— Объясните, товарищ Андриенко, почему у вашего самолета так часто отказывает мотор. Объясните это командованию группы.
— Не думаете ли вы, товарищ капитан, что я... — начал было Андриенко.
— Нет, товарищ старший лейтенант, мы пока не думаем, что вы трусите, — . вступил я в разговор. — Но не хотелось, чтобы подавали и повод для такой «думы».
Остались с Андриенко один на один.
Беседа как-то не клеилась. Я старался приободрить летчика, вселить уверенность — приводил пример с Судробиным, пытался узнать, что заботит Андриенко, что беспокоит. Ведь с живым человеком дело. Нет, все у него было в норме — просто машина какая-то заколдованная. Просто серия случайных совпадений...
А по глазам, по жестам, по выражению молодого красивого лица невольно отмечалось: не откровенен со мной пилот, темнит что-то, не желает раскрывать душу. Отпустил я Андриенко с каким-то недобрым предчувствием и горечью в сердце.
Прошли считанные дни. И вот с самолетом старшего лейтенанта снова случилась какая-то неполадка. Таинственная «нечистая сила» опять заставила его приземлиться вместо того, чтобы идти крылом к крылу в бой с товарищами. От командования звеном Андриенко освободили — перевели в ведомые. Помню, как пилоты вознегодовали: никто не хотел, чтобы он летал в паре рядом. Перестали верить товарищи по оружию...
Длилось, однако, все это недолго. Как-то погожим октябрьским утром в середине месяца звено, в состав которого входил и Андриенко, вылетело на перехват самолета-разведчика, досаждавшего не только нашему аэродрому, но и соседним. «Як» Петра Андриенко вместе с двумя другими истребителями набрал высоту, однако вместо атаки отвернул в сторону и пошел на снижение.
— Что снова стряслось? — с нескрываемым раздражением спросил его после посадки капитан Шинкаренко.
— С мотором что-то, будь он неладен... — пряча взгляд под ноги, пробубнил летчик.
— Ладно, сейчас посмотрим, что там с твоим мотором! — резко бросил командир полка и, даже не осматривая самолет, сел в кабину, захлопнул фонарь и взлетел. Наблюдавшие с земли летчики и техники видели, как легко и свободно командир полка выполнял пилотаж, опробывал двигатель на разных режимах работы. Мотор не отказал.
Теперь уже всем было ясно: старший лейтенант Андриенко — трус.
— Отправить под суд военного трибунала! — приказал генерал Демидов, выразив своим решением и мнение политотдела.
Как у Андриенко сложилась судьба дальше — не знаю. Уже после войны слышал, будто после осуждения он попросился на передовую, в пехотную часть. Может быть, преодолел в себе трусость, возможно и воевал, не укрываясь за спину товарища, — уберег себя от окончательного позора.
Во второй половине октября некоторые полки группы пришлось перебазировать ближе к Москве. 42-й истребительный, в частности, перелетел на аэродром близ Тулы — под Сталиногорск. Танки и мотопехота противника, наступая вдоль шоссе Мценск — Тула уже дошли до Плавска. Продвижение их поддерживалось немалыми силами авиации, поэтому работы у нас прибавлялось с каждым днем. Самолеты выходили из строя, погибали экипажи, а нагрузка на полки увеличивалась.
Говорю — полки, а помню, в каждом из них насчитывалось меньше половины установленных штатом самолетов, да и те держались на честном слове, после каждого боевого вылета — только и осматривай.
И все же мы били врага! 25 октября с новой победой я поздравил капитана Зимина. Георгий Васильевич сбил «мессершмитт».
— Дайте полку самолеты — мы покажем немцам где раки зимуют! — ответил он на поздравление.
Мне нравился боевой порыв этого пилота. Зимин умел воевать. Еще в 1938 году летчик участвовал в боях у озера Хасан. Тогда за мужество и отвагу был награжден орденом Ленина.
Нередко я присутствовал на тактических занятиях истребительного полка, которые проводил Георгий Васильевич, и всегда с удовлетворением замечал, как грамотно и уверенно судит он о тактике воздушного боя, о боевых качествах самолетов той и другой стороны.
Через много лет Георгий Васильевич, уже маршал авиации, доктор военных наук, профессор, заслуженный военный летчик СССР, пришлет мне полное добрых и теплых чувств письмо. Я бережно храню его, вот строки из этого письма:
«Дорогой Леонид Алексеевич! 1941 год, когда мы воевали под Москвой под вашим руководством, — это был период особо трудный и важный для нашей Родины. Это была такая обстановка, в которой со всей полнотой раскрываются и познаются люди. Умение в самых критических ситуациях спокойно и уверенно направлять людей на выполнение боевых задач, своего долга перед народом, способность поддержать, приободрить человека, вдохновить на героический шаг — такие качества свойственны только настоящему человеку и руководителю. Таким я вас помню, и образ комиссара Дубровина навсегда остался у меня в памяти, я всегда ставил вас в пример другим. Спасибо за фронтовую науку, за большую вашу человечность.
2 декабря 1975 года. Г. Зимин».
