— Порядочный извращенец! — усмехнулся Лотеску, разрядив атмосферу. — Лежите, сколько хотите. Инспектор зайдет в три, сейчас, — он бросил взгляд на часы, — десять. Когда сможете, расскажете, до чего докопались. У меня тоже новости.
— Но как можно, сидя в тюрьме?..
Прикусила язык, сообразив, что вновь вышла за грани дозволенного.
— В тюрьме никак, но маховик запустился до ареста. Думаете, — начальник присел на край постели, — Бернард просто так собирался упечь меня за решетку, спешно подготовил приказ об увольнении? Да в уничтожителе он, — успокоил хассаби, легко прочитав по лицу невысказанный вопрос. — Дело резонансное, дошло до короля, Бернард побоялся до официального обвинения, благо на сцену вышло Управление безопасности. Вот он и занялся вами.
Ну да, если нельзя убить главу Карательной инспекции, пусть и местечковой, можно расправиться с секретарем, благо министр не дурак, знает, кто собирает Лотеску информацию. Выяснил про архив, понял: маячит суд и отрядил убийцу.
— Тот, человек которого вы… Словом, он часом не ликвидатор?
— Откуда?.. — ошеломленно уставился на меня хассаби.
Пожала плечами.
— Интуиция. Если в деле замешал второй зам Карательной, наемника привлекать не станут, проще заказать своим.
— Да-а, страшная вы женщина, Магдалена! — уважительно протянул начальник и встал. — Рану показывайте, перевязать надо.
Широко распахнула глаза, когда Лотеску достал из комода бинты и порошковый антисептик. Когда?.. И он?.. Да я сама наскоро повязку сооружу.
— Снимайте футболку! — скомандовал хассаби. — Стесняться не надо, повторяю, памятуя о вашей рассеянности, ничего нового не увижу.
Сразу вспомнились события годичной давности, когда начальник произнес примерно то же самое в ванной, когда вытаскивал заснувшую меня из воды.
— Мужчины всегда видят новое, — парировала я, но футболку стянула, благоразумно прикрыв пикантную часть тела.
— Поздно, все старое, — хмыкнул Лотеску и присел рядом.
На некоторое время воцарилось молчание.
Начальник сначала смотрел, затем осторожно коснулся плеча. Странно, но острой вспышки боли не последовало, напрасно челюсти сжала.
— Могу порадовать: заживает. Еще денек с повязкой походите и все. Только резких движений не делайте. В некоторых случаях импульс лучше револьверной пули, огнестрел, пусть и по касательной, так быстро не вылечишь.
Лотеску перевязал быстро, сноровисто. Сразу видно, человек не только курсы первой медицинской помощи прослушал, но и зачет по ней сдал. Мы, не работавшие с оружием сотрудники Карательной инспекции, только расписались для галочки.
— Вот так, — начальник убрал остатки бинта в ящик, — можете одеваться. Ванная в полном вашем распоряжении, только плечо не мочите. Я пока закажу завтрак на террасу. После четырех стен жутко хочется простора, — чуть смутившись, признался он.
Хотелось расспросить о тюрьме, но вряд ли Лотеску приятно вспоминать о суточном заключении. Надумает, сам расскажет.
— Залог большой заплатили? — задала-таки один вопрос.
— Порядочный, цена свободы меня не волновала. Ничего, верну. Обвинение рассыплется в пух и прах. Вам как, — лукавая улыбка, — не страшно жить бок о бок с подследственным?
— Ни капельки, — улыбнулась в ответ.
Уфф, ночное, кажется, отпустило, а ведь казалось, страх навечно поселился внутри. Но Лотеску такой обаятельный, нельзя не ответить взаимностью: улыбку за улыбку, смех за смех, шутку за шутку.
— Тогда после завтрака навестим мать Ронсу. Вы молодец, — начальник говорил и одновременно, повернувшись спиной, одевался, — хорошо покопались. Пока спали, посмотрел записи, сделал пару звонков — и вот. Или выходите из игры?
— Ведьмин глаз им в суп, не отступлюсь!
Именно так, из принципа упеку высокопоставленных преступников в одиночки и приду поглумиться на судебное заседание.
— Вот и славно, — просияв, обернулся Лотеску; рука замерла на манжете рубашки. — Вы меня изрядно напугали, Магдалена, — неожиданно признался он, чуть прикусив нижнюю губу, и отвел глаза. — По сути, вас чуть не убили из-за меня, не удивился бы, если бы послали в дальние дали. В обязанности личного помощника не входит сбор доказательств под стволом парцилена.
— Тогда вы дурно обо мне думаете, хассаби, — покачала головой и вылезла из-под одеяла.
Странное ощущение! Неправильности, что ли. Вот я, босая, в его футболке, вот он, в брюках и расстегнутой рубашке, только стыдно начальнику. Может, закралась крамольная мысль, я одна видела Эмиля Лотеску таким. Не начальником — человеком, давним юношей, которого еще не испортила власть.
— Лена, не порите чепухи! — отмахнулся хассаби и, встрепенувшись, застегнул пуговицы. — Надо было-таки озаботиться охраной, а не давать советы об осторожности. Сегодня же займусь данным вопросом.
— Не надо! — взмолилась я, вспомнив о прошлом опыте общения с телохранителями.
— Сам решу, — расставил точки Лотеску. — Раненый зверь опасен, не желаю рисковать.
— Когда вы рядом, мне не страшно.
