Глава 5
Сорчу не удивило, что Цезарь проявил себя как собственник. После кражи своих разработок он тратил массу усилий на то, чтобы у него снова ничего не украли – ни в бизнесе, ни в жизни.
Цезарь слетал в Испанию, пока она лежала в больнице, попросив ее прислать несколько фотографий Энрике. Однако он практически не интересовался ни сыном, ни ДНК-тестом, подтверждающим его отцовство.
– Отправь результат моим родителям. Они захотят его увидеть, – небрежно бросил он, словно это была бюрократическая проволочка, которой нельзя избежать.
– Ты сам не хочешь взглянуть? – с вызовом поинтересовалась Сорча.
– Если бы я считал, что ты лжешь, я не стал бы на тебе жениться. Когда вас выписывают?
– Завтра.
В день выписки Цезарь по-рыцарски вез ее в кресле-каталке к выходу. Он подробно расспросил медсестру о здоровье Энрике и о расписании прививок.
Они приехали в ее скромную квартиру. Вещи были уже частично собраны.
Увидев коробки, Цезарь бросил на нее острый взгляд:
– Неудивительно, что у тебя начались преждевременные роды.
Сорча молча пожала плечами и позвонила своему арендодателю, чтобы сообщить об освобождении квартиры. Цезарь взял трубку и проинформировал его, что вещи будут отправлены в Испанию до того, как истечет срок аренды, и что они уезжают сегодня.
Сегодня? Сорча хотела поскорее увидеть свою мать, но еще сильнее она хотела спать.
Цезарь уложил ее чемодан, пока она сидела на кровати и кормила Энрике. Сорча уснула, когда они летели в его личном самолете в Корк. Знакомое кресло приветствовало ее, как старого друга. Бортпроводница знала, какой чай она любит, и принесла его, даже ничего не спросив.
Сорча расслабилась так, как ей не удавалось отдохнуть в квартире, которую она снимала. У нее появилось чувство, что она наконец-то дома.
«Потому что я лечу домой», – сказала она себе, когда проснулась. Ей показалось, что беременность была сном. Но рядом были Энрике и Цезарь. Малыш, к счастью, не осознавал, что отец бросает на него недоуменные взгляды.
Они поехали вдоль берега моря в деревню ее матери.
Цезарь, будучи мужчиной, который не только умел раздевать женщин, но и одевать их, захватил с собой модистку из известного парижского бутика. Подвенечное платье, которое она привезла, нуждалось лишь в небольшой подгонке, и женщина занялась этим в гостиной матери Сорчи.
Такое платье сама Сорча не выбрала бы, но оно было невероятно красивым. Фасон скрывал последствия беременности и родов, в то время как вырез демонстрировал ее единственное на данный момент достояние – грудь. На голову она должна была надеть диадему.
Она выглядела как кельтская богиня – прекрасная и могущественная.
Цезарь провел ночь в отеле, а Сорча осталась со своей семьей и поделилась с ними тем, что было у нее на сердце, включая сомнения насчет брака.
– Я не могу представить, чтобы тебя не полюбил мужчина, – сказала сестра, сжимая ее руку.
Сорча была тронута, но готовилась к тому, что Цезарь бросит ее у алтаря. Она была уверена, что вся деревня ждет этого затаив дыхание, однако оделась к свадьбе, как положено.
Церемония состоялась утром в церкви, куда ходила Сорча, когда была маленькой.
Увидев Цезаря, ждущего ее у алтаря, молодая женщина ощутила больше чем облегчение. Гордость. Радость. Лучи солнца, вливающиеся в витражные окна, окрашивали серый камень в разные цвета. Цезарь обеспечил всех женщин букетами, и воздух был напоен ароматом лилий и роз.
На Цезаре был деловой костюм, и он был выбрит. Он не любил бриться, а потому обычно ходил со щетиной. Щетина, надо признаться, ему шла, но без нее его лицо выглядело породистым, а чувственный рот был более заметен.
Цезарь был напряжен. Наверное, у него плохое настроение, решила Сорча. Но когда сестра повела невесту под свадебный марш по проходу, он посмотрел на нее так, что ей захотелось пойти быстрее. Аквамариновый цвет его глаз уступил место слепящему серебристому жару.
К глазам Сорчи подступили слезы. Неужели она в самом деле выходит замуж за своего босса?
Его руки крепко сжали ее дрожащие пальцы, его голос звучал ровно, тогда как она запиналась от эмоций. Сорча не понимала, что это означает: то ли он уверен в правильности их брака, то ли просто менее впечатлителен.
Денег на свадьбу Цезарь не пожалел. Платиновое кольцо, которое он надел ей на палец в церкви, дополнялось кольцом в честь помолвки. На одном кольце сверкал крупный бриллиант, на другом – изумруды и бриллианты поменьше.
Сорча едва могла говорить, когда надела платиновое кольцо с одним изумрудом на его палец. Цезарь принадлежит ей! Она задрожала.
Их благословили, и муж поцеловал жену. Это был целомудренный поцелуй, но ее губы вспыхнули.
Прием состоялся в первоклассном отеле. Деревня располагалась на побережье, а это означало прилив туристов в летние месяцы, и подобных отелей было несколько. Номера были небольшие, но их окна выходили на пляж, а еда и обслуживание были превосходными.
