И вот уже проявляются контуры нового рисунка. Пожилой мужчина сидит в кресле у торшера и увлеченно читает книгу. Спокойное лицо едва тронула усмешка. Очевидно автору удалось затронуть душу, пережившую немало на своем веку. Несмотря на возраст, читатель явно способен сопереживать и подростку, впервые испытывающему романтическую увлеченность, и многодетной матери, взывающей к Создателю о помощи в трудной финансовой ситуации.
— Признаться, ты прав, — голос генерала звучал с удивительной теплотой, — нас у матери было одиннадцать душ. Отец погиб при аварии на Путиловском, и вопрос о хлебе насущном часто был основным. Кстати, ты знаешь, почему «насущный»?
— Это из молитвы какой-то, — неопределенно ответил художник.
— На существование, — уточнил голос Игоря Михалыча, — и не более того. Хотя, мы не голодали, Путилов помогал после потери кормильца. Почему-то о нем забыли. Незаслуженно забыли, а, ведь, для России много сделал этот русский инженер.
— Там что-то с революцией связано, — единственное, что удалось вспомнить Пике.
— К сожалению, в классовой борьбе после 1917 было много так называемых «перегибов», но не грех было бы немного знать о Путилове. В Крымскую войну 1854–1856 годов, когда англичане и французы устроили нам экономическую блокаду…
— Ввели санкции?
— Это современная политкорректность, — усмехнулся голос хозяина библиотеки, — а суть та же. Так вот, вопрос был серьезный. У англичан закупали сталь для орудий, у французов винтовки, у немцев снаряды. Не умели их тогда в крестьянской Руси сами делать. Выручил Путилов.
— Денег дал?
— Вранье, — отрезал генерал. — Тогда к Путилову обратился Великий князь Константин Николаевич и спросил, можетли русский инженер придумать и сделать для страны необходимое. Причем, Великий князь на это дал собственные средства.
Сава продолжал молча добавлять штрихи к портрету.
— Путилов разработал технологию изготовления легированной стали для орудий разного калибра и чугуна для снарядов. Построил заводы и запустил производство. Для Кронштадтской флотилии из собственных доков спустил на воду 32 винтовых канонерки и 24 фрегата. За год. Подготовил кадры для заводов, для обслуживания паровых двигателей и орудий на флоте. Позже выкупил тот завод и стал там выпускать рельсы и вагоны для железных дорог, орудия разных калибров, корабельные башни для броненосцев, различное тяжелое оборудование. Вот кто такой Путилов для России.
— Сейчас об этом мало кто знает. Я только помню картину «Ленин на Путиловском». Куда потом Путиловский делся, не знаю.
— В 1922 Путиловский стал Кировским заводом. Тогда многое пытались стереть в памяти русского народа. Крушили с размахом, втаптывали в грязь, а то и в забытье.
— Зачем?
— Это проделки «серых», — отрезал генерал. — Они в любой ситуации ужом во власть пролезают. Сначала — что изволите, потом — нож в спину. Сами делать ничего не могут, только растаскивать чужое. При этом все оболгут, изгадят, а сверху нацарапают, что они самые великие. Абсолютно беспринципные паразиты, чтобы выжить, и друга и брата продадут. Когда после Гражданской Сталин начал чистки, они друг на друга два миллиона доносов настрочили.
— О Сталине противоречивые мнения. Кто из них прав?
— Суди по делам. Хочешь знать глубже, анализируй детали.
— Я собственно об этом и хотел спросить.
— Погоди. Если ты художник, то должен овладеть этим методом в совершенстве.
— Иногда мне кажется, что я полный профан.
— Обрати сомнения в стимул.
— Если не секрет, как вы до этого дошли… Вернее, дотянулись?
— Намекаешь на мое происхождение? Это верно. Не судьба, если бы не случай. Меня, самого младшего из детей погибшего рабочего, взяли в дом Путилова. Как тогда говорили — прокормиться. Сначала помогал по хозяйству, чем мог. Потом меня начали ставить в пару одному из племянников Николая Ивановича на занятиях с репетитором. Я был на год моложе Станислава, но «кухаркин сын» обгонял барчонка.
— Почему? — искренне заинтересовался Сава.
— Мне повезло освоить правильный способ мышления.
— То есть?
— Прежде, чем идти в атаку, нужно научиться воевать. Еще лучше научиться учиться.
— Что сие означает?
— Ты, к примеру, слышал, что дворянские дети к десяти годам свободно говорили на пяти-семи языках?
— Я за всю жизнь и один не осилил в совершенстве, — признался Пика.
— Умение подчинять свое мышление одной цели, концентрировать свои способности только для этого и безжалостно отметать все лишнее, вот дорога к совершенству. Кому-то эти истины не только разъясняют в 5 лет, но и приучают жить именно так. Причем, из детей не растят роботов, поскольку концентрация умственной деятельности высвобождает гораздо больше времени, нежели при неумелом образовательном процессе.
— Некоторые авторы кивают на гены.
— Вранье, что только дворянские дети на то способны. Я тому пример. Хотя, уроды в любых семьях бывают.
— Меня дед вырастил. Родителей почти не помню.
— Раз интересуешься, значит это в тебе дремлет. Кто ищет, тот найдет. Методики известны давно, их использовали и в Египте, и в Персии, и на Тибете.
