Двое молодых людей проехали мимо богато украшенной деревянной конюшни, перед которой со шланги мылся конюх, вызвавший восхищение Майкла как нечто «поэтичное», и полное несогласие Альберта, считавшего подобное «полной дурью». Рядом на двуколке трусцой проехал небритый молочник («на прошлой неделе в Вуденде эту бедную корову оштрафовали за слишком водянистое молоко»); горничная подметала ступеньки решетчатой веранды; гравийную дорогу окаймляли шестифутовые дельфиниумы; за изгородью вьющейся розы изо всех сил лаяла невидимая собака.
Приятная дорога неторопливо вилась между ещё тяжелых от росы спящих садов, затенённых верхними склонами горы. Полосы девственного леса проходили по правой стороне безукоризненных теннисных лужаек, фруктовых садов и грядок малины. Густые буйные сады совершенно не походили на те, которые Майкл видел в Англии. Была в них какая-то щемящая нетронутость и своего рода спокойная радость, делавшая их садами наслаждений, компенсирующими неприметную архитектуру домиков с красными крышами, что расположились среди ив, клёнов, дубов и вязов. Богатую вулканическую почву, на которой розы круглый год светились с почти тропическим великолепием, насыщали многочисленные горные ручьи, ловко переходящие где-то в заросший папоротником грот, а где-то в пруд с золотыми рыбками и раскинувшимся над ним деревянным мостом или чайную над миниатюрным водопадом. Майк был очарован этой странным образом благоприятной ко всему местности, где бок о бок росли пальмы, дельфиниумы и малинник. Не удивительно, что дядя ненавидел возвращаться в Мельбурн в конце лета.
— Жить здесь среди богачей вылетает в копеечку, — рассуждал Альберт. — Только вспомни сколько у нас прислуги в «Лейк Вью»! Я в конюшне, мистер и миссис Катлер в домике садовника, кухарка и парочка служанок в доме. Уже не говоря о чёртовом розарии и о четырёх или пяти лошадях, которые только и едят.
Майк, которого никогда не волновали финансовые расходы на жизнь в Австралии, больше интересовался цветущей клумбой за аккуратной живой изгородью с фиолетовыми и жёлтыми анютиными глазками. Их запах, долетавший до дороги, был просто идеальным сопровождением к головокружительной цветовой и световой палитре пробуждающегося дня.
— Как же эти штуки называются… — задумался Альберт. — Приятно пахнут, да? Анютины глазки, точно. Любимые цветы моей младшей сестрёнки.
— Бедняжка! Надеюсь, теперь у неё есть собственный садик.
— Знаю только, что несколько лет назад за ней стал приглядывать какой-то старый хрыч. Это всё что я слышал. По правде говоря, я видел её всего раз после того как покинул приют. Она была хорошим ребёнком, немного похожей на меня — ни от кого не терпела всякой чуши.
Пока они разговаривали, Альберт направил Лансера вправо: на узкую дорожку окаймлённую с одной стороны лесом, а с другой укрытым мхом садом, с утками в густой траве, немного пугавшими лошадей. Уютные виды и звуки деревенской жизни остались позади. Они вошли в зелёный мрак леса.
— Срежем тут миль пять. Здесь есть что-то вроде дороги. Она приведёт нас прямо к другой стороне горы.
Остальную часть пути они проделали молча, тропа изворачивалась и петляла между упавших деревьев и бегущих ручьёв. Единственное живое существо, которое им повстречалось, за исключением птицы или кролика, был маленький валлаби выскочивший из листьев папоротника почти под ноги Лансеру. Две жестяные кружки Альберта лязгнули как музыкальные тарелки, когда его большой чёрный конь поднялся на дыбы, почти отбросив арабского пони Майкла на несколько дюймов назад.
— Душа в пятки у моего Лансера от этих валлаби, — ухмыльнулся Альберт через плечо. — Ты в порядке? Уже думал свалишься!
— Не хотел пропустить своего первого кенгуру.
— Скажу тебе, Майк, хоть ты иногда и ведёшь себя как настоящий чокнутый, с лошадью управляешься ты неплохо.
Хотя комплимент был сомнительный, Майк всё равно его оценил.
Когда они вышли из лесу, на другой менее лесистой стороне утро уже намного продвинулось и над небом витала жаркая дымка. Они остановили лошадей в тени и посмотрели на раскинувшуюся внизу равнину. Впереди них в великолепном уединении и море бледной травы плыла Висячая скала. Её залитые солнцем зубчатые пики и вершины казались даже более зловещими, чем жуткие пещеры из постоянных кошмаров Майкла.
— Не важно выглядишь, Майк. Негоже ехать так далеко на пустой желудок. Давай поторопимся и перекусим у ручья.
С прошлой субботы так много всего произошло, что было поразительно найти то место где они обедали и Альберт полоскал стаканы у заводи, совершенно неизменившимся. В почерневшем кольце от их костра всё ещё лежал пепел, ручей, как всегда журча переливался по гладким камням. Лошадей привязали и покормили под теми же акациями и тот же солнечный свет пробивался сквозь листья на разложенный на кусочке газеты ланч: холодные ломтики мяса, хлеб, бутылка кетчупа и котелок сладкого чая без молока.
— Налетай, Майк. Ты говорил, что проголодался.
