— Так что, бешбармак и танец живота отменяются?
— На счет второго ты погорячился.
— Осмелюсь спросить, госпожа, а кто будет исполнителем?
— Это «белый» танец.
Они вышли на узкую старинную улочку, мощенную камнем, отполированным миллиардами ног. Появилось желание бесцельно бродить по ней иногда заглядывая в лавчонки и магазинчики, чтобы купить какую-нибудь мелочь на память, вдыхая свежий морской ветерок, перемешивающийся с запахами свежей выпечки, кофе, хорошего табака и еще чего-то такого, что будет потом напоминать именно эту узкую улицу в пасмурном январе.
Вскоре им попалась кофейня со смешным названием «Киса». Относилось ли оно к конкретной группе посетителей или подаваемым там блюдам, сразу было непонятно. Однако желание зайти оказалось обоюдным. Едва Сава открыл дверь со звоночком, пропуская вперед свою спутницу, как их окутало облако такого плотного аромата сладостей и сдобы, что они почувствовали его, как порыв ветра.
— Скажи мне, что до шести еще далеко, — глядя вглубь кофейни, прошептала Дина.
— Клянусь всеми святыми, любившими сладко поесть, что тут время вообще останавливается, и мы даже уйдем отсюда до шести.
— Обещаешь?
— Я уже слышу голоса этих святых сластен, — шепнул ей Пика, — Они дали добро.
В тот же момент он почувствовал, как чья-то рука сунула в карман его куртки сложенные пополам банкноты.
— О, это сладкий знак! — шепнул он, подняв глаза к потолку. — Намек понял.
Кофейня представляла собой длинное помещение, торцом выходящее на улицу. Очевидно, земля здесь была дорогой и давно поделена на такие ленточки под магазины. С одной стороны располагалась ярко освещенная витрина, где в три ряда тянулись полки, плотно уставленные самыми разными тортами, пирожными, конфетами, квадратиками, шариками, кружочками и еще какими-то кондитерскими изысками, названия к которым бывший зэк не смог бы подобрать. Причем, все это так соблазнительно выглядело, что руки сами, как у зомби, тянулись к витрине. Оно еще и так вкусно пахло, что могло сломить боевой дух целой армии.
Напротив витрины стояли небольшие столики и стульчики, на которых можно было сидеть облокотившись о край стола, нависая над своей чашечкой и тарелочкой, в которой что-то очень вкусное не отпускало ни на секунду, и едва это божественное изобретение кондитера заканчивалось, как хотелось бежать за новым. Дверь в торце, напротив улицы, то и дело отворялась и розовощекий плотный мужчина с брюшком вносил очередной поднос, на котором красовалась горка только что приготовленных, истекающих медом и сиропом, кулинарных изысков. Да, это было райское место для сладкоежек. Здесь не было иных блюд, кроме кондитерских и никто не курил.
Сава покорно смотрел, как женщина с карими глазами указывала на какое-нибудь пирожное или кренделек на витрине и усатый здоровяк ловко укладывал его на тарелочку. Когда бережно создаваемая горка на стала угрожающе покачиваться, первый подход был совершен. Дина с наслаждением вонзала свои красивые зубки во всю эту красоту и вкусноту, прикрывая от наслаждения глазки, продолжавшие пылать негасимым наслаждения. Бывший зэк пил маленькими глотками кофе и с интересом смотрел на спутницу, время от времени подавая ей салфеточку, чтобы та вытерла губки.
После третьего подхода к витрине, Дина глубоко вздохнула и подняла на Саву осоловелые от счастья глаза.
— Попробуй кадаиф, он тут восхитителен.
— Вот этот клубочек? — он проследил направление ее пальчика.
— Несчастный. Тончайшее и тонко нарезанное тесто сплетают в рулетки, заворачивают внутрь миндальную крошку и томят в сахарном сиропе…
— Хочешь сказать, что вот эти хрустящие ниточки, это тесто?
— Это кадаиф, глупый мальчик. И его нужно есть вот так…
— И кто после этого маньяк? — усмехнулся бывший зэк.
— Я тебе потом объясню, а пока попробуй, иначе поздно будет.
— Теперь лимончик. Оставь свой кофе. Чувствуешь, как похрустывает… А миндаль… М-м. Да, не дави на него так сильно вилкой, весь сироп вытечет.
— Теперь я понял, почему одного из друзей Незнайки звали Сиропчик.
Дина демонстративно облизнула губы и в упор посмотрела на Пику.
— Там, около шоколадного торта я видела пишмани и пахлаву. Только ромбиками с орехами. Если принесешь мне целую тарелочку, проси, что хочешь.
— Танец живота, — расплылся в улыбке Пика.
Женщина с красивыми карими глазами лишь медленно прикрыла их и едва заметно качнула грудью. Соблазнительные волны прокатились по ее жаркому телу из стороны в сторону, сверху-вниз… И это было так эротично, что она даже не стала смотреть на результат, проявившийся на застывшем лице мужчины.
Ни порывы прохладного морского ветра на улице, ни моросящий дождик, ни поездка в такси до отеля Hilton, ни сонный лифт, ни дверь их номера, которая так медленно открывалась, не смогли приглушить мелодию, звучащую внутри, под которую они исполнили танец живота на Кипре.
