не было долго, ведь так?
– Да.
– Так чего ты молчал все это время? Давай, приятель, выкладывай. Старушка Мара приготовила свои большие уши.
– Мне снился твой дед, – Джо снова принялся чертить палочкой на земле.
– Сэм?!
– Да. Правда, не он – его медведь. Он шел по огню, а я слышал, как кто-то поет.
Мара поежилась, и совсем не от ночной прохлады. Во-первых, огня она боялась с тех пор, как обзавелась ожогами во всю шею. Во-вторых, свеж был памяти сон Джо про огненное море. И видео горящей «Сольвейг». И повторения пророчества ну никак не хотелось, особенно, если смерть постучалась за дедушкой.
– Давай поподробнее. Он горел? Его шерсть, кожа… Он кричал или умирал? – Мара сглотнула – даже произносить эти слова было жутко. Да и не самые приятные картинки толпой непрошенных гостей завалились в голову.
– Нет. Он гасил огонь.
– Уже лучше, – выдохнула Мара. – И что дальше?
– Он шел по огню, и от его следов земля покрывалась инеем.
– Совсем хорошо, – она с облегчением кивнула. – По крайней мере, никто не умер.
– Не совсем. Когда огонь погас, на земле осталась лежать девушка.
– Какая?
– Не знаю. Или не помню… С черными волосами. И на ней сидел ворон.
– Имагми? – снова напряглась Мара.
– Может быть. Просто ворон. И потом он унес ее.
– Так она все-таки умерла?
– Не знаю. Может быть. Я только помню, что все это время кто-то пел, а мне хотелось… – он запнулся.
– Что?
– Плакать. Я просыпался с мокрым лицом, хотя мне даже не было грустно. Я видел этот сон позавчера, и теперь вот снова. Я не хочу больше спать. Никогда.
– Может, поговорим с твоим шаманом? – предложила Мара. – Он должен растолковать это. Шаманы ведь разбираются в снах, ты сам говорил.
– Я завтра иду к нему с Брин, – Джо сломал палочку и отбросил в сторону. – Скажу, что она будет моей парой на ритуале. Не думаю, что после этого он захочет помогать мне со сном.
– Да ладно, не сгущай краски.
– Я спрошу, Мара, – он повернулся к ней. – Но запомни мои слова: ответа не будет.
– Тогда я поговорю с Имагми, – она положила руку поверх его пальцев и легонько сжала. – Только не паникуй, ладно?
– Я спокоен.
– Ага, вижу. Сиди тут, я скоро приду.
– Может, я с тобой?
– Нет. Телефон при тебе? Если выйдет Дзагликашвили или кто-то из наших, скажи, что я в туалете. И набери меня, – она встала и хлопнула его по спине. – Не парься, Джо. Мы все уладим.
Хотела бы она верить в то, что говорила, но сомнения грызли ее стадом оголодавших крыс.
В темноте ориентироваться в разнопером калейдоскопе шатров и палаток было еще труднее, чем днем. Да, не мельтешили люди, не шумели голоса, зато все вокруг стало синевато-серым. И различить герба и флаги друг от друга смог бы только отъявленный заучка и знаток географии.
Звезды радовали глаз, но ориентироваться по ним Мара не умела. Пришлось доставать телефон и идти по компасу. Идея вождя Очинга сработала лучше всякого путеводителя.
Пару раз Маре попались животные. Кто-то черный и рычащий, кто-то маленький с желтыми глазами-плошками… Если она и не поседела после своей импровизированной прогулки, то адреналина наглоталась вдоволь. На всю оставшуюся жизнь. Пообещала себе, что больше никогда – то есть вот вообще никогда – не станет смотреть ужастики.
На инуитах лагерь заканчивался, и это радовало. Мара вышла из сумрачного лабиринта на открытое место и обошла палатки. Отчаянно воняло сырой рыбой, на самодельных домиках, затянутых шкурами, виднелись узоры. Как будто и воздух стал прохладнее, и потянуло морем… Да, Имагми был в одной из этих палаток. Нов какой? Взять – и разбудить вождя, в чьей руке не дрогнет костяной гарпун? Маре уже приходилось ловить рыбу с Сэмом, и она знала: неважно, сколько орудию лет. Устарело ли оно морально или только что куплено в магазине «Рыболов-Спортсмен». Острые штуковины пронзали плотную чешую на раз-два, а Маре отчего-то не хотелось весь ритуал затмения пролежать в походном лазарете с гарпуном в заднице.
Светить фонариком она тоже не решалась, поэтому просто ходила вокруг трех палаток – Аляска и север Канады – прислушиваясь к интуиции. Полчаса пролетели впустую, и она бы так и ушла ни с чем, если бы внимание не привлек маленький белесый рисунок на ткани. Пригнулась поближе и с удивлением разглядела человечка с белой птицей на груди. Точь-в-точь такого, как фигурка, подаренная Имагми. Губы сами собой растянулись в довольной ухмылке. Попался, ворон!
Ей повезло несказанно. Во-первых, Имагми еще не успел жениться, во-вторых, избрал ритуальной жертвой от племени самого себя. Ну, для брака, разумеется. И потому в палатке спал один, чем сильно облегчил Маре задачу.
Затаив дыхание, она нырнула внутрь, подождала, пока глаза привыкнут к полному мраку. Наклонилась над телом и приготовилась уже шутки ради ткнуть его пальцем под ребра или выпалить коронное «Бу!», как Имагми судорожно втянул воздух и поднял голову.