Слова эти звучали для меня не столько оценкой моего личного труда — скорей, тех комиссаров, которые стояли насмерть перед натиском врага под Москвой осенью 1941 года, с которыми довелось капитану Зимину ходить в огненные атаки.
Расставаясь с полком капитана Шинкаренко в связи с расформированием 6-й РАГ, я уносил в душе убеждение, что еще не раз услышу о его делах. И не ошибся: 9 октября 1943 года за самоотверженный ратный труд этот полк получил гвардейское звание.
А расформирование 6-й резервной авиационной группы совпало с днем 24-й годовщины Великого Октября. К тому времени основательно поредели ряды летного состава, боевая техника поизносилась. Настало время выводить полки из боев и отправлять на переформирование. Мы дрались с врагом лишь месяц — срок вроде бы и небольшой, но, проведенный в ожесточенных схватках на подступах немцев к Москве, этот месяц стоил нам не только колоссального напряжения духовных, физических сил, но и самого дорогого — жизни многих наших боевых товарищей. Усилия полков 6-й РАГ не пропали даром: мы помогли наземным войскам, защитникам столицы отразить натиск фашистских полчищ, задержать продвижение противника к сердцу Родины.
Авиаторы группы за время участия в боевых действиях произвели 1416 самолето-вылетов, сбросили на врага 79 700 бомб, израсходовали 370 540 снарядов и патронов разных калибров, 566 реактивных снарядов. Экипажи полков за месячный срок уничтожили и повредили 188 гитлеровских самолетов, 155 танков и бронемашин, 17 цистерн о горючим, более 400 автомашин, перевозящих грузы и войска противника.
На подмосковных аэродромах
Тревожная ночь. Комсомольцы — фронту. Контрнаступление. Весть о подвиге панфиловцев. Закалялись в боях полки. Задача особого рода. Соломенные ВПП. 204-я БАД.
Итак, 6-ю РАГ расформировали. Ее штаб и политотдел возглавили только что созданную 146-ю авиационную дивизию. В состав дивизии вошли,: истребительный полк, штурмовой, полк ночных легких бомбардировщиков, а несколько позже — еще два бомбардировочных полка. Внушительная сила!
Генерал А. А. Демидов убыл от нас, его вызвали в Москву и назначили на новую должность с повышением. Командиром дивизии стал его заместитель Л. Г. Кулдин, получивший звание полковника. Меня утвердили комиссаром дивизии.
Взаимодействуя с войсками 50-й армии, наша 146-я авиадивизия работала круглые сутки. Вместе с двумя другими армиями — 13-й и 3-й — 50-я армия входила в состав Брянского фронта и в двадцатых числах октября занимала оборону по реке Оке, прикрывая тульское направление. Войска 50-й обороняли Тулу вместе с истребительными батальонами, ополченскими отрядами и боевыми рабочими дружинами, сформированными из населения Тулы и области.
25 октября танково-моторизованная группа Гудериана прорвала оборону наших войск под Мценском и двинулась к Туле, тесня 50-ю армию на восток. Совместно с партийными и советскими руководителями командование 50-й армии разработало план обороны Тулы, и город поднялся перед врагом неприступной крепостью.
146-я авиадивизия помогала наземным войскам отбивать яростные атаки противника северо-западнее, западнее, южнее и юго-восточнее Тулы. Однажды наш разведчик обнаружил большую вражескую колонну, которая двигалась с юго-запада Тульской области на Михайлов. Командование дивизии решило обрушить на колонну все, что только можно. В воздух поднялись экипажи штурмового, истребительного и среднебомбардировочного полков. Они обрабатывали вражеские войска методически в течение всего светлого времени, а лишь наступил вечер, в дело включились экипажи Р-5. Штурмовка колонны продолжалась более двух суток.
И повторилось то, что случилось с 15-й САД под Кременчугом. Стремясь нанести врагу максимальные потери, мы замешкались с перебазированием штурмового полка на запасной аэродром, и 24 ноября он оказался лицом к лицу с немецкими танками, прорвавшими нашу оборону.
Полковник Кулдин посоветовался со мной и принял решение срочно организовать наземную оборону аэродрома: на дорогах выставили боевое охранение, самолеты Ил-2 развернули в угрожаемом направлении и, подставив под хвосты машин козлы, приготовили пушки и реактивные снаряды для стрельбы по наземным целям. Оборону возглавили командир полка подполковник М. В. Аввакумов и комиссар полка А. И. Репников. Ночь прошла тревожно, никто не смыкал глаз. Но, к счастью, все обошлось благополучно: немецкая колонна остановилась, расчленилась на отдельные группы, приводя себя в порядок после боев. А утром штурмовой полк поднялся в воздух, нанес удар по гудериановским танкам — и был таков.
Не обошлось без тревог и на аэродроме, с которого перелетал на новое место 611-й ночной легкобомбардировочный авиационный полк. После ночной бомбардировки аэродрома большие повреждения получил один из самолетов: у него оказались во многих местах пробиты плоскости, разбит руль глубины, сломан костыль на фюзеляже. Улетая с аэродрома, командир полка приказал инженеру снять с машины наиболее ценное оборудование, оружие, а машину сжечь.