Я дал ему свои права.
— У вас, сэр, права Нью-Гемпшир, а здесь штат Нью-Йорк. Как долго вы пробудете в нашем штате, сэр? — спросил полицейский.
— Дня четыре-пять…
— Тогда все в порядке, сэр, но, если вы будете жить и ездить по штату более месяца, вы должны сдать специальные экзамены на знание «Правил дорог» нашего штата. Ну а теперь, сэр, есть ли у вас еще какие-нибудь документы? — спросил полицейский более решительным тоном.
— О конечно! — вспомнил вдруг я карточку, которую дали мне в КРРЕЛ, и протянул ему залитую в пластик карточку под длинным и пышным названием «Удостоверение на право вождения моторных экипажей правительства Соединенных Штатов» с подпечатанными на машинке словами: «Армейский стандарт». Полицейский осмотрел и эту карточку и еще более вежливо вернул ее мне.
— Все в порядке, сэр, спите спокойно, сэр, — сказал он, готовясь спрыгнуть с подножки и широко улыбнувшись.
И тут меня вдруг понесло:
— Послушайте, молодой человек, сколько времени вы будете еще дежурить сегодня ночью? — спросил я.
— Часа два, а что? — в свою очередь спросил тот озадаченно.
— Могу я попросить вас сказать мальчикам на трассе, которые работают с вами или сменяют вас, чтобы они не беспокоили бы меня до утра?..
— Конечно, сэр, спите спокойно, сэр! — еще более расплылся в улыбке парнишка, спрыгнув с подножки, щелкнул каблуками в салюте и исчез в темноте.
Встал на следующее утро со своей лежанки-сиденья ровно в пять. Америка на дорогах встает еще раньше, чем в своих домах, и поэтому кругом воздух дрожал от негромкого шума прогреваемых мощных двигателей грузовиков. Рядом ходили, разминались шоферы. В кафетерии станции отдыха было тоже полно народу. Шоферы молча пили горячий кофе. Я умылся до пояса в туалете, побрился, переодел рубашку и, как все, выпив кофе с блинчиком, политым сладкой патокой, пошел к машине.
Когда дорожные указатели сообщили мне, что до Буффало осталось несколько десятков миль, я стал искать место, где остановиться, чтобы решить, что делать дальше. Ведь, в отличие от наших городов, американские города, состоящие в основе своей, за исключением даунтауна, то есть центра, из маленьких одно- и двухэтажных домиков, занимают огромные территории, и езда по ним на машине занимает очень много времени. Одни остановки перед светофорами, которые стоят почти на каждом углу квартала, могут свести с ума. Поэтому никто и не ездит по городским улицам на далекие расстояния. Весь город перерезают крест-накрест и охватывают кольцом или кольцами продолжения межштатовых интерстейт или городских спидвеев — скоростных дорог, расположенных на несколько метров выше уровня улиц на насыпях или эстакадах. Они не имеют никакого отношения к движению на улицах, и у них есть очень небольшое количество выходов в город. Поэтому, проскочив нужный тебе выход, ты вынужден мчаться еще десятки и десятки миль в скоростном потоке без возможности остановиться и выяснить, что делать дальше. Ведь остановки на спидвеях и интерстейт, как и снижение скорости ниже определенного лимита, категорически запрещены, и полиция следит за этим.
Встретив наконец очередное место отдыха, я еще раз изучил карту и выяснил, что город Буффало — это целая группа переходящих один в другой маленьких городков, среди которых Буффало в местном понимании — всего лишь маленький городок, примыкающий к берегу озера Эри рядом с местом, откуда из этого озера вытекает река Ниагара. Один из городков, примыкающих к Буффало, называется Амерст. Вот в этом-то городке и размещаются, судя по схеме Тони Гау, владения университета штата Нью-Йорк, включая его геологический факультет, который находится чуть в стороне, рядом с улицей под красивым названием — Бульвар Ниагарских водопадов. После этого уже не стоило большого труда, двигаясь очень внимательно, найти нужный номер выхода. Примерно в половине девятого я уже остановил свою машину на автостоянке, заполненной разномастными автомобилями. В середине этого поля находилось огромное, но низкое серое одноэтажное здание с плоской крышей и редкими, очень высоко расположенными окнами. Вот и широкие застекленные двери, и небольшая стеклянная табличка: «Департамент геологии университета штата Нью-Йорк в г. Буффало». Я добрался до цели.
Еще через четверть часа, ровно в девять, я уже сидел с большой кружкой дымящегося кофе в довольно обширном, похожем на склад бумажной макулатуры кабинете главы департамента геологии профессора Честера Лангвея. Хозяин кабинета стоял по ту сторону огромного стола, тоже заваленного книгами, оттисками статей и журналами, и рассказывал о схемах организации своего университета и департамента.
Я слушал, но невнимательно. Поглядывал по сторонам. Кабинет, как и почти все помещения в этом здании, не имел окон и освещался лампами дневного света. Вдоль светлых стен были видны вентиляционные трубы и слышен негромкий звук выходящего из них воздуха. Судя по свежести в кабинете и в то же время отсутствию сквозняков, вентиляция была на высоте.
Вокруг висело несколько полок, уставленных книгами, небольшая, сделанная маслом картина с каким-то арктическим пейзажем и нартой со связками рыбы на переднем плане и большой плакат: «Просто помни: если где-то кто-то, сделав ничего, получил что-то, это значит, что где-то кто-то, сделав что-то, получил ничего».
