– Послушай… а если бы я тоже пошёл в правую сторону? – ужаснулся я.
Мы помолчали, размышляя каждый о своём.
– А родители что, ничего не заметили? – подумал я вслух.
– Заметили, – невесело усмехнулся «Вовка», – но списали всё на переходный возраст.
– Так надо же выручать Вовку! – сказал я решительно.– Ты должен вернуться туда…
– И опять стать котом? Копаться в мусорных баках? Нет уж! – Вовкины глаза сузились.– Кроме того, я же тебе говорил, обратное превращение невозможно. Дело тут в замедлении времени, я прочитал в учебнике по физике…
– В чём дело? – Физика не была моей сильной стороной.
– Есть такая штука – замедление времени, – терпеливо начал объяснять «Вовка». – Грубо говоря, у одного (в нашем случае человека) время замедляется, а у другого (в нашем случае кота) убыстряется.
– Ну и?
– Я специально изучал этот вопрос, – сказал «Вовка», – то пространство как часы: свет переходит от одного зеркала к другому через равные промежутки времени… И так без конца. Ты знаешь, мне кажется, в этом зеркальном коридоре время остановилось или, вернее, оно замедлено.
– Но как же такое возможно?
– В том-то и дело, что невозможно, – глубокомысленно изрёк ненастоящий Вовка, но сделал это совсем как настоящий… – Понимаешь, – продолжил он, – в зеркальном коридоре как бы сдвигается ощущение реальности, то есть тебе казалось, что движутся кот и мальчишка, а на самом деле двигался сам коридор.
– Но я-то никуда не двигался?
«Вовка» окинул меня оценивающим взглядом.
– Ты уверен? – спросил он.
Конечно, я уже сомневался. А ещё подумал, что буду больше времени уделять физике.
– Ну а обратно-то поменять их местами можно? – с надеждой спросил я.
– Нет. Время прошло, обратно его не вернёшь. Его можно только замедлить или растянуть… – «Вовка» поднял брови, мол, как же ты не понимаешь? – Это, брат, теория относительности. – Он многозначительно поднял вверх указательный палец. – Парадокс времени.
– Угу. – Я почти ничего не понял, и от этого мне стало ещё тоскливее.
– Я думаю, – «Вовка» отвёл глаза, – есть только один выход: ты должен привести какого-нибудь другого мальчишку и тем самым… э-э… спасти своего друга.
Я подавленно молчал.
– И ещё… По-моему, превращение можно совершить лишь тогда, когда идёт дождь или перед дождём… Наверное, это связано с тем, что атмосфера сильно разряжается, большая влажность, много озона выделяется…
* * *
…Гроза была страшной. А я бежал и бежал к знакомому переулку, громко шлёпая по хлюпающим, бурлящим лужам, стараясь заглушить удары собственного сердца.
Увидел его сразу: мокрый жалкий комочек чёрной слипшейся шерсти дрожал в подъезде возле негреющей батареи. Я встретился глазами с затравленным, безнадёжным взглядом, как мне казалось, совсем человечьим…
Глубоко вздохнул, поднял мокрого кота на руки, вынул у него из пасти ключ и шагнул вместе с ним в подъезд.
Я знал, что надо сделать, и иначе поступить не мог. Старался не думать, что теперь придётся добывать еду в мусорных баках…
– …Вот это подвальчик забабахали, да?! – восхитился рядом Вовка.
Я очнулся – из ушей будто вытащили вату. Огляделся.
Э, да мы же всё ещё в подвале, – вот, моя рука держит ключ… Я только что вставил его в скважину и даже успел раз повернуть… Так это что, мне привиделось?
– Ну что же ты, давай, – поторопил меня Вовка, блестя глазами от любопытства.
– Не подходит, – сказал я ровным голосом, – и тут не подходит… застрял.
– Чёрт, – расстроился Вовка, – а я так надеялся… А ну-ка ещё попробуй.
Я сделал вид, что стараюсь с усилием повернуть ключ, а потом резко вытащил его из скважины.
– Дай я, – протянул к нему руку Вовка, но я приложил палец к губам:
– Ш-ш… Слышишь, идёт кто-то?!
Вовка замер.
– Надо выбираться. – Я взял его за руку и решительно потащил к выходу.
Дождь уже прошёл, посвежело, и в воздухе разлился густой душистый аромат.
Я размахнулся и закинул ключ далеко в кусты.
– Зачем?! – воскликнул Вовка, с тоскою проследив за его полётом.
Мне показалось, что в кустах мелькнула чья-то чёрная тень. Кот?!
– Идём домой, предки волнуются небось…
– Ага, – легко согласился Вовка. – Слушай, Мишка, а ты знаешь Ольку с соседнего двора? Симпатичная такая девчонка…
И мы, не торопясь, пошли по улице, всё больше удаляясь от странного дома.
Я, конечно, думал, что ж это было: галлюцинация? Или время убыстрилось, прокрутив мне картинку будущего, – что-то вроде предупреждения?
– Погоди. – Я остановился и бегом бросился назад, к кустам.
– Послушай, кот! Пушок, Кузька, э, Игорь, ты приходи ко мне жить. – Я назвал адрес. – Блюдце молока у меня всегда найдётся… Хорошо?
Кусты ответили молчанием.
– Эй, ты что там? – Вовка удивлённо топтался на месте, и я бегом бросился к нему.
И мы пошли домой.
Из кустов, ломая ветки, выскочил крупный чёрный кот с большим ключом в зубах и, воровато оглядываясь, быстро затрусил к подъезду.
Бонус-хоррор-трек!
