Воспитательница всё ещё стояла у дверей. Она больше не боялась женщины, чья воскресная блестящая тафта прикрывала стареющее тело, требующее отдыха, горячей ванны и маленьких женских хитростей.
— Вы ещё что-то хотели, Мадмуазель?
Вспомнив свою элегантную бабушку, лежавшую каждый день по два часа в шезлонге, Диана, набралась смелости спросить, не стоит ли Мадам попросить у доброго доктора МакКензи что-нибудь успокаивающее? Начало осени… Вся эта усталость…
— Благодарю… но нет. У меня всегда был отличный сон. Который час? Вчера я забыла завести часы.
— Без десяти час, Мадам.
— Я не пойду на обед. Будьте любезны, скажите, чтобы на меня не накрывали.
— И на Сару, — непроизвольно добавила Мадмуазель.
— И на Сару. Мадмуазель, это что, румяна у вас на щеках?
— Пудра, миссис Эпплъярд. Я нахожу что, мне идёт.
Как только наглая девка вышла из комнаты, директриса поднялась и склонилась над шкафом у стола. Руки у неё так сильно дрожали, что она едва могла открыть дверцу. Она с силой ударила по ней округлым носком чёрного тапочка. Та распахнулась и оттуда выпала крытая корзинка.
Директриса оставалась у себя весь день и рано удалилась ко сну. Следующим утром грустное удовольствие, присущее некоторым сердечным людям, находящим определённое утешение первыми приносить плохие новости, досталось ирландцу Тому — он лично доставил миссис Эпплъярд газеты, переполненные яркими описаниями трагедии Ламли. К разочарованию Тома, новости в кабинете главы почему-то встретили каменной тишиной, сопроводив повелительным:
— Дай сюда!
В то время, как в окрестностях кухни театрально сбросили фартуки, сняв их через перепуганные головы с пронзительными и недоверчивыми криками, как подобное могло случится всего через два дня после того как мисс Ламли с братом были в этом самом доме, что каким-то образом подчёркивало и усиливало ужас произошедшего, делая пламя ближе и реальней.
Вторник выдался без происшествий. Розамунд организовала общую прощальную телеграмму для Ирмы, которую следовало отправить сегодня, когда Леопольды отбывали на корабле в Лондон, в сопровождении служанки, секретаря, конюха и шести лошадей для поло. Упразднение мелких дисциплин Доры Ламли привнесло радостное чувство свободы. Призрачное присутствие фигурки в коричневом серже развеялось, во всяком случае для учениц, оживлёнными приготовлениями к общему уезду на пасхальные праздники. Уже давно в колледже Эпплъярд не было слышно столько шушуканий, обсуждений и даже изредка смеха. К атмосфере благополучия добавились ещё несколько дней бабьего лета, осветившие сад и мистер Уайтхед был вынужден поставить разбрызгиватели на клумбы с гортензиями, чьи тяжелые синие и фиолетовые головки всё ещё цвели под окнами западного крыла. В газете обещали безоблачную тёплую Пасху с постепенным похолоданием в понедельник.
Две будущие невесты обсуждали своё приданное и Диана радостно и нескромно поведала изумлённой горничной историю о браслете с изумрудами.
— Это мои единственные драгоценности, — сказала ей гувернантка. — Свадьба будет очень скромной. У нас совсем немного денег и никаких родственников, кроме тех что во Франции.
Минни захихикала.
— Моя тётушка устраивает для нас свадебный приём и Том считает, что она позвала столько родственников с обеих сторон, что в церкви не останется места для жениха и невесты.
За краткий срок своих полномочий мисс Бак оказалась неспособной ни на что, кроме передачи зачатков эвклидовой геометрии и арифметики, и Мадмуазель большую часть дня занимаясь всеми мелкими вопросами по хозяйству. Все, даже кухарка и мистер Уайтхед, обращались к французской гувернантке за указаниями.
Утром, она взбегала по лестнице за коробкой булавок, когда на проходе появилась Элис, вооруженная ведром и мётлами.
— Минни сказала, что нужно прибраться в большой комнате с двумя кроватями, но там так много разбросанной одежды и вещей, что я не знаю с чего начать.
— Я тебе помогу, — сказала Мадмуазель. — Австралийские школьницы, по-моему, очень неопрятны. Мне много пришлось повозиться с упаковкой их платьев.
— Мисс Ирма была из таких! — восхищенно произнесла Элис. — Да уж! Расчёски с золотыми ручками среди обуви, и броши, приколотые к панталонам. Веди себя так мисс Сара, мадам задала бы ей жару! Вот что значит быть наследницей.
Бывшая комнаты Миранды, которую раньше наполняли свет и ароматы сада из двух больших окон, стояла почти в темноте, когда они открыли двери. Ставни были закрыты, кроме одного маленького окна над всё ещё разобранной и смятой кроватью Сары.
— Жутковато тут, да? — сказала растрёпанная толстушка, бросая мётлы и приступая к работе.
Загремели ставни, открыв угнетающий беспорядок: брошеный на спинку стула халат Сары, пара тапочек — в умывальнике.
— Ну и ну! Похоже, она взяла с собой не очень-то много, — сказала горничная, стягивая с кровати покрывало.
— Здесь ночная рубашка и сумка для туалетных принадлежностей, — произнесла Мадмуазель. — Со всем содержимым. Мадам говорила, что она взяла в корзинку лишь самое необходимое для поездки. Будет лучше, если мы положим всё в шкаф до возвращения мисс Сары.