Мехмет
Пика проснулся от того, что ему снился странный сон. Будто Светка из рекламного отдела, к которой он был неравнодушен, когда работал в «Паленке», согласилась поехать с ним на Петрицу, только не на машине, а на своем байке. Это было неожиданно, потому что у Светки на выходные всегда были намечены «покатушки». Иногда она показывала Саве свои «фотки» поездок их мотоклуба то в Ростов, то в Смоленск, то на Ладогу. А тут вдруг сама предложила прокатиться на ее Duke-390 до Петрицы, где он купил участок, чтобы построить дом. Даже шлем ему достала, как у нее — SCHUBERTH-C4. Светка была байкером со стажем, отчаянно гоняла наравне с мужиками. В такие виражи закладывала свой байк, что дух захватывало.
И, вот, сидит Сава позади Светки на ревущем Duke-390, прижался к ней, обхватив обеими руками за талию. Голову в шлеме набок повернул, чтобы поплотнее было, а она то вправо положит своего конька-горбунка, то влево. Асфальт рядом сливается в серую ленту, рукой достать можно. Двигатель то и дело завывает от натуги, все перед глазами плывет, а она кричит ему смешным голоском, как Карлсон:
— На шею не дави!
Сава елозит по ее «косухе» ладонями и ничего не понимает, где тут шея, а та заливается смехом, и знай кричит ему:
— На шею не дави! Не дави на шею!
Ветер холодный в рукава задувает, а Светка все хохочет. Когда на Петрицу приехали, у Савы зуб на зуб не попадал, и руки от холода тряслись, она, смеясь, его и спрашивает:
— Ты чего искал-то?
Вот чертовка! Проснулся бывший зэк от обиды и холода. Неуютно как-то. Накинул белый халат с надписью Hilton, а сверху еще пледом укрылся и вышел тихонько из спальни. В номере и правда прохладно. Тихо. Только крупные капли в стекло стучат, и круги от фонарей расплываются неровными радугами.
Включил на кухне чайник. Устроился на диванчике у плиты и коленки подобрал. Стал согреваться. Воспоминания не отпускали. Где-то там, в уголках памяти, хранились образы, тронув которые, можно было вытащить цепочки прошедших событий.
Однажды Орлов вызвал к себе в кабинет бывшего художника, быстро переквалифицировавшегося в дизайнера, и поделился идеей построить три современные «деревушки» в Подмосковье. Места для стройки он уже подобрал, дело за проектом. Идея Саве понравилась — современный автономный поселок, в котором пятистенки из кедровых бревен, крыши из испанского камыша, немецкая бытовая техника, американские информационные технологии, итальянская мебель, японские телевизоры. В каждой «деревеньке» свой ресторан со стеклянным полом над аквариумом, где плавает финская форель и норвежская семга. С одной стороны, это были инвестиции в недвижимость, с другой стороны, реклама товаров, которые можно купить в «Паленке». Так зародились Березовка, Ольховка и Калиновка.
В команду дизайнеров Орлов включил еще несколько человек, среди которых была и Светка. Они были слишком разные по характерам, но обуреваемы одной страстью к живописи. Оба понимали, чтобы писать, нужно это сначала обеспечить. Времени на все не хватало. Приходилось чем-то жертвовать. Светке удавалось все совмещать. Как-то она показала Саве свои пейзажи. Это были настоящие русские полотна. Скорее всего, она сделала их для себя, и потом не смогла оторвать от души, продав кому-нибудь. Они так и висели на всех стенах ее маленькой квартиры и даже в гараже, где маялся в нетерпении ярко-красный Duke-390.
Тогда Светка ему очень нравилась, но развивать их отношения Сава не решался. Слишком свежи были в его душе следы от развода с Машей и расставания с Полинкой, к которой его не подпускали. Почему она сегодня вдруг появилась в его странном сне, Пика понять не мог, а нарисовать и спросить у него не поднималась рука. Зато семейный портрет Мехмета уже давно сложился. Осталось только положить на бумагу. Он огляделся. На барной стойке лежал «дипломат» с документами и начатой пачкой чистой бумаги. Кто-то предусмотрительно оставил его на видном месте. Пика улыбнулся. Удивительная женщина с карими глазами успевала думать сразу обо всем.
Он с азартом взялся за дело. Постепенно чистый лист заполнился большими расшитыми подушками, на которых восседал в шароварах и огромном тюрбане мужчинка, очень похожий на Мехмета, но с животиком. Вокруг были расставлены начищенные до блеска блюда со всевозможными яствами. Особенно бывшему художнику удались сладости. Благо некоторые ему понравились. На строгом лице «паши» застыло выражение безразличия, в одной руке он держал мундштук от кальяна, в другой-четки. Было похоже, что еда и жены ему надоели. Он мечтательно смотрел куда-то вдаль. Возможно, вызывая из памяти образ другой женщины, ранившей его сердце. Карандаш замедлил свое движение, придавая взгляду некоторые особенности, в которых читалась потребность поговорить с кем-нибудь о наболевшем.
— Постой, чужестранец, — наконец прозвучало в сознании бывшего зэка, — это же ты сопровождал женщину с удивительно красивыми карими глазами?
— Верно, господин, — подыграл директору Пика.
— Скажи, как ее полное имя.