Мара не то, чтобы испугалась. Внутренности перемешались, будто их встряхнули в шейкере, сердце зашлось в чудовищных битах. С губ слетели тихие, но забористые ругательства, способные смутить дьявола. К счастью, Имагми по-русски не говорил.
– Это ты, – в его шепоте слышалось облегчение. – Ты снилась мне.
– Вот про сны я и хочу с тобой поговорить.
– И все? – он присел, и белки его глаз влажно блеснули. – Может, завтра?
– Вот она, значит, дружба? – она нервно рассмеялась. – Посидел на плече – и улетел?
– Ты устала. И у тебя были дела.
– Имагми, пожалуйста. Мне надо поговорить с тобой! – она почти умоляла. – Пожалуйста, выйдем. Я не могу говорить в пустоту. Я тебя даже толком не вижу.
Он кивнул. Точнее, она не могла знать это наверняка, просто почувствовала движение, услышала едва заметный шорох.
– И дай плед, я чертовски замерзла, пока искала тебя, – она вылезла наружу, и мгновение спустя к ней присоединился ангакук. Протянул плед, расшитый угловатым узором, она закуталась поплотнее и взглянула на друга. То ли стало светлее, потому что она вышла из этого мешка с темнотой, то ли занялся рассвет. На горизонте показалась тонкая желтоватая кромка.
– Почему до тебя нельзя было дозвониться? – с упреком спросила она, когда они медленно двинулись вдоль лагеря.
– Дела.
– Мне столько надо узнать, Имагми! И про этот большой костер, и про затмение, и про сны моего друга… У меня лопнет голова, если ты все не объяснишь!
– Мы успеем наговориться, – сказал он без улыбки.
В нем ощущалась незнакомая прежде отстраненность, и Мара никак не могла понять, нащупать, уловить, в чем именно дело.
– Расскажи, как дела в учебе. Как Роб, – вежливо начал Имагми, и она только сердито прищурилась. Теперь она была уверена: он оттягивает разговор и что-то скрывает.
– Все в порядке. Оценки нормальные, Роб не похудел, если ты об этом. У меня есть подшефный фанатик смерти, и я полный лузер по трансформациям. А в остальном – прекрасно.
– Лузер?
– Ну да. Не получается и вообще... Фигня.
– Да нет, я знаю, что такое лузер, – Имагми впервые улыбнулся, и у нее немного отлегло. – Что не выходит?
– Не могу выйти за пределы тотема. Уже все освоили других животных, а я не могу осилить даже чайку. Даже дурацкую чайку, Имагми!.. Я безнадежна.
– Не вижу нужды изменять тотему, – пожал плечами ангакук. – Но если уж тебе так надо, выбери животное, близкое твоему роду и тебе самой.
– Забей, – отмахнулась она. – Папа носится со мной полгода, и ничего. Так что завязывай с вежливостями, и расскажи мне про затмение.
– Я принимаю участие в ритуале и не могу сказать всего…
– И не надо, – она резко остановилась и смело посмотрела ему в лицо. – Я все знаю. Про Четырех, про утраченный дар, его возвращение и жертвы. И про единение знаю. Что ты молчишь? Это правда?
– Мара, я не могу и не должен…
– Нет, ты мне скажешь! Я все равно узнаю!
– Я видел, что ты будешь здесь! – с болью в голосе отозвался он. – Я не хотел этому помогать или препятствовать, поэтому удалился и молчал. Ты пришла несмотря ни на что, потому что так гласит пророчество. Я до последнего надеялся, что ты останешься дома…
– Что за ребусы, Имагми?! – взвилась она. – Говори прямо!
Он посмотрел на нее с тоской, раскрыл рот, собираясь что-то сказать. Но не решился, и снова сомкнул челюсти. Развернулся и зашагал прочь.
– Имагми! – ее раздирала ярость, приправленная обидой. Последний человек, который что-то мог рассказать, просто отвернулся от нее. – Остановись!
Ангакук замер, постоял мгновение, потом бросил на нее короткий взгляд через плечо.
– Надень мой подарок и не снимай. Прошу тебя.
– Только не…– начала она, но одежда Имагми уже опала на землю, и, громко хлопая крыльями, в желтоватое рассветное небо взлетел ворон.
17. Слово покойному
Мара плелась назад, с трудом соображая, как переставлять ноги. По голове будто шарахнули электрогитарой: все гудело, звенело и рычало. Как мог Имагми так поступить? Что с ним случилось? Что он скрывал? Она могла гадать сколько угодно – правды ей все равно не узнать.
Он вел себя иначе. Раньше всегда смотрел на нее с улыбкой, оберегал, говорил какие-то шаманские мудрости… Почему вдруг стал закрытым и чужим? Почему смотрел с такой болью и… Что-то еще было в его взгляде. Бессилие? Обреченность? Что-то не так было с этим пророчеством. Он знал, что произойдет плохое, и пытался защитить ее. Случится пожар? Приедет Сэм – и его бросят в костер? Или кого-то принесут в жертву?..
Вот оно. Жертва. Ведь он не случайно приехал в одиночку и не отвечал на звонки. Не выбрал никого из поселения – решил участвовать сам. Так может, суть жертвы – не только в навязанном браке? Может, участникам грозит что-то еще? Кровавый ритуал? Лишение руки, уха, глаза? Или и вовсе жизни?..
Мара остановилась, как вкопанная, и об нее споткнулась пожилая женщина. Разразилась руганью, замахала руками, но все это перестало иметь значение. Они принесут человеческую жертву солнцу… И, значит, Имагми просто не хотел, чтобы его жалели! Знал, что умрет, и молчал. А Джо? Брин? Их тоже должны?.. Того?..