Валерий РоньшинКак я летал в Малайзию
Как‑то раз написал я сказку и решил отнести её в детский журнал «Тик‑Так». Прихожу в редакцию, а там, прямо на столе, сидит главный редактор, задумчиво уставившись на потолок.
– Надо же, – рассуждает он сам с собой, – сколько на потолке места свободного. И диван можно поставить, и стол, и телевизор…
– Здравствуйте, – говорю я. – Вот сказку написал.
– Ну и что? – пожимает плечами главный редактор. – Прикажете сплясать по этому поводу?
И он, соскочив со стола, сплясал зажигательную «Лезгинку», затем исполнил па‑де‑де из балета «Спартак», а под конец сбацал брейк‑данс.
– Теперь показывайте свою сказку, – говорит. – Толька издалека.
Я достал рукопись и показал. Главный редактор, чтобы лучше видеть, вытянул шею. Шея у него оказалась очень длинная. Почти как у лебедя.
– Ну что ж, отличная бумага, прекрасный шрифт. Будем печатать. Вот только… – Он замялся: – Как с гонораром быть?.. Денег ведь вы не берёте?!
– Не беру, – твёрдо ответил я. – Деньги портят человека.
– Н‑да, – озадаченно сказал главный редактор и, порывшись в кармане, вытащил оттуда зажигалку, авторучку, подшивку «Тик‑Така» за позапрошлый год, яблочный огрызок, дырку от бублика и многое‑многое другое. Наконец он нашёл то, что искал. – Вот, держите, – протянул он мне мятый билет на самолёт. – Через час вы летите в Малайзию. По‑моему, вас там только и не хватает… – Подумав, редактор протянул мне ещё и яблочный огрызок: – Возьмите яблочко на дорожку.
Я взял огрызок и отправился в аэропорт.
Как только «Боинг 747» взмыл в синее небо, в салон вошла стюардесса.
– Добрый день, дамы и господа, – сказала она. – Меня зовут Алёнушка. Наш полёт проходит на высоте 6000 метров. Мы летим в Малайзию. Командир экипажа – лётчик первого класса Игнат Терентич Кадыгроб. Игнат Терентич – очень опытный пилот. Пять раз он попадал в авиакатастрофы и все пять раз оставался в живых. Счастливого вам полёта, дамы и господа. Спасибо за внимание.
После этого стюардесса подошла лично ко мне:
– Вы случайно не Ханс Кристиан Андерсен? – спросила она.
– Нет, – ответил я, – мои родители назвали меня по‑другому.
– Но вы же пишете сказки?.. А наш командир обожает сказочки. Как только он узнал, что вы летите этим рейсом, он сразу же захотел с вами познакомиться.
Я прошёл в носовой отсек. Там сидел лётчик Кадыгроб и его помощник. Они играли в шашки. В поддавки.
– А‑а! – радостно вскричал Кадыгроб, пожимая мне руку. – Здравствуйте, здравствуйте, господин Андерсен. Очень приятно познакомиться. Кадыгроб Игнат Терентич.
– Мне тоже очень приятно, – ответил я. – Но, к сожалению, я не Андерсен.
Он удивился:
– А разве это не вы написали про Снежную королеву, которая живёт на крыше?
– Нет, не я.
– Тогда до свидания. – Кадыгроб вновь пожал мне руку. – Если увидите Андерсена, передайте ему привет. – И он опять уселся играть в шашки.
– Простите, а кто управляет нашим самолётом? – спросил я.
– Да сын мой, Андрюха, – ответил Кадыгроб. – Дай, говорит, папка, порулить. А мне что, жалко? Рули на здоровье.
– Вы хотите сказать, что самолётом управляет… ребёнок?!
– Ничего себе – «ребёнок»! Парню уже пять лет стукнуло. В следующем году в школу пойдёт. Так что пускай привыкает к ответственности. В руках моего Андрюхи двести человеческих жизней! – гордо заявил Кадыгроб. – А вы говорите – «ребёнок».
Я вернулся на своё место.
Не успел я сесть, как ко мне снова подошла стюардесса Алёнушка.
– Наш самолёт падает, – шепнула она.
– А что вы мне‑то шепчете?! – пожал я плечами. – Идите вон к Кадыгробу и шепчите ему.
– Командир и его помощник спать легли, – ответила стюардесса. – Они всю ночь в шашки играли. Не выспались. Их теперь из пушки не разбудишь.
– А сын Кадыгроба что?
– Плачет. Есть хочет.
Я вытащил из кармана яблочный огрызок, которым меня угостил главный редактор «Тик‑Така»:
– Вот, отнесите ему яблочко.
Алёнушка ушла, а через минуту вернулась.
– Слопал он ваш огрызок, – говорит. – И теперь тоже спит.
– Как спит?! – ахнул я. – В его же руках двести человеческих жизней!
– А он спит. Чего вы хотите – малышу три годика.
– Как три?! – опять ахнул я. – Кадыгроб же говорил – пять лет!
– Игнат Терентич специально ему два года накинул, чтоб госкомиссия допустила Андрюшеньку к управлению самолётом. А на самом деле ему три годика.
«Да‑а… – думаю. – Дела‑а…»
А остальные пассажиры сидят себе хоть бы хны; кто книжку читает, кто в компьютерную игру играет…
А САМОЛЁТ ПАДАЕТ!
– Вот что, Алёна, – распорядился я, – откройте‑ка люк. Посмотрим, куда мы сейчас гробанёмся по милости вашего Кадыгроба.
Открыла стюардесса люк. Пригляделся я как следует. А под нами… Малайзия. Так что смело можно падать. Считай, прилетели.
– Дамы и господа, – объявила Алёнушка, – пристегните, пожалуйста, ремни. Падаем на посадку.
…Упали мы на посадку. А на посадке стоит негр.
– Это Малайзия? – спрашиваю я у него.
– Как скажете, – вежливо отвечает негр.
Стюардесса Алёнушка огляделась и говорит:
– А по‑моему, это Полинезия.
– Как скажете, – снова вежливо отвечает негр.
– А сами‑то вы кто будете? – интересуюсь я.
– Я – Мадунга. Президент этой африканской республики.
– Так, значит, это Африка?! – воскликнул я.
– Совершенно верно, – отвечает президент. – Приглашаю вас в медицинский центр. Там с вас белую кожу спустят, а чёрную натянут. Чтобы вы от африканцев не отличались.
– Ой, как классно! – захлопала в ладоши Алёнушка. – Значит, я стану негритяночкой!
Но лично мне предложение президента не понравилось.
– А нельзя ли нас просто чёрной краской выкрасить? – спрашиваю.
– Но это же оскорбит ваше человеческое достоинство, – отвечает Мадунга.
– Ничего, – говорю, – мы в России к этому привыкли. Так что оскорбляйте, ну то есть красьте.
И нас с Алёнушкой выкрасили в чёрный цвет.
– Вот вы и негр, господин Роньшин, – говорит мне президент. – Поздравляю.
– Вы меня знаете? – удивился я.
– У нас в Африке вас каждая макака знает, – смеётся Мадунга. – Это же вы написали:
Не ходите, дети, в Африку гулять!
В Африке гориллы, злые крокодилы!
В Африке ужасный БАР‑МА‑ЛЕЙ!
– Да, – отвечаю в шутку. – Я написал.
Не успел я пошутить, как меня взяли под руки два здоровенных негра, похожих на тех самых горилл из «моего» стихотворения.
– Вы арестованы, – сказал мне президент Мадунга.
– За что?! – воскликнул я.
– Вот за эти самые стихи. Из‑за них к нам в Африку перестали ездить туристы с детьми. Боятся злых крокодилов и ужасного Бармалея. Так что, если вы сию же секунду не напишете опровержение, я вас… съем!
Я, естественно, сию же секунду написал опровержение:
Приходите, дети, в Африку гулять!
Ездят здесь комарики
на воздушном шарике!
И живёт прекрасный дядя БАР‑МА‑ЛЕЙ!
Президенту так понравился этот мой стишок, что он тут же назначил меня главным редактором детского африканского журнала «Юный людоед».
Стюардесса Алёнушка вышла за меня замуж, и вскоре чёрный аист принёс нам чёрную девочку. Когда девочка выросла, она, в свою очередь, вышла замуж за Андрея, сына лётчика Кадыгроба. Сам же Кадыгроб стал писать сказки и подписывать их – «Ханс Кристиан Андерсен». На что главный редактор «Тик‑Така» ему однажды сказал:
– Вы, Кадыгроб, такой же Ханс Кристиан Андерсен, как я – «Боинг 747».
Игнат Терентич обиделся на главного редактора и перестал читать журнал «Тик‑Так». Но это уже его личное дело.
Внутренний мир Машки Промокашкиной
Жила‑была девочка. Звали её Машка Промокашкина. И однажды она увидела в компьютерном магазине диск со странным названием: «Погружение во внутренний мир».
– Это фантастический боевик? – спрашивает Машка у продавщицы.
– Нет, девочка, – отвечает та, – это практическое пособие, с помощью которого можно погружаться в свой внутренний мир.
– А зачем в него погружаться? – не понимает Промокашкина.
– Для интереса. Неужели тебе не интересно узнать, какой у тебя внутренний мир?
– В общем‑то, интересно, – сказала Машка и купила диск. А дома вставила диск в комп и нажала «пуск».
Зазвучала плавная мелодия, и по экрану поплыли разноцветные кружочки, треугольнички, квадратики… И Машка почувствовала, как она погружается в свой внутренний мир. Погрузилась – и оказалась в какой‑то грязной комнате. Обои все ободранные, оконные стёкла лет двести не мыты, на полу окурки и пустые бутылки валяются.
«Ой, мамочка!» – испугалась Машка и скорей‑скорей выбираться из своего такого грязного внутреннего мира.
«Видно, у меня что‑то с моим внутренним миром не в порядке, – решила Промокашкина. – Съезжу‑ка я к врачу».
Села Машка на троллейбус и поехала.
Приехала.
Имя‑отчество у врача оказалось прикольным – Фрум Фрумыч. А фамилия ещё прикольней – Фрумфрумкин.
Выслушал Фрум Фрумыч Промокашкину и говорит:
– Ну‑ка закрой, девочка, глаза.
Машка закрыла.
– А теперь дотронься правым ухом до левой руки.
– Как это? – опешила Промокашкина.
– Ой, то есть наоборот, – поправился Фрумфрумкин, – левой рукой до правого уха.
Машка дотронулась.
– Так, хорошо, – одобрил Фрум Фрумыч. – А сейчас ответь на вопрос: сколько весит килограмм картошки?
– Килограмм и весит, – сказала Промокашкина.
Фрумфрумкин заглянул в свой ноутбук, сверяясь с правильным ответом, и похвалил Машку:
– Молодец, верно. А теперь ответь на другой вопрос: как звали Александра Македонского?
– Александром, – сказала Промокашкина.
– Правильно, – кивнул Фрум Фрумыч, предварительно сверившись с ответом в ноутбуке. – Поздравляю, ты в полном порядке.
– Точно? – недоверчиво переспросила Машка.
– Точнее не бывает!
