— Совсем забыл десерт, — неожиданно ворвался в грустные мысли масленый голос Лотеску. Не видела, но знала: он самодовольно улыбался. — Я бы даже сказал, самый сладкий и желанный для женщины. Замечательные слова, после которых проходит головная боль.
Задумалась, по привычке жуя губу. Какие такие слова? Я тебя люблю? Бред, еще скажите, будто мне титул герцогини присвоили. Повышу зарплату? Хотелось бы, но кукиш тебе, и так потолок. Ладно, чего там еще сладкого? Скидки? Едва не покатилась со смеху, представив переливающую рекламу: «Грандиозная распродажа для простолюдинов».
У меня мнимая головная боль и вовсе проходила от раскрытого дела, но вряд ли начальник собирался поручить очередное расследование. Или во дворец я попаду-таки не как гостья? Тогда наряд не потребуется, сойдет платье Алины.
Лотеску терпеливо ждал, пока переберу в уме варианты, а потом с широкой улыбкой озвучил правильный:
— Плачу я.
Гулко сглотнула.
С какой такой радости? Благодарность за молчание? Так не нужно, любой порядочный человек поступил бы так же.
— Вы — что? — хрипло переспросила, не веря в сказку.
Предполагаемую причину аттракциона неслыханной щедрости озвучивать не стала: мало ли?
— Оплачиваю расходы, — терпеливо объяснил хассаби. — По-моему, честно.
Поджала губы и отвернулась.
Значит, таки взятка.
— Я согласилась помогать бесплатно. Благодарю, деньги мне не нужны.
Пусть я бедная, но каждый медный рхет заработала собственным трудом. Возьму кредит, должны дать, ужмусь и побалую себя бриллиантами.
— Не слышу энтузиазма.
Похоже, Лотеску ожидал бурной радости.
— С чего бы? — Обернулась и сложила руки на груди. Провокационно? Безусловно, но, когда кто-то задевал гордость начальника, он и вовсе выходил из себя, а тут всего лишь маленькая обида секретарши. — Вы только что меня оскорбили.
— Я? — ошеломленно выдохнул Лотеску и уставился как на редкий музейный экспонат.
Потом, судя по всему, догадался. Удивление медленно сползло с лица, уступив место угрюмости. Начальник убрал журнал, пару раз открыл рот, но промолчал. Когда мысленно решила: замнет, хассаби заговорил.
— Это не взятка и не подачка. Я хочу сделать подарок, или я не имею права, Магдалена?
От его взгляда стало не по себе, захотелось стать крошечной мышкой и затеряться под диваном, но, закаленная годами службы, не сдалась.
— Подарки делают женщинам в двух случаях. Который мой?
Воздух в купе стремительно накалялся, но требовалось прояснить все раз и навсегда.
— Третий, — вздохнул Лотеску. — Дружба, Магдалена. Ничего оскорбительного и низкого. Обещаю.
Последнее слово свинцом рухнуло на пол.
Не веря, вглядывалась в его лицо, а он — в мое.
Руки лежали на столе. На первый взгляд, расслабленные, на самом деле — напряженные.
Нервно коснулась волос. Пальцы сползли на колени.
— Эм, разве только по дружбе, — неубедительно промямлила, тушуясь под испытующим взглядом.
Что, шайтан, Лотеску хочет увидеть?
— Желание дамы — закон.
Голос потеплел, вернулась игривость, только смущение отчего-то усилилось. Я так не волновалась, когда впервые заночевала в паре метров от хассаби, видела его без рубашки. Красивый, действительно бегает по воскресеньям в парке — лежанием в постели живот не подтянешь.
— Словом, решено, — поставил точку Лотеску. — Осыпать драгоценностями не обещаю, но наряд куплю. От и до. В сумме не ограничиваю.
От сердца отлегло, разом отпустило. Если бы он обещал бриллианты, тогда бы не на шутку встревожилась, а так нормально.
— Вы чрезвычайно щедры к сотрудникам, хассаби, — кокетливо потупилась.
Напряжение лопнуло большим мыльным пузырем, в купе снова ворвались радостные краски дня.
— Только к некоторым, — с улыбкой поправил Лотеску и заботливо поинтересовался: — Ничего не забыли, все уложили? Почти прибыли.
Вещи собрала загодя, поэтому утвердительно кивнула. В голове крутилось бешенное: «У меня будет платье!» Как же мало нужно женщине для счастья!
Поезд замедлил ход до минимума.
За стеклом мелькали трубы фабрик, потянулись унылые серые стены складов — Штайт начинался не с дворцов. И рельсы, много рельсов. Маневровые паровозы гоняли туда-сюда вагоны. Самый настоящий муравейник, сразу видно — столица.
Вновь прильнув к окну, наблюдала за столь знакомой и одновременно новой жизнью. Штайт во многом походил на Нэвиль, но кое-чем отличался. К примеру, в главном городе области Вертавейн не строили семиэтажных домов, к вокзалу вело всего два пути, а не четыре, как в Штайте. Ну и переходы у нас не строили, перебегай рельсы, как хочешь.
Наконец показался вокзал. Ахнула при виде хрустальной крыши, игравшей на солнце всеми цветами радуги, и прикрыла рот рукой: неприлично.
Потянулись платформы. Их тоже оказалось много, насчитала двенадцать. Теперь понятно, отчего путей четыре: на два все поезда не соберешь, перед вокзалом образуется «пробка». Дебаркадеры соединялись крытыми навесными переходами, замеченными ранее над рельсами, только здесь их сделали изящнее и украсили витражами.