Что ж, если не считать косого взгляда бывшей одноклассницы Сорчи, наливавшей приглашенным чай, все прошло отлично.
Сегодняшнюю ночь они проведут в отеле. Каким бы классным ни был номер – а апартаменты не случайно названы королевскими, – все это далеко от роскоши, к которой привык Цезарь.
В прошлом, когда Сорча позволяла себе фантазировать, она представляла, как пригласит Цезаря к себе домой и познакомит с семьей. У них будет время посетить ее любимый пляж и полакомиться помадкой в кондитерской. Или, может, проехать на велосипеде мимо дома, чтобы взглянуть, как растут розы матери.
Сорча не знала, почему она делала это, но, если погода была хорошая, она всегда проезжала мимо особняка, в котором выросла. В некотором смысле это был мазохизм. Ее отец – единственный, кто проводил здесь время. Его английская семья никогда не использовала этот дом. После его смерти дом продали американскому актеру, который редко приезжал сюда. Он стоял пустой, что приводило Сорчу в ярость.
Сегодня накрапывал дождь. Сорча не восприняла это как плохое предзнаменование. Солнце ненадолго показалось из-за туч, когда они вышли из церкви. Камни мостовой и ярко окрашенные фасады домов вдоль главной улицы заблестели. Вдали виднелись изумрудные холмы. В воздухе чувствовался запах моря, а легкий бриз румянил щеки. Несмотря на все опасения, покидая церковь как жена Цезаря, Сорча надеялась, что будущее у нее будет светлым.
Но ей хотелось знать, что Цезарь думает обо всем этом. Болтая с сестрами, Сорча бросала осторожные взгляды в его сторону. Неужели он в самом деле ее муж? Получает ли он удовольствие от разговора с мужем ее сестры, Кормом?
Корм обычно держал язык за зубами и был очень привязан к семье своей жены. Они стали родителями, когда еще учились в школе. Сейчас они владели пабом и жили неплохо, но первые годы их брака были невероятно тяжелыми.
– Футбол, – ответил Цезарь, когда Сорча позже спросила его, что они обсуждали.
«Конечно, – подумала она с усмешкой. – Оба фанаты».
– Твоя сестра задержится здесь? Ты думаешь…
Его сестра Пайа привезла фотокамеру. Она была морским биологом, но, судя по всему, собиралась фотографировать не только обитателей моря. Когда Сорча поблагодарила ее за то, что она пришла в церковь, та ответила: «Спасибо, что пригласили меня. Церемония была очень милая».
Цезарь пригласил всю свою семью, но приехала только Пайа.
Сорча осознала, что Цезарь ждет, когда она закончит фразу.
– Ну, не знаю. – Она пожала плечами. – Не похоже, что твоя семья довольна нашим браком. Я рада, что Пайа приехала, но, честно говоря, меня это удивило.
Цезарь беспокойно мерил шагами гостиную, без сомнения испытывая клаустрофобию в маленькой комнатке.
– Она направлялась в Гренландию на симпозиум. Ей было по пути.
– Что ж, было приятно с ней встретиться.
Сорча болтала, нервничая, пока переодевала их сына на диване. Она думала о том, как будет раздеваться и разделит постель с Цезарем после того, как они поужинают.
Она чувствовала себя если не пойманной в ловушку, то окруженной опасностями и препятствиями. У нее не было никакой уверенности в том, как дальше сложится ее жизнь.
Но пора преодолеть самую большую опасность, решила она, заканчивая застегивать на Энрике пижамку.
– Вот, – небрежно сказала она и сунула малыша Цезарю.
Он должен был либо взять сына, либо уронить его, а Сорча знала, что он не позволит ему упасть. Все женщины Келли жаждали потискать своего племянника и внука, а сумку, в которой ребенок находился в дороге, нужно было нести за ручки, и Цезарь не прикасался к Энрике достаточно долгое время.
– Что? Почему?
– Мне нужно помыть руки, – объяснила Сорча, направляясь в ванную и делая вид, что не замечает его округлившиеся глаза. – Я не могу оставить его на диване. Он может упасть, – добавила она.
При этом у нее было невинное выражение лица.
Энрике было немногим больше недели от роду. Вряд ли он был способен скатиться с дивана.
Наконец Сорча вышла из ванной и по лицу Цезаря поняла, что ему некомфортно. Он держал Энрике на вытянутых руках, словно малыш мог испачкать его одежду.
Ее сердце упало, но Сорча напомнила себе, что Монтеро не похожи на Келли. Его сестра появилась на их свадьбе только потому, что ей было «по пути». Он когда-нибудь в жизни держал ребенка?
Подойдя к Цезарю, она мягко заставила его прижать ребенка к себе.
– Согревай его, пока я переодеваюсь. И придерживай головку. Вообще-то он хорошо ее держит, но все равно. Поговори с ним.
– О чем? – Теперь Цезарь прижал Энрике к плечу, словно набрал слишком много продуктов в магазине, а корзинку не взял.
– Он слушал мой голос девять месяцев. Он чувствует себя в безопасности, когда слышит меня. Нужно, чтобы и твой голос ассоциировался для него с безопасностью. Говори с ним на валенсийском диалекте. Вряд ли ты захочешь, чтобы я учила его этому. У меня акцент. – Она ушла в спальню.