– А тогда почему в моём внутреннем мире окурки и бутылки валяются?
– А потому, что у тебя, скорее всего, сосед – алкоголик.
– Да, алкоголик, – подтвердила Промокашкина. – Дядя Гриша. Он каждый день пьёт.
– Выходит, ты попала в его внутренний мир.
– А разве такое бывает? – удивилась Машка.
– В жизни, девочка, всё бывает, – назидательно ответил Фрумфрумкин.
Вернулась Машка Промокашкина домой и снова диск в комп сунула. Погрузилась в свой внутренний мир: смотрит – а она под водой находится. Рыбки кругом плавают, водоросли шевелятся… Ничего Машка понять не может.
Выплыла Промокашкина из своего внутреннего мира и опять к Фрум Фрумычу отправилась. Так, мол, и так – рассказывает.
– А у тебя, девочка, дома аквариума с рыбками случайно нет? – спрашивает её Фрумфрумкин.
– Есть, – отвечает Машка.
– Выходит, ты во внутренний мир своих рыбок попала.
– Неужели и такое бывает? – поразилась Промокашкина.
– Редко, но бывает, – подтвердил Фрум Фрумыч.
Вернулась Промокашкина домой и в третий раз диск в комп сунула. И очутилась на сей раз… в лабиринте. Глядит – а на неё надвигаются та‑а‑акие мерзопакостные твари, что ни в сказке сказать ни пером описать. Поэтому и не будем описывать. Скажем только, что вид их был настолько омерзителен, что даже самые отвратительные монстры из фильмов ужасов выглядели по сравнению с ними милыми симпатяшками.
Промокашкина хотела выскочить из своего внутреннего мира. Да не тут‑то было. Это же лабиринт. Поди‑ка найди из него выход.
И Машка помчалась не чуя под собой ног. А страшилища за ней в погоню кинулись.
– Ха‑ха‑ха, – хохочут мерзко, – от своего внутреннего мира не убежишь! Сейчас мы тебя догоним и сожрём!
И действительно чуть было не догнали и чуть было не сожрали.
Вот так‑то, мои маленькие читатели и читательницы, никто не знает, что может таиться в нашем внутреннем мире.
Страшная фамилия
Один мальчик с довольно редкой фамилией – Вампиров любил по утрам пить томатный сок. А умываться, наоборот, не любил. Поэтому губы у него всё время были в томатном соке.
И вот примерно с третьего класса начал Вампиров замечать, что учителя относятся к нему не так, как к другим ученикам. На других они и покрикивали, и двойки им ставили. А с Вампировым разговаривали очень вежливо и ставили одни пятёрки, даже если он неправильно отвечал.
И одноклассники к Вампирову тоже относились уважительно. Что у них Вампиров ни попросит – сразу же дают, без разговоров. Он только руку протянет: «Дай‑ка». А ему тут же: «Бери».
И даже директор школы смотрел на Вампирова как‑то по‑особенному. При встрече с Вампировым в школьном коридоре всегда первым здоровался, заискивающе улыбался и интересовался:
– Учителя к тебе не придираются?
– Да нет, – отвечал изумлённый Вампиров.
– Если что, сразу же сообщай мне, – говорил директор. – Я их быстренько приструню.
Год проходит… второй… третий… Перешёл Вампиров в шестой класс. А тут его родители взяли да и поменяли фамилию Вампиров на фамилию Вампилов. Надоело им Вампировыми быть. Вампиров‑младший к тому времени спортом занялся; бегал по утрам, а после пробежки пил томатный сок и принимал душ.
Так что губы у него больше не были соком испачканы.
И Вампиров, то есть уже Вампилов, начал замечать, что не всегда ему теперь учителя пятёрки ставят, а бывает, что и тройку поставят, а то и двойку влепят. И одноклассники Вампилову тоже не всё с готовностью дают. Да и директор школы первым здороваться перестал…
«Что за чертовщина?» – удивляется Вампилов.
Но долго удивляться ему не пришлось, потому что он с родителями переехал в другой район. И пошёл в другую школу.
Пришёл он первый раз в новый класс, а там шум с гамом стоит, и не только на переменках, но и на уроках. Оказывается, в этой школе шестой класс самый хулиганистый… Но вот прозвенел звонок на последний урок – и шестиклассников будто подменили. Все сидят смирненькие и со страхом на дверь смотрят.
– Чего это все замолчали? – спрашивает Вампилов у соседа по парте.
– Сейчас математика будет, – дрожащим голосом отвечает тот.
– Ну и что? – не понимает Вампилов.
– Её Вурдалаков ведёт.
В эту минуту дверь отворилась, и в класс вошёл учитель Вурдалаков. Тишина наступила – прямо как на кладбище. Мёртвая.
Смотрит Вампилов на учителя математики и видит, что у того губы кровью испачканы.
– Здравствуйте, – говорит Вурдалаков, улыбаясь кровавыми губами.
Все вскочили как один.
– Здрасте, Игорь Петрович!
– Выучили математику?
– Выучили, Игорь Петрович! – хором докладывает 6 «А».
И вправду, кого Вурдалаков ни спросит, у того ответ прямо от зубов отскакивает.
– И почему на вас другие учителя жалуются?.. – недоумевает математик. – Такой замечательный класс…
Тут он увидел Вампилова.
– Ты новенький? – спрашивает.
– Да.
– А как твоя фамилия?
– Вампиров… ой, то есть Вампилов.
– Иди к доске.
Вышел Вампилов к доске, пригляделся к Вурдалакову и видит, что губы у того вовсе не в крови, а в томатном соке. Да и как ему было это не понять, если он сам столько лет по утрам томатный сок пьёт.