Немолодой хозяин кабинета был очень высокий, широкий в плечах, с худым лицом и светлыми глазами. Длинные «по-профессорски» седые волосы, седоватые, свисающие «по-польски» усы. Потом Лангвей сказал мне, что он и в самом деле наполовину поляк. «Ведь в Буффало много поляков», — сказал он, как бы оправдываясь.
Так же как и многих других своих коллег, я встретил Лангвея еще много лет назад в Антарктиде, и у меня сложилось впечатление о нем как о довольно сдержанном руководителе большой лаборатории химиков и физиков — исследователей кернов льда. Мы называли друг друга по имени: Игор — Чет. Когда-то, правда всего один раз, он был у меня дома в гостях в Москве.
Поэтому разговор пошел сразу неофициальный: по имени и на «ты», хотя в английском нет такого обращения «ты», но стиль был такой — на «ты».
Чет сообщил, что мои керны льда помещаются сейчас в основном хранилище ледяных кернов университета.
— Звучит это громко, Игор, но на самом деле это огромный пятиэтажный, почерневший от времени промышленный холодильник для мяса и рыбы, построенный еще в начале века. Мы арендуем в нем всего лишь часть четвертого этажа, — сказал Честер, смеясь. — Керны твои лежат в круглых картонных коробках-трубах с крышками, в тех самых, в которые ты их вставил еще на леднике Росса. До них больше никто не касался, и первое, что тебе надо сделать, — это подробно описать кусочки образцов с их маркировкой, потому что очень быстро без маркировки все будет перепутано. В помощь тебе я дам одного из своих помощников — Эрика Ченга. Он — американец китайского происхождения, поэтому сделает все очень аккуратно, как умеют делать китайцы. Ну а после того как вы с Эриком заново перемеряете и замаркируете весь этот керн, мы будем говорить.
— То есть как? — вспыхнул я. — Ведь скоро мне нужно будет ехать в Москву, а здесь в Буффало я могу находиться всего лишь несколько дней. Я хочу взять с собой в КРРЕЛ половину всей шестиметровой, намерзшей снизу части ледника Росса. В этом случае у нас с Тони будет достаточно льда для работы, и половина его еще будет сохранена для дальнейшего изучения другими исследователями.
— Нет, Игор, я не могу на это пойти. Керн принадлежит Ди-Пи-Пи, и только он может решить, что с ним делать.
— Но ведь этот керн достал я с помощью своего, русского оборудования. Лучше скажите спасибо, что я оставлю вам его даром почти весь, а возьму только половину нижних нескольких метров.
— Нет, Игор, меня не интересует, кто достал этот керн, его прислал мне Ди-Пи-Пи, и я выдам его только по его разрешению.
Мы долго, наверное, препирались бы с Четом, но тут раздался телефонный звонок и веселый голос Дика Камеруна, того Дика, который командовал кернами лаборатории в этом самом Ди-Пи-Пи, сообщил, что он, Дик, завтра приезжает сюда в Буффало, чтобы взглянуть на керн из шельфового ледника Росса и помочь нам решить, как его резать.
После этого разговора Чет сразу повеселел, и мы пошли пить кофе в соседнюю комнату, где сидела секретарь Чета, темноволосая и тоненькая красавица Сузанна. «Зовите меня просто Су». Рядом с Су стоял невысокий крепыш с чуть раскосыми глазами. Чет представил нас друг другу:
— Это Эрик Ченг, Игор.
Эрик оказался деловым человеком, и уже через полчаса, выпив кофе со сладкими булочками, которые принесла Су, и взяв с собой две большие сумки с теплыми вещами, мы ехали в холодильник, где хранились мои керны.
Буффало с дороги, по которой мы ехали, показался плоским огромным городом в основном с одно- и двухэтажными домами, утопающими в зелени парков и приусадебных садиков. Потом, по мере приближения к озеру Эри, гладь которого издалека была видна с нашей высокой эстакады, все вокруг стало меняться. Пошли заводы, заводы, а потом вдруг стали видны здания старого центра города — даунтауна. Как в большинстве сравнительно больших американских городов, примыкающий уже вплотную к берегу озера даунтаун представлял собой непривлекательные каменные джунгли, где старые полуразрушенные высокие здания и модерновые с иголочки небоскребы сочетались с совсем уже допотопными улочками-трущобами между ними.
Эрик резко свернул с эстакады спидвея вниз, в лабиринт улиц, и внезапно, почти без всякого перехода мы попали из американского модерна семьдесят девятого года в драйзеровскую Америку. Посреди заросшего молодой полынью и крапивой пустыря, засоренного мусором из ржавого железа и старых ящиков, стояло несколько пятиэтажных зданий из когда-то красного, а теперь почти черного от копоти кирпича. К одному из этих зданий вели железнодорожные рельсы, и около больших закрытых ворот на путях стояло несколько тоже закопченных грузовых железнодорожных вагонов.
Наш холодильник был тем зданием, около которого стояли вагоны. Эрик остановился почему-то довольно далеко от здания и вдруг начал торопить и почти бегом пошел вперед. Я за ним. Но мы не ушли далеко. Внезапно откуда-то сбоку наперерез нам выехала машина, из нее вышел и преградил нам дорогу мужчина лет тридцати пяти, толстый, длинноволосый. Чувствовалось, что он едва сдерживается от волнения. Тяжело дыша, чтобы не сорваться на крик, он достал плакат с надписью «Забастовка» и спросил, что мы тут делаем. Эрик начал объяснять, что мы просто хотим зайти и поработать в холодильнике, но мужчина не стал слушать. Тихим, дрожащим от напряжения голосом он предупредил нас: