Странного вида жуки с бронзовыми панцирями медленной вереницей ползли по лодыжке Миранды, когда та проснулась и стала смотреть, как они торопливо убегают в безопасное место под рыхлой корой. В бесцветных сумерках выделялась каждая деталь, всё казалось резко очерченным и обособленным. Между ветвей чахлого дерева торчало огромное неряшливое гнездо, каждый прутик и пёрышко которого были затейливо переплетены и скреплены неустанным клювом и когтями. Всё вокруг, если хорошенько на него взглянуть — прекрасно и совершенно: косматое гнездо, разорванные муслиновые юбки Мэрион напоминающие раковину наутилуса, локоны Ирмы, обрамляющие её лицо изысканными тонкими спиральками, и даже Эдит — румяная и по-детски уязвимая во сне. Проснувшись, они начала хныкать и растирать покрасневшие глаза:
— Где я? О, Миранда, мне так плохо!
Остальные уже не спали и были на ногах.
— Миранда, — снова сказала Эдит. — Мне ужасно плохо! Когда мы пойдём назад?
Миранда смотрела на неё как-то странно, будто сквозь. Когда Эдит повторила вопрос громче, она просто повернулась в ней спиной и начала подниматься куда-то вверх, Мэрион и Ирма последовали за ней чуть поодаль. Идти было тяжело, но их босые ноги скользили по поверхности скалы, как по ковру в гостиной, подумала Эдит, а не по этим противным старым камням.
— Миранда, — снова позвала она. — Миранда!
В напряжённой тишине её голос прозвучал будто чужой; резкий и немного хрипловатый он далеко разнёсся между скалистых стен.
— Идите назад! Не ходите туда, вернитесь!
Она почувствовала, что задыхается и с силой потянула кружевной воротник.
— Миранда!
Её сдавленный крик больше напоминал шепот. К своему ужасу она поняла, что девочки быстро исчезают из виду за монолитом.
— Миранда! Вернитесь!
Она сделала несколько неуверенных шагов в сторону подъёма и увидела кончик белого рукава, раздвигающего впереди кусты.
— Миранда!
Никто не отвечал. Сомкнулась ужасная тишина и Эдит, теперь уже довольно громко, начала кричать. Если бы её испуганные крики услышал хоть кто-нибудь кроме валлаби, присевшего на ворох папоротника в нескольких футах от неё, этот пикник у Висячей скалы, мог быть просто ещё одним летним пикником. Но их никто не услышал. Как только Эдит обернулась встревоженный валлаби быстро исчез, слепо нырнув в кустарник, и спотыкаясь, и крича, побежал в сторону равнины.
4
В тот же день, около четырёх пополудни миссис Эпплъярд пробудилась на софе в гостиной от долгого чудесного сна. Ей снился, как это часто бывало, её покойный муж. В этот раз они шли вдоль пирса в Борнмуте, где были привязаны прогулочные и рыболовные лодки.
— Дорогая, давай прокатимся, — предложил Артур.
На волнах покачивалась кровать под балдахином со старинным большим матрасом.
— Поплыли на этом, — сказал Артур, и взяв её за руку, нырнул в море.
Удивлённо и радостно она обнаружила, что движения её грациозны и она рассекает воду словно рыба, не используя рук и ног. Они с Артуром как раз достигли кровати c балдахином и начали на неё подниматься, как звук работающей газонокосилки прервал этот восхитительный сон. Как радовался бы сейчас Артур почтенной и роскошной жизни в колледже Эпплъярд! Он всегда называл её своим финансовым гением, с довольством вспоминала она. И теперь, когда колледж стал приносить хорошую прибыль…
Несколько минут спустя, по-прежнему в отличном расположении духа, и с намерением быть благодушной этим приятным праздничным днём, она появилась в дверях классной комнаты.
— Итак, Сара. Надеюсь, ты уже выучила стихотворение и сможешь пойти провести оставшуюся часть дня в саду. Минни принесёт тебе чай с пирогом.
Тощая девочка с большими глазами, автоматически поднявшаяся из-за стола, когда вошла директриса, беспокойно переминалась с одной, тонкой как спичка ноги в чулке, на другую.
— Итак? Пожалуйста, стой ровно, когда отвечаешь и расправь плечи. Ты ужасно сутулишься. Живее! Ты выучила заданный отрывок?
— У меня не выходит, миссис Эпплъярд. Я не могу.
— Что значит не можешь? Ты занималась здесь с завтрака.
— Я пыталась, — ответила девочка, проводя рукой по глазам. — Но это так глупо. Я хочу сказать, что, если бы они имели хоть какой-то смысл, было бы гораздо легче.
— Смысл? Маленькая невежда! Очевидно, тебе неизвестно что миссис Фелиция Доротея Хеманс считается одной из лучших английских поэтесс.
Сара нахмурилась, не веря в гений миссис Хеманс. Упрямый несносный ребёнок.
— Я знаю наизусть другое стихотворение. В нём больше строк. Намного больше чем в «Гесперусе». Я могу прочесть его?
— Хм… Как оно называется?
— «Ода Святому Валентину». На мгновение заострённое личико просветлело и стало почти хорошеньким.
— Не уверена, что знакома с ним, — с должной осторожностью сказала директриса. (В её положении невозможно быть слишком предусмотрительной, так много всего может принадлежать перу Теннисона или Шекспира). — Где ты нашла её, Сара, эту «Оду»?
— Нигде. Я её сама написала.
— Сама написала? Нет, не желаю это слушать, благодарю. Может быть тебе покажется это странным, но я предпочитаю миссис Хеманс. Дай мне свою книгу и расскажи то, что успела выучить.