Вампилов и говорит:
– Игорь Петрович, у вас губы…
Класс прямо дыхание затаил после этих слов. Сидят ни живы ни мертвы от страха.
– Что – «губы»? – спрашивает Вурдалаков.
– Томатным соком испачканы.
– Ой, извините, – смутился Вурдалаков и быстренько вытер губы носовым платком.
С тех пор учитель математики приходил в школу с чистыми губами.
Короче, с ним приключилось то же самое, что и с Вампировым‑Вампиловым: Вурдалаков любил по утрам пить томатный сок, а умываться не любил.
И представьте себе, мои маленькие читатели и читательницы, Вурдалакову НИ РАЗУ никто не сказали, что у него губы томатным соком испачканы. Потому что боялись. Думали – это не сок, а кровь и что Вурдалаков – вурдалак… Но все недоразумения разъяснились. И вскоре математик женился на учительнице пения и взял её девичью фамилию. Стал не Вурдалаковым, а – Солнышкиным.
Одно только было плохо – 6 «А» совсем от рук отбился. Никого не слушался. До тех пор, пока в школе не появился новый учитель физкультуры по фамилии Людоедов. У него были большие и острые зубы… Но об этом в другой раз.
Даша и людоед
Жила‑была девочка Даша, очень симпатичная, но непослушная. Ни в школе никого не слушала, ни дома.
И вот однажды Даша так расшалилась, что мать возьми да и скажи в сердцах:
– Ах, какая же ты несносная девчонка! Вот сейчас придёт людоед и съест тебя вместе с косточками!
На беду, в это самое время под окнами проходил настоящий людоед. Звали его Пётр Ильич. Услышал он материны слова и, конечно, страшно обрадовался; потому что наступило время ужина, а на ужин у людоеда никого не было.
«Тук‑тук‑тук!» – постучал он в дверь. Мать открыла, недоумевая, что за поздний гость пожаловал?
– Добрый вечер, – говорит людоед. – Давайте знакомиться. Меня зовут Пётр Ильич. Можно просто Петя.
– И что дальше? – не понимает мать.
– Ничего, – отвечает Пётр Ильич. – Пришёл вашу дочку есть. Как вы и хотели.
Ахнула мать от такого сюрприза, но делать нечего: слово не воробей, вылетит – не поймаешь.
– Вы уж как‑нибудь того… – просит она людоеда, – побыстрей её ешьте. Чтоб девочка не мучилась.
– Не беспокойтесь, мамаша, – говорит Пётр Ильич. – У меня и батюшка людоедом был, и матушка – людоедка. Я своё дело знаю: так проглочу вашу дочку, что она даже не заметит.
– Ой, спасибо, голубчик, – с облегчением вздохнула мать. – Утешил.
На том и распрощались.
Привёл людоед Дашу к себе домой: огонь в очаге развёл, здоровенную кастрюлю над огнём повесил.
– Полезай, – приказывает, – в кастрюлю и варись ровно сорок минут. Да смотри не забывай себя регулярно помешивать и подсаливать.
А сам сел на лавку и стал напильником зубы точить.
Тут только Даша ясно поняла, что она одной ногой в могиле стоит и если сию же секунду чего‑нибудь не придумает, то и другой ногой в могилу встанет. А надо сказать, что девочка она была хоть и непослушная, но умная.
– Пётр Ильич, – говорит Даша вкрадчиво, – а вы знаете, что вас зовут точно так же, как великого композитора Чайковского?
Людоед, конечно, этого не знал и поэтому очень удивился.
– Врёшь поди, – глядит недоверчиво. – Чтоб людоеда звали так же, как и великого композитора? Да в жизнь не поверю.
– А вот и не вру, – отвечает Даша и, чтобы ещё сильнее запутать людоеда, предлагает: – Хотите, я вам его балет «Лебединое озеро» станцую?
И, не дожидаясь людоединого согласия, девочка протанцевала весь балет от начала до конца. Да ещё и музыку из балета просвистела.
Людоеду это о‑о‑очень понравилось; особенно когда Даша на одной ноге тридцать два раза прокрутилась, изображая умирающего лебедя.
– Ух ты! – с восторгом завопил он. – Всё! Точка! Решено! Я тоже буду композитором!
А хитренькая Даша ему в ответ:
– Чтобы стать композитором, надо есть одни одуванчики.
Людоед тотчас бросился варить щи из одуванчиков… Похлебали они этих щей, поболтали о том о сём… Наконец Даша и говорит:
– Ну ладно, Петя, пора мне домой бежать, а то мать, наверное, с ума там сходит. А ты ешь побольше одуванчиков и попробуй сочинить оперу.
Прибежала Даша домой, а мать действительно с ума сходит, почти уже сошла.
– Дашенька! – кричит диким голосом. – Ужинать будешь?!
– Спасибо, мамочка, – отвечает Даша. – Не откажусь ещё разок перекусить. А то людоед костлявый попался, а ты у меня пухленькая, мягонькая…
Как услышала мать эти слова, так вся и задрожала, словно осенний листок.
– Не губи, доченька, – молит слёзно. – Прошу, не губи!
– Да я пошутила, – смеётся Даша. – У тебя что, мама, чувства юмора нет?
– Уфф, – вытирает мать со лба холодный пот. – Шутница ты у меня, дочурка.
В общем, поужинали они и легли спать.
А на следующий год опять Пётр Ильич к ним заявился: во фраке, в лакированных ботинках… Та‑акой важный, и не подумаешь, что когда‑то людоедом был.