Сказала и смутилась: он помог неправильно понять.
— Напрасно, — хассаби умел удивлять. — Сейчас не тот случай. Хотя, — Лотеску едва заметно улыбнулся, — опасность заставляет вас молчать и наконец-то подчиняться, поэтому, ладно, вертитесь рядом.
Ясно, вопрос прошлой ночи закрыт. Следовало, конечно, нормально поблагодарить, без начальника лежала бы в морге, но раз не хочет, то не стану.
В душе не задержалась, быстро привела себя в порядок и поспешила на террасу, где уже накрыли завтрак.
— Семейная идиллия, а, Магдалена? — Лотеску глянул поверх газеты, намекая на мой внешний вид.
Шайтан, надо было переодеться, а не выбегать в халате!
— Я быстро, хассаби!
Неудобно-то как! Действительно, как с любовником или супругом. Она разливает сливки из молочника, он лениво потягивает кофе, изучает прессу.
— Не нужно, я не стеснительный, переживу. Давайте лучше поделимся сведениями и обсудим план действий.
Мать Зейна ишт Вара, по вторым документам — Зейна Ронсу, жила в рабочем поселке, километрах в десяти от Штайта. Туда добрались быстро, с ветерком, предварительно уведомив надзирающего офицера о пункте назначения — таковы правила для отпущенных под залог. Подследственному разрешалось выезжать в столичные пригороды, получив специальное разрешение. Лотеску ненавидел препятствия, о покорности и вовсе не слышал, поэтому просьба превратилась в приказ. Так или иначе, желаемое он получил.
Рабочий поселок производил удручающее впечатление, по сравнению с ним окраинные кварталы Нэвиля казались элитным жильем. Покосившиеся деревянные бараки, редкие трехэтажные кирпичные здания, часто с выбитыми окнами. Под ногами хрустел гравий, а в воздухе клубилась пыль, которую ветер приносил из карьеров.
— М-да, — огляделась по сторонам, — на месте Ронсу я бы тоже порвала с прошлым. Как он вообще в университет поступил?
— Как все — экзамены сдал, — Лотеску особенно тщательно наложил охранные чары на огнемобиль. — Прежде госпожа ишт Вар жила в столице, работала закройщицей в ателье.
— Отчего же так опустилась?
Вряд ли в поселке найдется престижная работа.
— Сейчас узнаем. Сегодня многое прояснится.
Надеюсь, а то вопросов больше, чем ответов. К примеру, почему Ронсу не бедствовал, а мать прозябала.
Элия ишт Вар снимала комнату в квартире с общей кухней в одном из кирпичных домов. По словам Лотеску, господин ишт Вар отсутствовал — то ли вовсе, то ли умер.
В темном коридоре пахло кошками. Шла и вспоминала первые дни в Нэвиле. По каким только углам не бродила в поисках крова! Но в таком точно бы жить не стала.
По счастливой случайности Элия оказалась дома. Она совсем не походила на сына — сухонькая, рано поседевшая блондинка с огромными голубыми глазами, придававшими лицу неизменно удивленное и немного кукольное выражение. Когда распахнулась дверь, госпожа ишт Вар накрывала стол для нехитрого обеда.
Лотеску вежливо постучал по косяку, привлекая внимание.
Женщина вздрогнула и обернулась. Заметила, как она побледнела, когда взгляд скользнул с лица на одежду начальника — боялась богатых.
— Чем обязана, хассаби? — однако голос не дрожал.
— Элия ишт Вар, верно? — Женщина кивнула. Руки комкали край полосатой блузы, заправленной в длинную синюю юбку. — Нам нужно задать вам пару вопросов.
— Да, конечно, — рассеянно пробормотала хозяйка и любезно предложила чаю.
Лотеску отказался, я не побрезговала. Желудки «иштов» не столь нежные, переживу.
Начальник достал из внутреннего кармана две изобразительные карточки и положил на стол рядом с сахарницей. Вытянув шею, узнала одну — министр времен студенчества. Вторая незнакомая, но, судя по разительному сходству с Бернардом, на ней Ронсу. Оба молодые, совсем юноши.
— Кто эти люди, госпожа Вар?
Женщина молчала. Губы ее подрагивали, уголки рта трагично опустились, пальцы с удвоенной силой терзали блузу.
— Не бойтесь, госпожа, — Лотеску прибег к обаянию, — я не сыщик и не полицейский.
— Тогда зачем вам?..
Элия решилась посмотреть на него; в глазах дрожали слезы. Сердцем жалко, умом понимала, надо надавить.
— Ваши слова могут спасти жизнь одному хорошему человеку и отомстить за другого, — вступила в игру. — Пожалуйста!
Госпожа Вар тяжко вздохнула и ласково провела пальцем по ближнему изображению.
— Это мой сын Зейн. Я давно его не видела, с тех пор, как стал студентом. Сначала заходил, звонил, потом дорогу забыл. Даже когда заболела и не смогла работать, не навестил, — с горечью добавила женщина и показала свои руки. — Видите? Куда с такими в приличное место?
Кожа ее покрылась странными пятнами, будто следами от ожогов. Подозреваю, последствия некого заболевания. У бедных нет денег на мастеров красоты, вот и остались отметины на всю жизнь.
На всякий случай тайком обтерла чашку. Может, прав Лотеску, что не стал пить?
— Хорошо, а второй?
Начальник убрал карточку Ронсу.