— Говорят, у опекуна много наличных, — нахально сказала Элис. — Думаю, ничего с ним не станется, если он раскошелится девочке на новый халат. Мне застелить здесь свежее постельное? Это кровать мисс Миранды, да? Чудесная была девочка! Настоящая леди, но никогда не задирала носа и могла запросто посмеяться со мной и Минни.
Бестактная горничная становилась невыносимой.
— Нет, не нужно заправлять эту постель. Просто постелите покрывало. Comme ça.[32]
Миранда больше никогда не будет здесь спать…
— Поверить не могу, что малышка Сара не надела в воскресенье своё красивое синее пальто с меховым воротником. 13- летний ребёнок ничего не смыслит в одежде, скажу я вам.
— Мисс Сара уезжала в спешке и то, что она выбрала для путешествия, Элис, вас не касается. Позаботьтесь лучше о пыли, уже почти обед.
Она взглянула на остановившиеся часы на мраморной каминной полке, где с серебряной оправы ей спокойно улыбалась Миранда. В отличии от большинства фотографий, эта была необычайно живой и осязаемой. Обиженная Элис молча вытирала паль, а Мадмуазель задумчиво смотрела на портрет Миранды.
— Элис, — внезапно произнесла она, — ты приносила в воскресенье утром завтрак мисс Саре?
— Да, мисс. Минни спала.
— Надеюсь, там было яйцо и фрукты? В субботу у неё сильно болела голова и она ничего не ела.
Элис, совершенно забывшая указания Минни по поводу завтрака для больной девочки и на самом деле в тот день ничего ей не принёсшая, просто кивнула, что казалось ей меньшим грехом, чем неприкрытая ложь. В любом случае, он была сыта по горло ученицами и их глупостями. И пока вытирала пыль между двумя кроватями, решила поискать себе после Пасхи работу официантки.
В ночь на вторник Диане де Пуатье особенно не спалось. Уже круглая и яркая пасхальная луна пробивалась серебряным лучом между занавесок. Открытое окно выходило на часть западного крыла. В комнате Минни горел свет, а остальное здание, насколько ей было видно, стояло в темноте. Облокотившись на подоконник, она видела, как переливается в свете луны крутая скатная крыша, а за ней на фоне неба чернеет приземистая башенка. Правда ли, что луна влияет на наши мысли и даже чувства, находясь в тысяче миль от земли? Она чувствовала, как поток серебристого света касался её нежной кожи. Не только ум, но и всё её существо было необычайно бодрым и восприимчивым. Она снова легла в постель, но слабое жужжание комара, парящего над подушкой, бренчало в тишине словно гусли. Заснуть в такую ночь было невозможно. Закрыв глаза, она подумала о малышке Саре. Может ей тоже не спится при этой луне? Что представляет собой её опекун за очаровательным фасадом хороших манер? Куда он забрал её на каникулы? Какое будущее ждёт одинокое нелюбимое дитя? Миранда была единственным человеком в колледже, способным вызвать у Сары улыбу, но сейчас Миранды нет… Миранда… Улыбающаяся с каминной полки Миранда в овальной рамке была для Сары самой дорогой из всех вещей.
— Представляете, Мадмуазель! Миранда подарила её мне на день рождения!
— Тебе нужно её раскрасить, Сара, ты ведь отлично рисуешь, — предложила тогда Мадмуазель. — У Миранды такой красивый цвет волос — похож на спелую жёлтую кукурузу.
— Не думаю, что Миранде понравится, Мадмуазель. Ирма до ужаса хотела накрутить ей их для фотографии, но Миранда сказала: «Только прямые». Так она всегда носит дома. Малыш Джонни не узнает сестру с кудрявыми волосами.
И ещё в другой день, в саду Балларата. Она так ясно сейчас это помнила.
— Сара, твой карман! Он раздулся, будто там жаба!
— О, нет, Мадмуазель, что вы! Там не жаба.
— Что же тогда? Выглядит кошмарно.
— Там Миранда. Нет, не смейтесь. Пожалуйста! Если Бланш и Эдит узнают они вечно будут меня дразнить. Знаете, я беру её повсюду, даже в церковь. Овальная рамочка отлично помещается в карман. Но обещайте, что никогда не расскажете Миранде.
Острое личико покраснело и приняло торжественны вид.
— Почему? — смеясь, спросила Диана. — Это amusante, ça.[33]Меня в церковь в кармане никто никогда не брал.
— Потому что Миранда не одобрит, — честно сказала малышка. — Она говорит, что её скоро здесь не будет и я должна научиться любить других людей, помимо её.
Что могло случиться тем воскресным утром, что она забыла по обыкновению взять с собой с каминной полки портрет? Маленький и лёгкий… Она спешила, Элис… Я же вам сказала… Мисс Сара спешила и забыла взять халат. Халат. Сумочка для туалетных принадлежностей. Их легко могли забыть взволнованное дитя и хмурая нехозяйственная взрослая, помогавшая упаковать кое-что из вещей в корзинку. Но не портрет. Никогда, никогда она не забыла бы портрет. Может она серьёзно заболела? Настолько сильно, что Мадам не захотела в этом признаться? И опекун, поклявшись молчать, отвёз малышку в больницу? Сквозь кружевные занавески в комнату залетел