– Здравствуйте, дамы, – степенно этак здоровается. – Разрешите пригласить вас в оперный театр на премьеру моей оперы «Я никого не ем».
И протягивает матери и Даше два пригласительных билета.
Вот так‑то!
Про мальчика Филю, который любил всех душить
Жил один мальчик. Звали его Филя. И у него была такая манера: подкрадётся тихонечко сзади, схватит за шею и давай душить. И вот ему исполнилось восемь лет. И Филина мама пригласила на день рождения сына свою лучшую подругу – Надежду Сергеевну. Сидят Филина мама и Надежда Сергеевна за столом. Беседуют. А в это время Филя, по своей давней привычке, тихонько подкрался к Надежде Сергеевне, схватил её за шею и стал душить.
Душил‑душил, да и задушил. Надежда Сергеевна и ойкнуть не успела.
Филина мама, конечно, очень расстроилась.
– Филенька, – сказала она, погрозив сыну пальчиком. – Ай‑ай‑ай…
– А чё? – не понял Филя.
– Я же тебя просила не подкрадываться сзади. И тем более не душить. Какой же ты у меня непослушный.
– Нет, послушный, – говорит Филя.
– Нет, непослушный, – говорит мама.
– Нет, послушный, – говорит Филя.
– Нет, непослушный, – говорит мама. – Ты Надежду Сергеевну задушил.
– Послушный, послушный, послушный… – затараторил Филя.
В это время пришёл Филин папа – Прохор Петрович. Он ходил покупать Филе на день рождения торт «Сюрприз». А его дома другой сюрприз ожидает.
– Наш Филенька задушил мою подругу Наденьку, – сообщила мужу Филина мама.
– Это какую же?.. – спрашивает Прохор Петрович – Ту, что стюардессой работала?
– Да нет, – отвечает Филина мама. – Ту, что балериной подрабатывала.
– А‑а, – вспомнил Филин папа.
– Так что Филюша её задушил, – повторила Филина мама. – А отвечать придётся тебе, дорогой.
– А почему – мне? – спрашивает Прохор Петрович.
– А потому, что ты его отец.
– А ты его мать, – парировал Прохор Петрович. – Значит, тебе отвечать.
– Нет, тебе!
– Нет, тебе!
Филины родители заспорили. И спорили до тех пор, пока Филя к ним не подошёл и не сказал:
– Мамка, папка, ну чё вы ругаетесь. Всё должно быть по‑честному. Раз я задушил, я и отвечать буду.
– Кха!.. – вдруг кашлянула Надежда Сергеевна, и ещё раз: – Кха‑а…
– Надюшка! – обрадовалась Филина мама. – Господи, как ты нас напугала!
– Кха‑а‑а, кха‑а‑а, – продолжала кашлять Надежда Сергеевна.
– А Филенька – больше всех испугался, – тараторит Филина мама. – Бегает вокруг тебя, плачет‑плачет: «Тёть Надь, тёть Надь, не умирай! Я тебя очень люблю!» Скажи, Филенька.
– Ага, – сказал Филя, ковыряя пальцем в носу.
Надежда Сергеевна наконец откашлялась и говорит:
– Вот в рот компот! Чуть не сдохла.
А Прохор Петрович достал торт и весело сказал:
– Да бросьте вы, Надя. Всё хорошо, что хорошо кончается. Давай‑те пить чай с тортом.
Тайна комнаты с чёрной дверью
Жила‑была девочка Светка со своим папкой в обшарпанной девятиэтажке. И вот однажды папка женился на бизнесвумен (бизнесвумен – если кто не в курсе – это женщина, которая занимается бизнесом).
Звали бизнесвумен – Алёна.
А жила она в роскошном загородном особняке. Куда Светка с папкой и переехали из своей девятиэтажки.
Каждое утро бизнесвумен Алёна уезжала на своём чёрном «бентли» по своим бизнесвуменским делам. Папка занимался по хозяйству; а Светка от нечего делать бродила по огромному особняку.
Бродила‑бродила и забрела в самый отдалённый уголок. Смотрит – чёрная дверь. Подёргала Светка ручку – не открывается. «Странно, – думает, – все двери открываются, а эта – нет». И решила Светка понаблюдать за чёрной дверью.
И вот что выяснила.
По вечерам бизнесвумен Алёна возвращалась из своей фирмы усталая, раздражённая, бледная… И первым делом заходила в комнату за чёрной дверью. А через пять минут выходила. Но уже бодрая, весёлая, с румянцем во всю щёку…
«Что же за этой чёрной дверью? – недоумевает Светка. – Как бы это узнать?»
Вскоре ей такой случай представился. Алёна забыла запереть чёрную дверь. И вот Светка вошла и с ужасом увидела, что за чёрной дверью находится чёрная комната, а в этой чёрной комнате стоят чёрные гробы, и на крышке каждого гроба – надпись. На одном гробу написано: «Муж № 1»; на втором: «Муж № 2»; на третьем: «Муж № 3»… И так далее. И у Светки закралось подозрение, что бизнесвумен Алёна специально замуж выходит, чтобы потом своих мужей убивать и в этой комнате в гробы складывать.
Но зачем – вот вопрос?
Вечером Светка выяснила и это. Пришла она пораньше в чёрную комнату и спряталась за гробами. Через некоторое время появилась бизнесвумен Алёна. Как всегда после своего бизнеса – бледная, поникшая, с потухшим взором… И говорит: «Эй, мертвецы, дайте мне силы!» Тотчас же от всех гробов к Алёне сияние пошло. Щёчки у бизнесвуменши сразу заалели, губки заулыбались, глазки засверкали… «Это она от мертвецов энергией заряжается», – догадалась Светка. А бизнесвумен Алёна, зарядившись от мёртвых мужей энергией, захохотала и вышла из комнаты; опять, на Светкино счастье, забыв чёрную дверь запереть.
