Я охотно передам эту обязанность кому-нибудь другому. Не угодно ли вам самой попробовать?
Мадам Рамье насупилась и вынуждена была ретироваться.
Жаклин Рок тем временем вела себя вполне спокойно. Но утром перед открытием корриды подъехала к «Валлисе» и вбежала в дом, заливаясь слезами.
- Прошу вас, не делайте этого. Не устраивайте всеобщего посмешища.
Пикассо удивленно спросил, что она имеет в виду.
- Франсуаза не должна выезжать на арену и открывать корриду, - ответила она. - Что напишут в газетах?
Художник лишь рассмеялся.
- Газеты столько лет печатают обо мне всякую ерунду, и эта новость не будет наихудшей. Раз мы с Франсуазой этого хотим, так оно и будет. А газетчики пусть изощряются, как им вздумается.
- Но это похоже на цирк, - запротестовала Жаклин.
- Совершенно верно, - ответил Пикассо. - А что плохого в цирке? Так или иначе, мне нравится эта идея. А если другим не нравится, тем хуже для них.
После этого Жаклин Рок поняла, что Пикассо не переубедить, смахнула с глаз слезы, откинула волосы и сказала:
- Пожалуй, вы правы. Да, вы правы. Вы всегда правы.
После корриды Пикассо находился в приподнятом настроении.
- Ты была великолепна, - сказал он Франсуазе. - Совершенно блистательна. А посему должна остаться, так как мне бывает весело только с тобой. Ты создаешь нужную атмосферу. Если уедешь, я сдохну от скуки.
Она ответила, что не сможет вынести их прежнего образа жизни, и в тот же вечер уехала. Пикассо снова пришел в мрачное настроение. Чтобы развеяться, он взял детей с няней, а также Жаклин Рок с ее дочерью и уехал в Коллиур, в Пиренеи.
Он прожил там до конца лета, в шутку увиваясь за графиней де Лазерм, с которой познакомился когда-то в Перпиньяне. Это была черноглазая брюнетка с классическими чертами лица, высокая и хорошо сложенная.
В Париже Франсуаза заболела, и ей потребовалась срочная операция. Когда она вышла из больницы, позвонил Даниэль-Анри Канвейлер и сказал, что Пикассо хочет взять детей на ближайшее воскресенье, что Жаклин Рок не будет - только Пикассо и дети. И Франсуаза ответила, что поедет с ними.
Потом Пикассо и Канвейлер заехали за ними, и они все вместе направились в загородный дом последнего в Сент-Илере.
Во время обеда Пикассо вдруг сказал, что ему очень плохо, что у него сдает сердце. Франсуаза вызвалась оказать ему помощь, но маэстро ответил, что не хочет иметь с ней никаких дел. Канвейлер, разумеется, очень разволновался. Пикассо вышел из-за стола, поднялся в спальню и лег.
Примерно через час Франсуаза поднялась взглянуть на него. Казалось, он готов весьма театрально испустить дух, однако нашел в себе достаточно сил, чтобы злобно прошипеть:
- Ты чудовище, низкая тварь. Видишь, одного твоего присутствия достаточно, чтобы я слег. Если не уберешься с глаз, я умру. Подумать только, чем ты обязана мне!
Поняв его настроение, она кивнула и сказала:
- Ты совершенно прав. Ты был на белом коне, нашел меня валявшейся в сточной канаве, вытащил оттуда и привел в хрустальный замок вести жизнь принцессы.
От этих слов он разозлился еще больше, потом обрушился на мораль среднего класса и буржуазные ценности, бранил родителей Франсуазы за то, что они воспитали ее в праздности.
- Если бы я действительно нашел тебя в канаве, было бы лучше для нас обоих, - сказал он в завершение своей долгой речи. - Тогда ты была бы всем обязана мне и отдавала бы себе в этом отчет. Будь сейчас старый режим, и будь я королем, я приказал бы бросить твоего отца в тюрьму. Это он во всем виноват.
Франсуаза невольно рассмеялась, заявив, что ей очень смешно слышать, как коммунист[15] мечтает о старом режиме. Потом она напомнила, что будь сейчас старый режим, скорее всего, ее отец отправил бы его в тюрьму за совращение своей единственной дочери в столь юном возрасте.
Пикассо с трудом оперся на локти и сел в постели.
- Не смей смотреть мне в глаза и говорить, что была непорочной.
Но она посмотрела и сказала:
- Все было именно так.
- И ты не считаешь себя в огромном долгу передо мной? - раздраженно спросил он.
- Почему же, считаю, - ответила она. - Ты научил меня очень многому. Но и я дала тебе очень многое за прожитые совместно годы. Во всяком случае, я дала тебе не меньше, чем ты мне, а посему я нахожу свой долг оплаченным с лихвой.
После этих слов Пикассо сдался. Он сказал, что очень плохо себя чувствует и потому не может продолжать спор. И что ему нужно немедленно возвращаться в Париж.
Он пошел вниз по лестнице, бормоча себе под нос:
- Эта женщина вредит моему здоровью . Я не хочу больше ее видеть .
