живот болит! Можно?..
– Идите, Корсакофф! – профессор сердито нахмурилась, отчего очки съехали на кончик носа. – И не забудьте переписать конспект у коллег.
Мара кивнула и, для виду сгибаясь пополам, вышла. Она понимала, Нанду не сможет сразу последовать за ней, не вызвав подозрений, но время терять не могла.
Вот тебе и не ходи на третий этаж! Без наказаний она оттуда не вернётся. Брин! Упертая, вредная... Ну как её оставить одну? Если хоть кто-то застукает белобрысую всезнайку в кабинете Данифа, никакой табель успеваемости не поможет! Вот же...
Мара вздохнула и расправила плечи. И ноги не шли, но отступать было некуда. Хороший выбор: или пропадет Брин, или крышка им обоим. Вот и дружи после этого с умниками!
Пройти сразу не удалось: из распахнутой двери кабинета слышались голоса. Мбари явился на очередную перевязку. Мара двинулась, прижимаясь лопатками к стене. Знала, что выглядит глупо, но так казалось безопаснее.
– И больше не трогай повязку! – увещевала мадам Венсан. – Мбари – не трогать – пластырь. Понимаешь? Ну куда это годится, ты все мои усилия сводишь на нет!
Мара решила, что перевязка в разгаре, и ей удастся проскочить незамеченной. Но стоило ей сделать шаг, как она чуть не врезалась в эфиопа.
Прижала палец к губам и бешено завращала глазами. Мбари, миленький Мбари! Только молчи, ни звука! И одно-единственное "Привет!" – и Венсан превратит ее в мумию!
Мбари удивлённо застыл. Мгновение тянулось так долго, что лопнуть можно было от нетерпения, и, наконец, эфиоп заговорил:
– Мадам! – крикнул он, разворачиваясь. – Мбари боль! Можно Мбари ещё мазь? Много мазь? – и он с грохотом закрыл за собой дверь, предоставив ей полную свободу передвижений.