«Надо скорее всё папке рассказать, – решила Светка. – А то, чего доброго, эта бизнесвумен ещё и его убьёт».
Прибежала Светка к папке, и как раз вовремя – Алёна уже руку с ножом над ним занесла. А папка и не видит. Пялится себе в телик, где футбол показывают.
– Папка! – закричала Светка. – Берегись!
Папка тотчас же повернулся от телика, с ходу во всё врубился и перехватил руку с ножом.
– Ага‑а, – говорит он Алёне, – я давно подозревал, что ты меня убить хочешь!
Приехала полиция и арестовала бизнесвумен Алёну. И отправила её в тайгу – лес рубить и комаров кормить. А особняк опечатала.
И Светка с папкой вернулись к себе в обшарпанную девятиэтажку.
С тех пор Светкин папка больше на бизнесвумен не женился. А женился только на просто вумен.
Чмок-чмок
Жил‑был маленький Андрюшенька. И когда он не хотел есть манную кашу, мама ему говорила:
– Если ты сейчас же не съешь кашку, то придёт страшный и ужасный Чмок‑Чмок и заберёт тебя с собой.
Андрюшенька пугался Чмок‑Чмока и быстренько съедал кашу. Ещё и тарелку вылизывал.
Прошло какое‑то время, и маленький Андрюшенька стал большим Андреем, учеником 5 «Б» класса. Но он не забыл о страшном и ужасном Чмок‑Чмоке, которым мама пугала его в детстве. «А что, если и вправду есть такой Чмок‑Чмок?» – частенько думал Андрей.
И вот как‑то раз в 5 «Б» должна была быть контрольная по математике. Андрей к ней не подготовился. Проснулся он ночью и думает: «Эх, точно завтра двойбан схвачу». А потом ещё думает: «Попрошу‑ка я Чмок‑Чмока, вдруг он мне поможет».
И попросил шёпотом:
– Страшный и ужасный Чмок‑Чмок, сделай, пожалуйста, так, чтоб завтра не было контрольной.
– Чмок‑чмок, – раздалось из угла громкое чмоканье.
На другой день приходит Андрей в школу, а в 5 «Б» не только контрольной по математике нет, но даже и самой математички.
– Самокат, – спрашивает Андрей у своего друга Генки Самокатова, – а где Сонечка?
– Какая Сонечка?
– Ну наша математичка, Софья Николавна.
– Ты что, офонарел? – отвечает Генка. – Нет у нас никакой Софьи Николавны.
– А кто ж математику ведёт?
– Никто не ведёт.
Андрей, думая, что Самокат прикалывается, спросил у других ребят. Но и они ничего не знали о Софье Николаевне. «Ни фига себе», – поразился Андрей.
А некоторое время спустя Андрей поссорился с Генкой Самокатовым. Тот ему на переменке подножку подставил. Андрей ка‑ак грохнется и коленку до крови содрал. Ночью ему не спалось, коленка болела.
«У гад, Самокат!» – подумал он со злостью. А вслух сказал:
– Страшный и ужасный Чмок‑Чмок, проучи‑ка этого Самокатова.
– Чмок‑чмок, – послышалось в ответ чмоканье из угла.
На следующий день приходит Андрей в школу, а никакого Генки Самокатова и в помине нет. И никто про него ничего не знает. «Вот так фишка!» – изумился Андрей и после школы позвонил Генке домой.
Трубку взяла Генкина мать.
– Здрасте, – говорит ей Андрей, – а можно Гену?
– Какого Гену? – спрашивает Генкина мать.
– Ну… вашего сына.
– Нет у меня никакого сына, – отвечает Генкина мать.
Короче, пропал Генка Самокатов с концами. Так же, как и Софья Николаевна.
Прошло ещё какое‑то время. И мама Андрея привела ему нового папу. Константина Сергеевича. И таким этот Константин Сергеевич занудой оказался! Постоянно на Андрея наезжает: то уроки делай, то по дому помогай… Заколебал прямо.
И в одну из тёмных ночей Андрей попросил Чмок‑Чмока:
– Страшный и ужасный Чмок‑Чмок, убери ты этого Константина Сергеевича куда‑нибудь подальше.
– Чмок‑чмок, – донеслось из угла уже привычное чмоканье.
Наутро выходит Андрей на кухню. Мама завтрак готовит.
– А где Константин Сергеевич? – ненароком интересуется Андрей.
– Какой Константин Сергеевич? – удивляется мама.
«Йес! – радостно думает Андрей. – Получилось!»
С тех пор всё так и пошло. Только у Андрея возникнут проблемы с каким‑нибудь человеком, он сразу же обращается к Чмок‑Чмоку. И на следующий день нет ни проблем, ни этого человека…
«Интересно, – думает Андрей, – куда же все эти люди исчезают?..»
И так ему любопытно стало, что раз ночью он и говорит в темноту:
– Страшный и ужасный Чмок‑Чмок, а можно мне посмотреть, куда они все исчезли?
– Чмок‑чмок, – прочмокал Чмок‑Чмок.
А на следующий день – где Андрей? Нет Андрея! Исчез… Главное, что о нём никто и не вспомнил. Ни мама… ни одноклассники… Словно его и не было никогда.
