— Савка! — женщина с красивыми карими глазами бросилась целовать бывшего зэка.
— С этого надо было начинать, — важно заявил он.
— Ах, ты!
— Скажу господину Ханиму, он тебя в гарем не возьмет.
— Больно надо!
— Я тоже не пойду… Извини, Мехмет.
Никосия
Ни восхода, ни заката увидеть Пике в Никосии так и не удалось. Затянутое серой пеленой январское небо иногда прорывал свежий ветерок, и солнце выхватывало из серой массы разнокалиберных домов непривычные для русского глаза крыши, покрытые желтой и красной черепицей. Небольшая рябь пробегала по голубой воде длинного бассейна перед фасадом «Hilton», словно она тоже озябла от этой непогоды.
Посмотрев на все это из окон своего номера, приезжие устремлялись в большой ресторан на первом этаже, где их уже ждал «шведский стол». Увидев это роскошное великолепие, оторвавшиеся от дел праведных в отпуск на недельку-другую в январе, решали для себя, отдыхать так отдыхать, и с упорством, достойным воинов средневековья, осаждавших какую-нибудь крепость, кидались в неравный бой с едой. Неосторожно решив, что они сильнее, «осаждавшие крепость» скоро проигрывали. Огромные тарелки перед «воинами» еще не успевали опустеть, а силы покидали их. Зато улыбчивые усатые «защитники» бесконечных редутов, застеленных белыми скатертями, все подносили и подносили новые боеприпасы в виде подносов, уставленных разнообразными блюдами.
Подобно героям Ремарка, отдыхающие произносили крылатую фразу «прощай, талия» и, перегруппировавшись, вновь кидались на штурм. Особенно тяжело приходилось тем, кто приехал по программе «все включено». Они сражались «не на живот, а насмерть». Справедливости ради, следовало бы отметить, что эта категория отпускников состояла из профи, что было заметно по формам доспехов, расширяющихся к талии, которую обычно трудно было отыскать. Лозунг отцов и дедов в последней страшной войне «все для победы» использовался в рядах этих «воинов», как последний аргумент. И только после этого обессилевших, но не сдавшихся в бою, развозили по «палатам», где они зализывали раны до вечерней схватки.
Пика, словно генерал, восседавший на самом отдаленном холме, наблюдал за полем боя. Не найдя возможности сварить приличный кофе в номере, он спустился в ресторан.
Было еще рано, и служащий, разглядев в нем нечто родственное, откликнулся на просьбу странного клиента с необычной щедростью. Через десять минут перед одиноким мужчиной на столе появился стакан с прохладной водой и целая турка великолепного кофе. Опасаясь спугнуть удачу, бывший зэк медленно наклонился над ней, чтобы вдохнуть аромат, и увидел знак. То ли русская «С», то ли латинская буква «С».
Неожиданно в памяти появилась вчерашняя табличка с платежами за аренду магазина Орлова под названием «Солянка». Сава помнил этот магазин. Расположенный на первом этаже углового дома, неподалеку от метро «Китай-город», он считался успешным. Столько труда было вложено в его оформление. Стало жаль тех усилий, впрочем, они были не напрасны. Опять вспомнилась фраза Хана:
«Живи сейчас, бери лучшее, читай знаки».
Бывшему зэку подумалось, что он особенно и не стремится сейчас что-то менять. Пожалуй, это лучший вариант. Все как-то само получается, причем, уж очень гладко. Скорее всего за этим стоит кто-то весьма сильный и влиятельный. Конечно, не просто так его катают по всему миру, да еще в обществе женщины с карими глазами. Так что первым двум советам авторитета Пика следует стопроцентно, а вот, знаки…
Девять лет зоны научили его тому, что люди по другую сторону закона, в числе которых он оказался волею судеб, редко что-то планируют вообще или, в крайнем случае, надолго. Обычно полагаются на фарт или на более сильного. Впрочем, недолгий век бывшего художника на свободе показал, что у соблюдающих закон граждан, планы тоже редко выполнялись. Ну, ладно он, маленький человек, но Орлов! Великий Орлов, которому были по плечу грандиозные проекты, вдруг тоже как-то просто вышел из игры. Тут что-то было не так. Интуиция подсказывала, что Сава чего-то не понимает. И опять Хан был прав в своих советах. Нужно порыться в памяти, поискать подсказку. Знаки наверняка были. Он их просто не заметил.
В номере было тихо. Дина еще спала. Она была по гороскопу «сова», а Пика — «жаворонок». Впрочем, это не напрягало их в том узком пространстве, по которому им приходилось протискиваться вперед. Рисунок Мехмета так и лежал на барной стойке. Ритуал после «черного рисунка» он не провел. Вернее, не смог.
— Как же это я… — мелькнуло в голове, — Извини, брат.
Бывший зэк заглянул в «дипломат». Зажигалка была там. Он, было, потянулся за изящной поблескивающей вещицей Дины, но чистый лист белой бумаги заставил забыть обо всем. Словно изголодавшийся маньяк, художник неожиданно для себя кинулся рисовать. Пика даже не представлял, что и как делать. Это был порыв. Так иногда и раньше бывало. Неожиданно возникало ощущение, что если сейчас попадется в руки кисть или карандаш, то все получится. Само. Легко и быстро. Без долгой предварительной работы и выбора момента. Он всегда мог четко сказать по любой работе, написанной кем угодно — был ли это счастливый порыв или кропотливая работа. Бывали полотна с глубоко продуманным сюжетом, правильно поставленным светом и перспективой, где все проработано и по-книжному правильно, но без души. В момент работы автор был ремесленником, а не творцом. Такие картины всегда лучше оцениваются и дороже продаются, но коллеги, понимающие порыв, всегда завидуют тому счастливцу, кто оказался в нужном месте в нужное время. Это не оценить по известным критериям, чтобы там ни говорили критики и знатоки. Это не продается.