— Я же сказала вам, я не могу выучить этот глупых стих, даже если буду сидеть здесь неделю.
— Тогда тебе придётся попробовать ещё, — сказала внешне спокойная и рассудительная директриса, отдавая ей учебник. С неё уже было довольно этого угрюмого молчаливого ребёнка. — Сейчас я тебя оставлю, Сара, и рассчитываю, что через полчаса к приходу мисс Ламли ты будешь знать всё назубок. В противном случае, боюсь, мне придётся отправить тебя в постель, вместо того чтобы разрешить подождать пока вернутся с пикника остальные.
Дверь в классную закрылась, в замке повернулся ключ, ненавистное присутствие в комнате прекратилось.
Снаружи, в радостном зелёном саду возле классной, на клумбе огнём горели георгины, ловя лучи послеполуденного солнца. Мадмуазель и Миранда должно быть сейчас пьют чай в тени деревьев… Подперев тяжелую голову на испачканной чернилами парте, малютка Сара разразилась гневными рыданиями.
— Ненавижу её… Ненавижу… О, Берти, Берти, где же ты? Господи, а где ты? Если ты действительно видишь падение малой птицы, как пишут в Библии, почему ты не спустишься и не заберешь меня отсюда? Миранда говорит, что я не должна ненавидеть людей, даже если они плохие. Но я не могу, милая Миранда… Я ненавижу её! Ненавижу!
Послышался скрип половицы — это мимо запертой двери промчалась миссис Хеманс.
За башней колледжа в пламени яркого розового и оранжевого зашло солнце. Миссис Эпплъярд плотно поужинала у себя в кабинете; на её подносе стояли: холодная курица, сыр Стилтон и шоколадный мусс. Кухня в колледже была неизменно превосходной. Проплакавшуюся и по-прежнему упорствующую Сару отправили в постель с тарелкой холодной баранины и стаканом молока. В освещённой лампой кухне, кухарка и пара служанок в чепчиках и фартуках, ожидали скорого возвращения уехавших на пикник и играли за шероховатым деревянным столом в карты.
Понемногу сгущалась и темнели сумерки. Высокий и почти пустой дом стал непривычно тихим; его наполняли тени даже когда Минни зажгла лампы на кедровой лестнице, где мраморная Венера, предусмотрительно расположив одну руку на животе, взирала в окно на свою тёзку, держащую светильник над затемнённым сумраком газоном. Несколько минут назад пробило восемь. Миссис Эпплъярд раскладывала пасьянс в своём кабинете, прислушиваясь к шороху гравия на подъездной дороге, и уже решившись пригласить мистера Хасси к себе на рюмочку бренди… В декантере ещё оставалось довольно много с визита епископа Бендиго, приезжавшего в колледж на обед.
За несколько лет работы мистер Хасси показал себя настолько пунктуальным и благонадёжным, что, когда высокие напольные часы на лестнице пробили полдевятого, директриса поднялась из-за карточного стола и потянула за бархатный шнур личного звонка, который властно разнёсся на кухне. На него незамедлительно отреагировала Минни. Немного раскрасневшись в лице, она остановилась в дверях на почтительном расстоянии и миссис Эпплъярд с неодобрением отметила её сбившийся чепчик.
— Том ещё здесь, Минни?
— Не знаю, мэм, я могу спросить кухарку, — ответила Минни, которая полчаса назад видела своего обожаемого Тома в одних трусах, растянувшимся на кровати у себя в чердачной комнате.
— Хорошо, если найдёте его, сразу же пошлите ко мне.
После двух или трёх раскладов «Мисс Миллиган», миссис Эпплъярд, которая обычно презирала удовольствие мухлежа в пасьянсе, нарочно подложила себе нужного валета червей и вышла на гравийную дорожку перед крыльцом, где на металлической цепи покачивалась зажжённая керосиновая лампа. Аспидные крыши колледжа серебром мерцали на фоне безоблачного тёмного-синего неба. В одной из комнат на верхнем этаже из-за штор пробивался одинокий свет: это в свой выходной в постели читала Дора Ламли.
Запах маттиол и солнечных петуний переполнял безветренный воздух. Во всяком случае, ночь стояла спокойная и мистер Хасси был отличным извозчиком. Однако, она всё же послала за Томом, чтобы его ирландский здравый смысл её успокоил, и она согласилась бы, что переживать не о чём и ничего страшного если повозка вернётся на час позже. Она вернулась в свой кабинет и начала новую партию пасьянса, однако почти сразу же встала, чтобы сравнить свои золотые часики с часами в гостиной. Когда пробило полдесятого, она вновь позвонила Минни, и та сообщила, что Том принимает горячую ванну в каретном сарае и после это «сразу же» направится к ней. Потянулись ещё десять минут.
И вот наконец раздался стук копыт по главной дороге… где-то в полумили от колледжа… сейчас они проезжали над водопроводом… директриса смотрела на движущиеся огоньки между деревьев. Когда экипаж поравнялся с воротами и быстро проехал мимо, послышался хор подвыпивших голосов — это из Вуденда возвращалась стайка гуляк. В эту же минуту в дверях появился Том, который тоже их слышал. На нём были тапочки и свежая сорочка. Если миссис Эпплъярд и испытывала к кому-то симпатию в своём непосредственном окружении, то это, без сомнения, был веселоглазый ирландец Том. Независимо от того, что ей требовалось: выбросить мусор, сыграть для горничных на губной гармошке или отвезти учительницу рисования на станцию в Вуденд, — всё поручалось Тому.