Этим утром от взгляда на Скалу, Майк почувствовал ноющую пустоту внутри и теперь совсем не хотел есть и не знал, как себя заставить. Улёгшись в прохладной тени, он пил одну кружку обжигающего чая за другой. Альберт закончил сытную трапезу, притоптал носком ботинка пепел от костра и свернулся на траве с просьбой растолкать его минут через 10. Через несколько секунд он уже крепко спал и похрапывал. Майк немного прошелся и остановился рядом с ручьём в том месте, где в субботу днём его переходили, каждая на свой манер, четыре девушки. Маленькая брюнетка с локонами остановилась и посмотрела на воду, прежде чем прыгнуть: она смеялась и потряхивала кудрями. Худышка посередине пересекла ручей без промедлений и больше не оглядывалась. Невысокая толстушка чуть не упала, оступившись на камне. Высокая и красивая Миранда скользнула над водой белым лебедем. Три другие девочки, идя к Скале, болтали и смеялись, но не Миранда. Та на мгновение задержалась на противоположном берегу, чтобы откинуть прядь прямых желтых волос, упавших на одну щёку, и тогда он впервые увидел её прекрасное и серьёзное лицо. Куда они направлялись? Какими женскими секретами делились в тот последний весёлый роковой час?
За свою короткую жизнь Альберт спал во многих местах — в таких, где Майк и глазу бы не сомкнул: под сомнительными мостами, в пустых брёвнах, заброшенных домах и даже в кишащей насекомыми тюремной камере одного маленького городишки. Он, как пёс, спал глубоко и прерывисто повсюду, и даже сейчас стоял уже освежённым и ерошил волосы на голове.
— Ну и что ты там надумал? — спросил он, доставая огрызок карандаша. — Если я набросаю небольшой план, сможешь ему следовать? Откуда начнём?
Действительно, откуда? Ребёнком Майк играл с сёстрами в прятки в маленьком цивилизованном лесу, укрываясь за густыми рододендронами или полыми дубами. Однажды, взволнованный тем что его долго не могут найти он выбежал на встречу сёстрам, которые рыдали и всхлипывали, боясь, что он погиб или навсегда потерялся. Почему-то сейчас он всё это вспомнил. Возможно, история о Висячей скале закончится так же. Мысль, которую он не мог рассказать Альберту, была для него неоспорима: поиски с собаками, туземцами и полицейскими — лишь один вид поисков, и возможно не самый верный. Всё может закончиться, если это когда-то произойдёт, совершенно неожиданно и без всякого отношения ко всем этим целенаправленным поисками.
Было решено, что каждый из них возьмётся за определённый участок обозначенный на плане Альберта, и с особым вниманием осмотрит пещеры, нависающие камни, упавшие деревья и всё, что могло стать хоть малейшим укрытием для пропавших девочек.
Альберт вызвался изучить ту юго-западную часть Скалы, откуда по свидетельству нескольких присутствующих, днём 14 февраля из-за деревьев выбежала заплаканная и растрёпанная Эдит. Он также насвистывая изложил необходимость осмотреть нижние склоны, где по слухам раньше находилась лесная тропа, давно заросшая папоротником и ежевикой. Не успела его выцветшая голубая рубашка исчезнуть между деревьями, как Майкл остановился. Оглянувшись через плечо, Альберт подумал уж не поплохело ли ему. Чёртов мартышкин труд…
На самом деле его друг вслушивался в звуки лесной жизни, наполнявшие тёплую зелёную глубь. В полуденной тишине все живые существа, кроме человека, который давно отрёкся от данного богом чувства равновесия между отдыхом и движением, замедлили свой обычный ритм.
Коричневые бархатные курчавые листья гибли от его прикосновений, на опрятные паучьи и муравьиные гнёзда наступали ботинки. Рукой он задел кусок коры, сдвинув с места извивающуюся колонию гусениц в густых меховых шубах, жестоко выбросив их на полуденный свет. Проснувшаяся от тяжкой поступи чудовища ящерица, метнулась из-под камня в безопасное место. Подъём становился круче, подлесок гуще. Благородный юноша тяжело дышал, желтые волосы на блестящем лбу взмокли. Продираясь через доходящий до пояса папоротник-орляк, каждый его шаг среди пыльной зелени нёс смерть и разрушение.
Позади него, где-то в 50 ярдах ниже лежала заводь, впереди — мало поросший лесом уклон. Где-то здесь, возможно даже на этом самом месте, где сейчас шел Майк, Миранда первой прошла через папоротник и погрузилась в кизил. По мере приближения вертикального фасада Скалы, массивные плиты и растущие прямоугольники утрачивали лёгкое очарование присущее покрытым папоротником нижним склонам. Теперь обнажённая порода доисторической скалы и гигантские валуны высились над слоями гниющей растительности и следами распада животных: костями, перьями, птичьим помётом, сброшенными шкурами змей. Некоторые из них имели зубцы и выступающие шипы, причудливые выпуклости и свисающие наросты; другие же плавно склонились и округлились под грузом прошедшего миллиона лет. На любом из этих восхитительных камней могла приклонить свою уставшую светлую головку Миранда.
Майк всё спотыкался и карабкался без какого-либо плана, как вдруг остановился от слабого, но различимого зова за спиной. Он потерял счёт времени, и оглянувшись через плечо, удивился, увидев, что «Поляна для пикников» уменьшилась до маленького кусочка, отсвечивающего розовым и золотым между деревьев. Он снова услышал чей-то зов, на этот раз громче и настойчивее. Впервые после того как покинул Альберта в полдень, он вспомнил что обещал вернуться к заводи не позже четырёх. Часы показывали половину пятого. Он достал из кармана записную книжку в кожаном переплёте, вырвал из неё несколько листов и аккуратно закрепил их на ветках горного лавра. Оставив их висеть белыми флажками в тихом вечернем воздухе, он вернулся к ручью. У ждущего его с кружкой чая Альберта, не было никаких новостей: он не заметил ничего необычного и ему жутко хотелось поскорее вернуться в Лейк-Вью на ужин.