Казалось, карандаш сам метался по чистому листу белой бумаги, оживляя сценку рыбалки. Игорь Михалыч стоял на берегу небольшой, но быстрой речки. Сапоги почти полностью прикрывал длинный армейский плащ, в руках удилище. Он задумчиво смотрел на воду, особенно не интересуясь поклевом. Похоже, и рыбы не особенно интересовались его приманкой — ведерко рядом было пустым. Скорее всего, речушка была неподалеку от какой-нибудь дачи, где рыбака ждал старый кот.
— Да, не майся ты там, — с усмешкой прозвучал голос генерала, — что хотел спросить-то. Не боись, рыбу не распугаешь. Это я для виду рыбака изображаю, когда подумать надо. К соседу по даче родня прикатила, галдят, что тебе стая ворон. А тут тишина, даже рыбы нет.
— Вопрос неожиданный, — промямлил бывший зэк, — у вас внучки или племянницы не было ли? Такой кареглазой. С характером…
— Нет, брат. Чего нет, того нет. Я и со своей Валентиной Сергевной только на пенсии в этом доме поселился, а до того — служба, которая со мной не всегда дружила… А ты, значит, кареглазую не можешь понять? Да, брат, женщины народ непостижимый. Тут логику менять надо.
— Сильно менять?
— Пока хотя бы на шаг вперед понимать ее не сможешь. Если в преферанс играл, то о «женском сносе» слышал. Вот, что-то в этом роде.
— Да, я не о картах.
— Понятное дело. О делах сердечных мужчины совета не спрашивают. Стало быть, у тебя особый случай. В разведке всегда «медовые ловушки» были. О них знают, и все равно попадаются. Искусство…
— Значит, все ради денег?
— Не обязательно. Есть игроки, для которых игра смысл жизни. Когда ты партнера по игре понимаешь, это уже полдела.
— Сам не знаю, кто из нас игрок, и что за игра.
— Ищи логику. От случайностей к закономерности.
— Как в шахматах?
— Нет. В шахматах правила известны, а в хорошей игре и цель прячут.
— Игорь Михалыч, у вас в библиотеке много книг по шахматам, а самих шахмат в кабинете нет.
— Ну, это в кино шахматист всегда с доской, чтобы зритель понимал кто есть герой и что делает. Остальные в уме два и два складывают… Ладно, ты поиграй, а у меня клюет.
Пика глубоко вдохнул, мысленно возвращаясь к рисунке. Он опять сидел с карандашом и оценивал рыбака. Получилось неплохо. Ему удалось схватить это состояние старика с удочкой, который, вроде бы, перед зрителем, а на самом деле мысли его далеко отсюда. Жаль, но придется расставаться с этим рисунком, а он мог бы занять достойное место на какой-нибудь выставке или в коллекции любителя. Но, не судьба. Бывший зэк взял второй рисунок с Мехметом. Сравнил. С удовольствием отметил, что еще не утратил навыки рисования — выполненные в разной технике сценки подчеркивали разные характеры изображенных героев. Чиркнула зажигалка, покорно ждавшая своего часа в «дипломате», и жадное пламя поглотило так неосторожно приоткрытый портал.
На улице накрапывал дождь. Погода была сонной. Сава подошел вплотную к окну. Ему подумалось, что дома сейчас снегу по колено. Морозец. Впрочем, где теперь дом у бывшего зэка, нужно было бы еще понять. Вспомнилась кухня с видом на заснеженный яблоневый сад. Вроде бы совершенно чужая дача, а как там было душевно. Сразу же возникла мысль, а не расспросить ли обо всем самого Орлова, что ходить вокруг да около. Странно, Пика никогда даже не думал об этом, хотя, казалось бы, чего проще.
Он взял чистый лист бумаги и повертел карандаш в пальцах. Никаких идей о сюжете не возникало. Попробовал нарисовать кабинет Орлова. После наброска интерьера, подумал, куда бы посадить или поставить бывшего владельца «Паленке». Не получалось, не хотел Дмитрий Николаич появляться в своем кабинете. Пика взял второй лист и набросал большую столовую в ВИП-зоне. Она была аккурат напротив кабинета Орлова, а между ними приемная с секретарем Ниночкой. Общительная и строгая одновременно, она лучше всех могла находить общий язык с шефом.
Интерьер столовой бывший дизайнер прорисовывал с любовью. Кто-то очень толково продумал расставил все по местам еще до прихода Савы на работу в «Паленке», и по нему «новенький» быстро усвоил взгляды шефа. Во всю стену напротив окна был большой аквариум с карликовой акулой, на стене пара старых весел. Художник вспомнил свое первое впечатление от посещения столовой — «создай условие, и вырастишь акулу». Откуда оно возникло, он так и не смог себе потом объяснить. Вот и теперь, Пика что-то не понимал. Кроме контура Орлова ничего на бумагу не ложилось. Детализировать большой овальный стол, за которым иногда обедали 15–20 приглашенных шефом сотрудников было делом нескольких минут. Стол получился солидным, как и все, что делал в жизни Орлов, но сам он сейчас категорически не хотел появляться, даже во главе накрытого к трапезе стола.