Вот так‑то, мои маленькие читатели и читательницы. Чмок‑чмок…
Уродушка
Одна женщина работала на атомной станции. Уборщицей. Вытирала пыль с атомного реактора. И, видимо, облучилась, потому что у неё родился мальчик. Да не простой, а очень умный. Не успел он родиться, как тотчас начал разговаривать. В пять месяцев он уже читал и писал, а в год научился пользоваться компьютером.
Все кругом прямо ахали и в один голос говорили женщине: «Это же ненормально – быть таким умным». А женщина и сама понимала, что родила ненормального ребёнка. Она его и врачам показывала, и экстрасенсам – ничего не помогло, мальчик с каждым днём становился всё умнее и умнее.
«Ты у меня прямо уродушка какой‑то», – глядя на сына, частенько вздыхала женщина.
Когда Уродушке исполнилось шесть лет, он пошёл в школу. Но проучился там недолго. Его отчислили. Уродушка оказался умнее всех учителей и постоянно поправлял их на уроках.
Пришлось женщине нанять профессора, чтоб он индивидуально с Уродушкой занимался. Но не успевал профессор задать Уродушке домашнее задание и выйти на улицу, как Уродушка уже кричал ему в форточку: «Всё решил!» Профессора это ужасно раздражало, и он перестал приходить.
И гости тоже перестали ходить к женщине. Потому что, чуть только кто‑нибудь из гостей начнёт о чём‑то рассказывать, Уродушка – ему: «Знаю, знаю, знаю…» Гость хмурился и замолкал. А мать после укоряла сына: «Знаешь, Уродушка, и молчи».
В общем, совсем женщина измаялась со своим ненормальным сыном. И кто‑то посоветовал ей обратиться к ведьме.
Привела мать Уродушку к ведьме, та посмотрела на мальчика и говорит: «У него слишком большой мозг, надо половинку высосать». И, сунув Уродушке в ухо соломинку, ведьма высосала из его головы половину мозга.
И Уродушка сделался нормальным.
Кстати, имя у него было вполне нормальное – Ваня. Когда он вырос, его стали уважительно называть – Иван Иванович. А многочисленные друзья звали попросту: Иваныч. Потому что он был такой же, как все. И больше никого своим умом не раздражал.
Вовка Морковкин и диван‑вампир
Сломалась как‑то у Вовки Морковкина кровать. И он вместе с папой, мамой и сестрой Капой пошёл в мебельный магазин покупать новую. А продавщица и говорит: «Кровати все кончились. Если хотите, берите диван». Осмотрели мама, папа, Вовка и Капа диван – вроде ничего. И расцветка красивая – бледно‑розовая.
Купили и привезли домой.
Лёг Вовка спать. Утром проснулся – всё тело какое‑то вялое. И голова кружится. Диван между тем уже не бледно‑розовый, а – тёмно‑розовый.
На следующее утро Морковкин вообще еле‑еле с дивана поднялся. А диван из розового стал красным.
– Что‑то тут не так, – говорит папа. – Дай‑ка, Володька, я на диване посплю.
Утром у папы появились те же самые симптомы, что и у Вовки, – слабость во всём теле и головокружение. А диван уже не красный, а пунцовый.
– Ничего не понимаю, – пожимает плечами Вовкин папа.
– Теперь я попробую на нём поспать, – решила Вовкина мама.
Попробовала – и чуть «концы не отдала», как выражаются на флоте. А диван уже не пунцовый, а багряный.
– Надо нам всем идти к врачу, – принял решение Вовкин папа.
Пришли они к врачу по фамилии Микстуров и всё ему рассказали.
– Так‑так, – сказал врач Микстуров. – Значит, вначале диванчик розовый был?
– Ага, – подтверждает Вовка, – а потом стал красным.
– А затем пунцовым, – добавляет папа.
– А сейчас он багряный, – прибавляет мама.
– Всё ясно, – говорит врач, – это диван‑вампир. Он из вас кровь высасывает.
– Да какой ещё диван‑вампир? – морщится Вовкин папа. – Бросьте вы, доктор, сказки рассказывать.
Но Микстуров не бросил. Наоборот, взял скальпель и сказал:
– Пойдёмте. Я вам докажу, что это не сказки.
Пошли они. Пришли.
И как раз вовремя. Потому что на диване лежит Капа, вся бледная‑пребледная. А ведь папа строго‑настрого запретил ей ложиться на диван.
– Я же тебе строго‑настрого запретил ложиться на диван! – принялся выговаривать папа непослушной Капе.
– Ой, папочка, – стонет Капа в ответ, – я больше не буду. Помогите мне скорей встать, а то он ко мне присосался.
Помогли Капе подняться с дивана, смотрят – а диван уже не багряный, а – бордовый.
Врач Микстуров взмахнул скальпелем и – вжик! – по обшивке. И ещё раз – вжик!.. Из дивана ка‑ак хлынет кровища!
– Ну, что я вам говорил? – победно усмехается Микстуров. – Типичный диван‑вампир.
– Что же нам теперь с ним делать? – не понимают папа с мамой.
– Надо его обратно в магазин сдать, – предложила Капа.
– Точно, Капка, – поддержал сестру Вовка, – Пока гарантийный срок не кончился.
– А продайте‑ка вы его мне, – говорит врач. – Я его буду вместо пиявок использовать. У многих же, в отличие от вас, крови слишком много, и лишнюю кровь из них пиявки высасывают. По‑медицински это называется «пиявкотерапия». Пусть‑ка пиявочки отдохнут, а диванчик поработает.
Папа и мама так и сделали: продали Вовкин диван‑вампир врачу Микстурову. А Вовке купили зелёную кровать с чёрной простынёй. И вот в первую же ночь…
Впрочем, мои маленькие читатели и читательницы, это уже совсем другая история.