— Читал про экспедиции «Аненербе» и «ОГПУ» на Тибет.
— «Аненербе» выросло на трех тайных обществах Германии (которые иногда считают вымышленными): «Туле», «Германенорден» и «Врил» с единственной целью — доказать превосходство одной нации над другими. Потому им подсунули сотню фальшивых манускриптов, «Копье Судьбы» и «Чашу Грааля».
— Читал, что далай-лама помогал фашистам.
— Рассказал по секрету, как быстро открыть «третий глаз», — генерал рассмеялся. — Тысяче офицерам «СС» побрили и просверлили черепа, но они от этого не стали мудрецами.
— Все вранье?
— Если ты читал о Гермесе, то сможешь сложить два и два. «Темным» знания не передают. За это наказывают.
— Как разобраться в этих «темных» и «серых»?
— Слушай, дай почитать! Захочешь, разберешься. Нет — будешь счастлив от куска колбасы. Запомни, тебе никто ничего не должен.
— Где-то я уже слышал это утверждение, — недовольно буркнул Сава, скомкав рисунок.
Еще один портрет, свернутый в трубочку, занялся жадным пламенем и перестал существовать в этом мире. Его эстафету приняла сигарилла. Время от времени она встревоженно вспыхивала, и ее сизый дым полупрозрачным облачком медленно поднимался к потолку, словно еще одна грешная душа, выполнив оговоренную ранее программу, покидала этот бренный мир.
Сава иногда задавался вопросом — как душа умершего уходит в иной мир. Ведь для этого нужен какой-то портал, как, например, зеркало. Возможно его рисунки есть некое подобие такого портала или, скорее, проекция этой незримой грани перехода на белый лист.
Он никогда не смог бы объяснить, как рождается портрет или картина на холсте. Просто появлялась и все. Ну, он каким-то образом в этом процессе участвовал. Точнее сказать, был проводником, потому что объяснить кому-то, почему там была именно такая линия или краска такого оттенка, он не мог.
Причем порой это получалось очень быстро, с минимальным количеством штрихов. Даже контур или набросок отображал суть того, что автор хотел сказать. И это было понятно жителям почти всех стран. Литераторам не под силу напрямую общаться с носителями иных языков. Только через переводчика. У них такого «проектора», как у скульпторов, композиторов или художников, нет. Хотя литература обладает более точным или однозначным свойством выражения замысла или идеи автора. Значит, Сава счастливчик. Ему дано, а может, позволено, то, что недоступно остальным.
Многие пытались делить человечество на какие-то группы — по цвету кожи, волос, глаз; форме черепа, носа, разреза глаз; пропорциям тела, весу, росту; кастам в индуизме или эзотерике. И как только одна из таких характеристик человека вдруг оказывалась наиболее значимой, многие стремились подогнать свою под эталон. Это желание казаться лучше, чтобы иметь больше. Зачем ему три завтрака или десять обедов? Сава хотел рисовать картины. Они часто снились зэку в Красноярской тайге. Трогательные сюжеты, глубокие мысли, яркие переживания, романтические намеки. Кому, скажите, было бы плохо оттого, что Сава писал бы их в маленьком доме на Петрице, и время от времени показывал бы на выставках. Ему не нужны замки, яхты, самолеты. Всего лишь немного еды, краски и кисти.
Для этого нужно побороться? Ладно. Похоже, он умеет читать знаки.
Гонконг
Сава до самого оформления билетов так и не знал, куда они летят. Он подтрунивал над Диной, когда еще на даче она забрала его паспорт, объяснив, что так будет надежнее. В Шереметьево бывший зэк узнал, что виза не нужна для посещения Гонконга. Пика упрекнул себя, что мог бы и догадаться о маршруте.
Они вылетели из Москвы почти в пять вечера. Airbus 330 за семь с лишним часов доставил их в Пекин, где была пересадка. В транзитной зоне они размяли ноги, обойдя за пару часов множество магазинов и сувенирных лавочек. Сава угостил женщину с карими глазами какой-то китайской едой в красочном ресторанчике, оформленном под пагоду. Правда, для этого Дина сунула ему в карман с десяток купюр.
— А мне на чай! — бывший зэк даже пытался шутить. — Если доживу до пенсии, напишу мемуары, как путешествовать по миру без паспорта и денег.
— Нужно встретить девушку, которая тебе это устроит, — Дина показала на контроле паспорта и билеты при пересадке в другой самолет, но потом спрятала их во внутреннем кармане делового костюма. Она тоже пыталась шутить, но видно было, что это ей дается с трудом.
— Можешь поспать, — улыбнулся Пика, чтобы как-то поддержать свою спутницу, — я не сойду до Гонконга.
Около полудня их самолет приземлился в аэропорту Чек-Лап-Кок острова Лантау. Это был второй по величине остров после Гонконга из 230 островов, входящих в особую экономическую зону Китая под названием Гонконг. После возвращения Великобританией в 1997 году территорий, захваченных у Китая, которыми Лондон распоряжался по договору 99 лет, в этой особой зоне Пекин осуществлял только обеспечение внешней безопасности и международного представительства. Остальное: полиция, финансы, экономика, налоги, образование, транспорт и прочее осталось в ведении самоуправления Гонконга. Помимо островов, в Гонконг входил полуостров Коулун из материкового Китая, оставивший английское название Новые территории.