Летом 1954 года Франсуаза Жило отправила Клода с Паломой в сопровождении няни, которая присматривала за ними в Париже, чтобы они пожили с Пикассо, и условилась с девятнадцатилетней Майей, дочерью Марии-Терезы Вальтер, что она тоже будет там и, со своей стороны, присмотрит за малышами.
После этого она вышла замуж за Люка Симона, молодого художника, которого знала еще в ранней юности. Это произошло в начале июля 1954 года.
Узнав об этом, Пикассо разозлился и заявил ей:
- Это чудовищно. Ты думаешь только о себе.
Она ответила, что не только о себе, но ио детях тоже.
- Ты мне стольким обязана, - продолжил он, - ив этом, видимо, заключается твоя благодарность. Что же, могу сказать одно. У любого другого человека окажутся все мои недостатки, но не будет ни одного из моих достоинств. Надеюсь, ты пожалеешь об этом, неблагодарная тварь.
На руке у него были часы, подарок Франсуазы. Он сорвал их и швырнул в
- Твое время больше не мое.
На ней тоже были часы, подаренные им, и она сняла их. Продолжать разговор больше не имело никакого смысла.
После свадьбы Франсуаза и ее муж уехали в Венецию. Она собиралась появиться в Валлорисе лишь в начале сентября.
Пока Франсуаза была в Венеции, Майя регулярно писала ей о детях и жизни в «Калифорнии», новой вилле Пикассо в Каннах.
Фотограф и художник Брассай описывает эту виллу так:
«Вилла Пикассо под названием «Калифорния» мало чем отличается от расположенных по соседству - типичная для Лазурного берега вилла. Вот только сад, который виден за стеной. Дикий, неухоженный, он растет, как ему вздумается, без заботливого присмотра садовника. Тянутся кверху сосны, кипарисы, эвкалипты, мимозы и выше всех - пальмы. Благодаря какой случайности именно эта вилла дала приют Пикассо, питала его вдохновение в течение последних лет и встала в один ряд с «Бато-Лавуар» и Валлорисом. „Хороший вкус" всегда был отвратителен Пикассо, и его выбор может объясняться только полным равнодушием художника к той обстановке, в которой ему предстоит жить. Точно так же когда-то он поручил Канвейлеру перенести его мастерскую с Монмартра на Монпарнас, пока они с Евой, которую он называл „Моя красавица", были в отъезде, а позднее, уехав с Ольгой в Испанию, поручил Розенбергу найти для него квартиру».
А потом она сообщила, что дом Франсуазы на юге дочиста обокрали. Когда та приехала в Валлорис, эта информация полностью подтвердилась: судебный исполнитель рассказал, что практически все вещи Франсуазы исчезли. Более того, исчезли и подаренные ей Пикассо картины и рисунки, и книги, которых у нее было очень много, и даже письма, которые художник Анри Матисс писал ей в течение многих лет. Остались только кровать и несколько стульев, да три ящика каких-то ненужных бумаг, валявшихся на чердаке - туда, видимо, воры не догадались заглянуть .
После возвращения в Париж Франсуаза Жило больше не виделась с Пикассо. Периодически она получала косвенные напоминания о нем: например, весной ей не предложили выставляться в традиционном Парижском салоне. А следующей осенью, через неделю после того, как она вернулась из клиники с новорожденной Орелией на руках, от Даниэля-Анри Канвейлера пришло письмо о расторжении ее контракта с ним.
В воспоминаниях Франсуазы мы находим следующее подведение итогов ее жизни с Пикассо:
«Иногда - и по сей день - я слышу от того или другого торговца картинами, что он хотел бы купить или выставить мои работы, но не смеет из боязни утратить расположение Пикассо. И все те, кто осыпал меня знаками внимания, пока я жила с Пабло, теперь отворачиваются при встрече со мной.
Когда я впервые пришла одна к Пабло в феврале сорок четвертого года, он сказал, что наши отношения принесут свет в мою и его жизнь. Что мой приход представляется ему открывшимся окном и он хочет, чтобы оно оставалось открытым. Я тоже хотела этого, пока оно пропускало свет, - когда перестало, я закрыла его в значительной степени против своего желания. Тогда Пабло сжег все мосты, соединявшие меня с нашим общим прошлым. Но, поступив так, он вынудил меня найти себя и таким образом выжить. За это я всегда буду ему благодарна».
Как мы уже говорили, Франсуаза Жило вышла замуж за художника Люка Симона и родила ему дочь Орелию. Правда, они развелись через восемь лет, в 1962 году.
А в 1970 году она еще раз вышла замуж: на этот раз за американскую знаменитость - доктора Джонаса Эдварда Салка, изобретателя первой вакцины от полиомиелита. Он был на семь лет старше ее, и с ним она прожила свою вторую жизнь, на этот раз окончательно и бесповоротно без Пикассо. Жила она в США, рисуя по двенадцать часов в день и регулярно выставляясь в Нью-Йорке и в Калифорнии.
Как видим, эта женщина нашла в себе силы «вовремя сбежать», именно это ее и спасло.
Об удивительных годах, проведенных рядом с гением, Франсуаза Жило