Он подвинул бутылку на столе.
— Моя сестрёнка. Помнишь, та которая обожала анютины глазки. На ней было что-то вроде ночнушки. Это меня тоже тогда не удивило. Хотя сейчас это как-то странно. В общем, она выглядела так же как когда я её видел в последний раз… ох, где-то лет шесть или семь назад. Не помню уже.
— Она что-то говорила или просто стояла?
— Просто стояла, смотрела на меня и улыбалась. «Ты узнал меня, Берти?» — спросила она. «Конечно, узнал», — ответил я. «О, Берти», — говорит, — «твои бедные руки с русалками, то как ты спишь с открытым ртом и твой сломанный зуб я узнаю повсюду!». Я только сел, чтобы получше её разглядеть, как она стала… чёрт, как это, когда человек начинает походить на туман?
— Прозрачной, — сказал Майк.
— Да. Откуда ты узнал? Я позвал: «Эй, сестрёнка! Не уходи». Но её уже почти не было, только голос. Я слышал его так же чётко, как сейчас тебя. Она сказала: «Прощай, Берти. Я проделала долгий путь, чтобы повидаться с тобой. А теперь мне пора». Я крикнул ей, но она ушла. Вот и всё… Думаешь, я чокнутый?
Чокнутый! Если нельзя положиться на благословенный здравый смысл круглой, крепко сидящей на квадратных плечах головы Альберта, то на что тогда можно? Если Альберт чокнутый, то верить во что-то совершенно бессмысленно. И надеяться или молиться тоже. Бессмысленно обращаться к богу, в которого Майку вечно говорили верить с тех пор как няня отволокла его в воскресную школу при деревенской церкви. И там, на красно-синем стеклянном окне был нарисован сам бог — пугающий старик, скорее похожий на его дедушку графа Хэддингема, сидящего на облаке и вмешивающегося в дела всех внизу. Наказывает нечестивых, заботится о выпавших из гнёзд воробьях в парке, приглядывает за королевской семьёй в их многочисленных дворцах, спасает или оставляет погибать при кораблекрушении «тех, кому угрожает опасность в море»… Найти и спасти, или обречь на погибель потерявшихся школьниц на Висячей скале. Всё это и многое другое искрой промелькнуло в бедном мозгу Майка. Беспорядочные изображения, которые невозможно было переварить, не то, что сохранить способность к общению. Он сидел и смотрел на друга, который теперь усмехался и повторял:
— Чокнутый! Подожди тебе ещё не то приснится!
Майк, зевая, поднялся:
— Чокнутый или нет, я хорошо провёл у тебя время, Альберт. Надеюсь, ещё как-то вместе выпьем. Доброй ночи.
Хотя туман прояснился и на какое-то время вышло солнце, когда на следующее утро Майк завтракал, дневной свет ещё не доставал до садов тенистой стороны горы. Он в последний раз посмотрел из окна столовой на маленькое озеро, всё ещё покрытого густой тенью и похожего на холодную серую каменную плиту. Лишенный летней красоты посёлок «Маунт Маседон» был почти таким же мрачным, как и сырые поля Кембриджа. Его знобило, он взял чемодан, надел пальто и пошел к конюшне. Альберт, провожавший его на мельбурнский поезд, насвистывал сквозь зубы, промывая шлангом дорожку, а Тоби стоял наготове возле повозки.
Кобу не терпелось отправиться в путь, он потряхивал изящно выгнутой головкой и звенел блестящим мундштуком.
— Не торопись, Майк. У него сильная голова, но мне не трудно придержать пока ты залазишь.
Они только выехали с аллеи на дорогу, как Альберт резко остановил резвого коба, завидев, вилявшего по дороге на сестринском велосипеде мальчика из Манасса с утренней почтой в покрасневшей от холода руке.
— Мистер Кранделл, тут сироп от кашля для кухарки, возьмёте? И секунду, есть ещё письмо для вас.
— Что за шутки? Кто мне напишет?
— Могу прочесть, хотите? Ваше имя мистер А. Кранделл, так?
— Так, давай его сюда и не суй туда нос. Чёрт меня дери. От кого же оно?
Поскольку ответа не предполагалось, мальчик, фыркнув, поехал по боковой стороне дороги и поездка продолжилась в тишине, пока они не подъехали к железнодорожной станции. У них ещё оставалось более 10 минут до прибытия поезда и Альберт водил дружбу с начальником станции, так что их пригласили зайти в кабинет погреться у огня.
— Не хочешь открыть письмо? — спросил Майк. — Не обращай на меня внимания.
— По правде, я не очень-то разбираюсь в этих каракулях. Я лучше с печатными. Может прочтёшь мне?
— Господи, там же может быть что-то личное.
Альберт усмехнулся:
— Только если о том, что за мной едут копы. Валяй уже.
Альберт, не имевший никаких запретов на упоминание тюрьмы Тувумбу или на чтение своей личной переписки вслух, продолжал удивлять и будоражить. Дома, письма членов семьи аккуратно выкладывались дворецким на круглом янтарном столике и имели почти божественное право на неприкосновенность. С чувством, будто собирается ограбить банк, Майк взял письмо, открыл его и начал читать.
— Написано в отеле «Галлефас».
— Ничего не понимаю. Где это?
— По крайней мере, похоже, что его там написали, а отправили позже из Фримантла.
— Давай без всего этого, просто скажи о чём там и я сам дома пораскину мозгами.
Письмо было от отца Ирмы Леопольд, благодарившего мистера Альберта Кранделла за участие в поисках и спасении его дочери на Висячей скале.