Экспресс плавно сбавлял ход. Его подали на первую платформу.
Во всю стену тянулось мозаичное панно с пейзажами Амбростена. Отыскала на нем Вертавейн и, преисполненная гордости, улыбнулась. По сравнению с соседними областями он выглядел солидно.
Бронзовыми буквами сверкала надпись: «Добро пожаловать в Штайт!» Рядом часы. Они показывали одиннадцать утра.
Народу — тьма, яблоку негде упасть. Шум стоял такой, себя не услышишь. Но вот выход для третьего класса остался позади, а вместе с ним — небывалая суета. Поезд полз дальше, к витражным дверям залов для пассажиров первого и второго класса. Тут уже не так многолюдно, и публика совсем другая. Поразительно чисто, ни соринки, ни окурка. Десятки носильщиков дежурят у стен, чтобы прийти на помощь пассажирам. Стену подпирают извозчики: хассаби на парчелах не ездят, пешком не ходят. Наверняка и окошко прокатной конторы имеется.
Паровоз выпустил облачко пара, вагоны резко дернулись и замерли. Заиграл гимн Амбростена, заставив вздрогнуть от неожиданности.
— Успокойтесь, так встречают экспрессы, — пояснил начальник. — Их всего пять. А теперь, — поторопил Лотеску, — вытаскивайте чемодан и давайте адрес гостиницы.
— Зачем?
Разве не я, как секретарь, должна заботиться о багаже и извозчике?
— Затем, — передразнил хассаби. — Дайте и все.
Пожала плечами и, порывшись в походном саквояже, протянула бумажку. Лотеску кивнул и убрал во внутренний карман. Потом осмотрелся, надел на руку диктино и достал чемодан. Видя, что я закопалась, вытащил и мой.
На дебаркадер ступила после начальника. Признаю, трусливо спряталась за его спину: Штайт давил своей мощью. Казалось, жила в Нэвиле, город немаленький, а в первые минуты обалдела от обрушившихся звуков и образов. Казалось, сделаешь шаг — собьют, задавят.
— Ничего, — ободряюще похлопал по плечу Лотеску, — в первый раз всегда теряешься, привыкнете. Сделайте глубокий вдох и вперед.
Он махнул рукой. Тут же подбежал носильщик и шустро погрузил вещи на тележку.
— Пойдемте, — начальник предложил руку.
Оторопела и подозрительно покосилась на спутника. С чего вдруг такая забота? Сначала платье, теперь — под локоток.
— Что-то не так? — прищурился Лотеску.
— Вам видней, — вернула фразу из поезда.
— Магдалена! — страдальчески вздохнул хассаби, едва глаза не закатил. Не стал, потому что дурной тон на людях. — Только скандала на перроне мне не хватало!
Фыркнула:
— Вот еще!
Взялась за дорогую ткань пиджака и, вертя головой, засеменила рядом с Лотеску.
— Вечные капризы! — ворчал начальник, уверенно продвигаясь к выходу. — Увольняют — плохо. Относятся как к человеку — тоже. Что на вас нашло? Устали?
— Волнуюсь, — не погрешила против истины.
На самом деле, я была благодарна за крошечный доброжелательный жест. Видимо, Лотеску вспомнил, как в юности на него, провинциала, давила столица, и взялся опекать, хотя по правилам мне надлежало идти рядом, а то и позади. Зато так вернулась былая уверенность, более того, ощутила себя хассаби. Не присматривайся, никто бы не признал секретаршу, по всему выходило — жена. Наряд удачно дополнял выбранный образ, порадовалась, что тщательно его подбирала. Далеко не все дамы одеты так же изысканно: шляпка с вуалеткой, белая блуза, приталенный зеленый жакет и юбка к нему. Строго, ничего лишнего, зато можно смело подать руку для поцелуя какому-нибудь барону.
— Обвыклись, уже не скандалите? — ехидно шепнул на ухо начальник, еще больше усиливая видимость супругов.
— Признала ошибку.
И, помедлив, добавила:
— Спасибо.
Хассаби кивнул и придержал, чтобы не налетела на спешившего на перрон господина.
Вопреки ожиданиям, Лотеску не взял извозчика. Начальник хорошо знал Штайт и предпочел сесть за руль сам. По-моему, огнемобиль для него — нечто большее, чем средство передвижения. Всего один звонок, и к вокзалу подогнали нужную модель. В прокате простым смертным выдавали потрепанные паромобили, а тут блестящая дорогая машина, игрушка для богатых родовитых мальчиков. И я к ней прилагаюсь. Совсем не против, между прочим, очень даже за. Если ездить, то только на таких, с кавалерами, у которых и карточка, и чековая книжка в кармане.
— Так, — закинув чемоданы в багажник синего огнемобиля, Лотеску глянул на вмонтированные в диктино часы, — что тут у нас? Без четверти двенадцать. Ну, сразу в гостиницу, или показать вам, где чего? — Он вопросительно глянул на меня. — Сегодня свободный день, а завтра к девяти в министерство. И не вздумайте проспать! — грозно добавил хассаби.
Рассмеялась и покачала головой. Можно подумать, это я по утрам давлюсь завтраком! Даже пошутила на тему чужих проблем со временем.
— Прекрасно, — улыбнулся Лотеску и распахнул передо мной дверцу пассажирского сиденья, — значит, разбудите, если просплю. Считайте частью обязанностей.