Я понимаю, что вы простой неженатый парень и мы с женой будем очень рады, если вы примите прилагаемый чек в знак нашей вечной благодарности. Поверенный сообщил мне, что в настоящее время вы работаете по частному найму кучером… если у вас есть желание сменить в ближайшее время ваше место, пожалуйста, без колебаний пишите мне на адрес банка, указанный ниже…
— Чёрт!
Последующие комментарии, если таковые и были, перекрыл рёв прибывшего на станцию поезда, и Майк, сунув письмо в казалось замороженную руку Альберта, подхватил чемодан и впрыгнул в ближайший вагон, как раз когда поезд тронулся с платформы. Пять минут спустя, Альберт всё ещё стоял перед камином начальника станции, глядя на чек в 1000 фунтов.
Гостиницы в посёлке ещё были закрыты, но мистера Донована из «Железнодорожной гостиницы Донована» разбудил настойчивый стук. Всё ещё в пижаме, он подошел к боковому входу закрытого бара с захлопнутыми ставнями.
— Какого лешего… а, это ты Альберт! Чёрт, мы открываемся через час.
— Мне без разницы открыты вы или нет. Двойной бренди поскорее. Чёртов коб сейчас задубеет…
Добрая душа мистер Донован, привыкший к людям, отчаянно нуждавшимся в выпивке до завтрака, открыл бар и достал бутылку со стаканом, ничего не спросив.
К этому времени Альберт находился в примерно таком же состоянии души и тела, как и в памятный день, когда вылетел в 10 раунде от руки «Каслменского чуда». Возвращаясь домой, на полпути вниз по главной улице он увидел ирландца Тома из колледжа, управлявшего крытой повозкой на противоположной стороне дороги. Альберт был не настроен разговаривать ни с Томом, ни с кем-либо ещё, и лишь поприветствовал его взмахом кнута. Однако, Том потянул лошадь за узду с такими настойчивыми кивками и мимикой, что тот с неохотой приостановил коба. После чего Том спрыгнул с повозки, перекинул поводья через шею спокойной коричневой кобылы и перешел через дорогу.
— Альберт Кранделл! Не видел тебя с того воскресенья на скале вместе с Джонсом. Видел утреннюю газету?
— Ещё нет. Я не особо их читаю, только о гонках.
— Значит, ты не слышал новость?
— Чёрт подери! Только не говори, что нашлись те девчонки?
— Нет, ничего такого. Бедняжки! Смотри-ка сюда — прямо на развороте: «Пожар в городском отеле. Насмерть сгорели брат и сестра». Боже упаси! Какой конец. Как я говорю Минни, сейчас ни одно, так другое.
Альберт поспешно взглянул на колонку, в которой говорилось, что пара ехала в Варрагул, и что предыдущий адрес мисс Доры Ламли внесён в реестр гостиницы как «Колледж Эпплярд, Бендиго-роуд, Вудэнд». Альберту было очень жаль всякого, кому не посчастливилось сгореть заживо, но в данную минуту его волновало другое, более важное дело.
— Что ж, мне пора. Тоби не любит застаиваться.
Однако, Том был настроен поговорить и придержал колесо экипажа рукой.
— Хороший у тебя коб, Альберт.
— Быстрый, — ответил тот. — Побереги руку, он не любит, когда его в упряжи трогают за хвост.
— Понимаю. Там в колледже есть точно такой же. Кстати, ты не знаешь кого-нибудь в посёлке, кому нужна пара? Мы с Минни собираемся пожениться в понедельник после Пасхи. Потом станем искать работу.
Всё ещё под впечатлением от письма мистера Леопольда, кучер едва мог дождаться, когда вернётся к себе в чердачную комнату, чтобы снова его перечесть. При упоминании о работе в его голове звякнул колокольчик, и он начал перебирать поводья.
Том продолжал болтовню:
— Тётка Минни хочет, чтобы мы немного помогли ей с пабом в Пойнт Лонсдейл. Я уже рассказывал куда мы собираемся в медовый месяц? Хотя я и сам-то не дурак с лошадьми. А Минни, ты не знаешь мою Минни, порхает по дому как фея. Никогда не видел, чтобы кто-то так управлялся с серебром!
— Я спрошу на счёт тебя, Том. Может как раз выгорит после Пасхи, но не обещаю. Бывай.
И он потарахтел на поворот до верхней Маседонии.
Так, за меньшее время, чем понадобилось Тому, чтобы вернуться к своей повозке, была решена его с Минни счастливая семейная жизнь, превосходящая все их самые смелые мечты. Ещё одна часть истории, связанной с Висячей скалой близилась к завершению, на этот раз c эффектным росчерком, украшенным нежданными радостями будущего, включая уютный домик, который возведут за конюшнями «Лейк Вью» и который позже наполнится веселоглазыми детьми, вылитыми копиями ирландца Тома. Один из них впоследствии станет помощником тренера конюшни в Колфилде и добьётся бессмертной славы для себя и своих родителей, заняв второе место из двадцати семи в Кубке Колфилда. С этого места, мы больше не станем задерживаться на судьбе Тома и Минни, являющихся лишь незначительными ответвлениями загадки колледжа, сделавшей вскоре новый и непредсказуемый виток, в котором к счастью они не участвовали.
Как только Альберт распряг Тоби, он сел в кресло-качалку и достал конверт от мистера Леопольда, жёгший ему правое бедро всю дорогу от станции. После тщательного и многократного изучения он знал адрес и прочее на память —